– А что это такое белое? – Прис указала пальцем. – Не сыр, а другое.
– Это делается из сквашенного соевого молока. Жаль, что у меня нет… – Джон Изидор осекся и густо покраснел. – Вообще-то, это ели с мясной подливкой.
– Андроид, – пробормотала Прис. – Точно такими ошибками и выдают себя андроиды.
То, что Прис сделала потом, повергло Джона Изидора в полнейшее замешательство: она подошла к нему вплотную и на мгновение крепко его обняла.
– Я попробую персики, – сказала Прис через секунду, садясь за стол и беря с тарелки скользкий, оранжево-розовый, с нежным пушком по краю ломтик. Держа этот ломтик тонкими, изящными пальцами, она начала его есть – и тут же горько, навзрыд, заплакала. Слезы ручьями струились по щекам, обильно стекали ей на грудь. Джон Изидор не знал, куда деть глаза; пунцовый от смущения, он начал разливать вино по бокалам.
– Расхлюпалась, дура, – со злостью сказала Прис. – Ну так вот, – она достала носовой платок, вытерла с лица слезы и медленно прошлась по кухне, – до недавнего времени мы жили на Марсе, там-то я и познакомилась с повадками андроидов.
Голос Прис дрожал и срывался, но она продолжала говорить, и Джон Изидор подумал, что ей, наверное, давно хотелось открыть перед кем-нибудь душу.
– И вы не знаете здесь никого, кроме других таких же экс-эмигрантов, – догадался он.
– Мы все были знакомы друг с другом еще до отлета на Землю. Небольшой поселок в окрестностях Нью-Нью-Йорка. Рой и Ирмгард Бейти держали там аптеку; он был фармацевтом, а она занималась косметикой – лосьонами и прочими средствами для защиты кожи, на Марсе без них не обойдешься. А я… – она чуть замялась, – я покупала у Роя некоторые лекарства. Поначалу я остро в них нуждалась, потому что там не жизнь, а чистый кошмар. Всё это, – широким взмахом руки она обвела грязную, заваленную мусором кухню, – просто ерунда. Вам кажется, что я страдаю от одиночества. Кой черт, на Марсе каждый человек чувствует себя одиноким, бесприютным. Там куда хуже, чем здесь.
– А как же андроиды? – Видя, что обстановка вроде бы разрядилась, Джон Изидор сел за стол и начал есть. – В рекламе говорилось, что они – идеальные компаньоны.
Прежде чем ответить, Прис рассеянно пригубила вино.
– Андроиды, – сказала она, – тоже чувствуют себя бесприютными.
– А вам нравится это вино?
– Да, – кивнула Прис, отставляя бокал. – Прекрасное вино.
– Это единственная бутылка вина, какую я видел за последние три года.
– Мы вернулись, – сказала Прис, – потому что та планета не предназначена для жизни. Вы знаете, сколько уже времени на ней никто не живет? Как минимум миллиард лет – такая она старая. Эта непостижимая древность чувствуется там в камнях, в песке, в воздухе – во всем. Одним словом, сперва я стала брать у Роя сильные лекарства: я буквально жила на этом новом синтетическом анальгетике, сайлензайне. А потом мне повстречался Хорст Хартман, который торговал тогда почтовыми марками, коллекционными, всякими редкостями – там у тебя оказывается столько свободного времени, что просто необходимо завести себе какое-нибудь хобби, занятие, которому можно предаваться часами и годами, без конца. И вот он, Хартман, заинтересовал меня доколониальной беллетристикой.
– Старыми книгами?
– А конкретно – историями про космические путешествия, написанными до начала космических путешествий.
– А как могли быть истории про космические путешествия, когда самих космических путешествий…
– Писатели их придумывали.
– Основываясь на чем?
– На собственном воображении. Чаще всего они ошибались – описывали, скажем, Венеру как пышные тропические джунгли, где бродят огромные чудовища и женщины, закрывающие свои пышные груди сверкающей броней, на манер всяких Брунхильд и Кримхильд. – Прис всмотрелась в равнодушное лицо Джона Изидора. – Неужели это вас не интересует? Крупные женщины с длинными золотистыми волосами и броневыми чашками размером с хорошую дыню?
– Нет, – качнул головой Изидор.
– Ирмгард – блондинка, – сказала Прис. – Только не крупная, а миниатюрная. Как бы то ни было, контрабандой на Марс старых доколониальных книг, журналов и фильмов можно заработать огромные деньги. Вы себе не представляете, насколько это увлекательно – читать про огромные города и заводы, про успешные, процветающие колонии. И буквально видеть, каким мог быть Марс. Каким он должен был быть. Каналы…
– Каналы. – Джону Изидору смутно помнилось, что когда-то он про них читал. В древности люди верили во многое, в том числе и в марсианские каналы.
– Сеть каналов, покрывающая всю планету. – В голосе Прис появилась мечтательность. – И существа из неведомых глубин Вселенной. Бесконечно мудрые. А еще – рассказы про Землю, действие которых происходит вот сейчас, в наше время, и даже в еще более далеком будущем. Рассказы, в которых не было места радиоактивной пыли.
– Мне кажется, – сказал Джон Изидор, – что после такого чтения человек должен чувствовать себя еще хуже.
– Вы ошибаетесь, – качнула головой Прис.
– А вы привезли что-нибудь из этого доколониального чтива сюда? – заинтересовался Джон Изидор. – А то я бы тоже хотел почитать.
– На Земле такие книги ничего не стоят, здесь их никто не читает. К тому же их полным-полно в здешних библиотеках, их там воруют и переправляют автоматическими ракетами на Марс. Стоишь ты себе ночью на пустынной равнине, и вдруг в небе появляется огонек, потом ты различаешь ракету, она падает, раскрывается и вываливает наружу пачки старых, затрепанных журналов и книг. На Земле они гроша ломаного не стоили, а здесь – на вес золота. Но сперва, перед тем как продать, ты их, конечно же, прочтешь. – Рассказывая, Прис все больше и больше увлекалась. – Изо всех этих книг…
Во входную дверь громко постучали.
– Я не хочу открывать, – прошептала мгновенно побледневшая Прис. – Сидите тихо, пусть думают, что здесь никого нет. Вот только заперта ли дверь? – добавила она, едва шевеля бескровными губами. – Господи, ну пусть будет заперта…
Ее расширенные страхом глаза смотрели на Джона Изидора, словно моля о помощи.
– Прис, – донесся с лестницы сильно приглушенный толстой дверью голос. Вроде бы мужской. – Прис, ты здесь? Это мы. Рой и Ирмгард. Мы получили твою открытку.
Прис бесшумно, как кошка, метнулась в гостиную, а через пару секунд вернулась с ручкой и клочком бумаги, села и торопливо нацарапала кривыми, пляшущими буквами:
ПОДОЙДИТЕ К ДВЕРИ.
Джон Изидор неуверенно забрал у нее бумагу и ручку и написал чуть пониже:
И ЧТО СКАЗАТЬ?
Еще мгновение, и Прис со злостью, разрывая ручкой бумагу, накорябала:
