Бремя учительства.
Много ли мы знаем об учителях великих ученых и деятелей прошлого. О тех, кто наставлял маленьких оболтусов на пути истинном. Привил им любовь к науке. Засеял зерна сомнения в души будущих гениев. В зрелости, руководил работой, исправлял ошибки, помогал с первыми опытами и статьями… В изобретениях, открытиях, изменивших мир — в худшую, лучшую ли сторону немалая толика и их труда. Безымянных, безвестных героев невидимого фронта.
Да что там учителя! Одна из самых знаменитых и противоречивых фигур в истории — Иисус Христос. Много ли мы знаем о его земном отце? Ну, был мужем Марии, ну плотник, кажется, из Назарета, кажется, звали Иосиф, или Матвей… или Иоанн… А ведь будущий бог пачкал пеленки, произносил первые слова, рос и мужал в его доме. Называл папой. Обучался ремеслу. Потом вместе они работали, плотничали, день в день, до тридцати лет Христа. Немалый срок!
Стоп!
Интересно, у всех пишущих так — стоит начать, и не можешь остановиться, или я особенный? Есть некоторое очарование в том, как на девственном листе бумаги появляются буквы, складываются в слова, фразы. И вот уже мысль — твоя, не чья-нибудь смотрит на тебя с бумаги черными каракулями. Акт творения!
Стоп!
Возвращаясь к Штирнеру, тогда мне взбрело в голову узнать, как можно больше об этом ученом. Не вспомню, как я дошел до этого. Возможно, думал вернуться и договорить с Эйнштейном. Возможно, хотел лучше понять его и его более чем странную реакцию на палачей. Возможно — простое любопытство.
Как бы то ни было, я набрал на коммуникаторе эту фамилию. Поисковик выдал полтора миллиона ссылок. Тогда я добавил «солнечная буря» — число ссылок сократилось до тысячи. В принципе, уже можно было начинать читать, но я подумал и добавил: «палач», и ссылок осталось два десятка. Уже первая открытая страница просветила меня: «Людвиг Штирнер — ученый стеллолог, действительный член Олдейской, Волмской и СИКской Академий Наук. Лауреат Ленинской и Кавендишской премий. Наиболее известен исследованиями в области, так называемых, «солнечных бурь». Его труд: «Некоторые механизмы жесткого излучения, происходящие в коронах звезд спектрального класса В» оказал значительное влияние на… бла, бла, бла. И, наконец, в самом низу. Дата смерти и небольшая, но много объясняющая фраза: «казнен приговором палача».
* * *
Бедняк и толкователь снов
Однажды к толкователю снов пришел простодушный бедняк и сказал:
— Меня постоянно тревожит один и тот же сон. Мне снится, что я был один в разрушенном селении, и, куда бы я не обращал там свой взгляд, везде были одни руины, и вдруг среди этих развалин я провалился в какое-то подземелье и оказался в сокровищнице.
Толкователь снов, услышав этот рассказ, решил посмеяться над бедным простаком и важно заявил ему:
— Такой сон может увидеть не каждый, и я уверен, что он — вещий. Поэтому ты подбей железом свои башмаки и ступай за холмы. Там ты найдешь развалины. Походи среди них, останавливаясь в разных местах, и где остановишься, ударяй посильнее ногой в землю. Там, где твоя нога провалится, ты разрой эту яму своими руками, и если найдешь подземный ход, знай, что он приведет к тому месту, где ты найдешь свое богатство.
Простодушный бедняк поверил насмешнику и в точности исполнил его указание. Но как только он оказался среди руин и сделал два шага, его нога провалилась, и в месте провала оказался подземный ход. Простак спустился в него и… нашел клад. Его искренность и вера помогли ему.
— Ну, а когда Михра — сын бога, значить, под свое крылышко все окрестные племена и еще много племен, по этой, как ее — дороге, двинулись мы тогда на этот, как его — Рахат — город, значить, — добровольный, но не бескорыстный информатор Руслана Сваровски уже не без труда ворочал языком. Несмотря на частые подмигивания собеседника и чуть менее частые многозначительные паузы, Руслан решил повременить с дальнейшими заказами, ибо рисковал попросту недослушать историю, а внималось повествование с неослабевающим интересом.
— На чем я?.. Ага! Ну так вот — на Рахат! Ох и время было, доложу я тебе, этот, как тебя, мил человек. Золото, бриллиянт, а не время. Мы — молодые по степи, на лихих скакунах! Папашка мне своего Расинта отдал. Старый, но на пол дня под седлом его хватало. Если неспешно. За кушаком — сабля, за пазухой — ветер, в голове… не важно. Зато кормили справно! Лепешки, сыр, иногда это, как его… мясо. На чем я?..
— Двинулись вы на город.
— Точно! На него, родимый, на Рахат, значить! Но народу-то много, эта, как ее… армия! Не, не армия… орда! Во — точно, орда! А оружия — с гулькин нос. Ну у нукеров — бластеры, это понятно, ну еще может с сотню бластеров наберется во всем войске. А у рахатских-то, почитай у каждого по лучевику, а еще пушки, потом эти, как их… то ли минометы, то ли гаубицы, во — точно — гаубицы и флайеры. И защита у города — будь здоров. Стены в два роста, и еще ров, и силовое поле. Стали мы, значить, в степи, не доходя до Рахата, стоим, затылки чухаем, на город смотрим. Поле силовое голубым переливается. Красотища! Я саблю свою точить принялся. «Эх, — думаю, — надо было у папашки еще двустволку взять. Старую, но на пару выстрелов хватило бы.
Рассказчик взял очередную паузу, многозначительно водя глазами от стойки с выпивкой до их стола. Руслан мужественно не повелся на провокацию. Вздохнув, старик продолжил.
— Помню — утро было. Стояли мы под Рахатом уже дней несколько. Вышел Михра из шатра своего, собрал военачальников и велел строиться. «Ну, — думаю, — началось!» Ан нет, началось, но не то, что думал. Встал Михра перед строем и кричит. «Ночью, — говорит, — было мне откровение от бога нашего милостивого, отца моего небесного Арамазда. Откликнулся он, значить, на мои молитвы и посылает нам благословение и милость свою!» «Нам бы к милости чего посерьезнее», — думаю. Велел Михра от каждого отряда по дюжине человек, значить, идти с ним. Ну, я и пошел в числе других, от нашего. А чего? Любопытно!
Очередная пауза не возымела на Руслана должного действия, и старик продолжил.
— Недолго ехали, лошадей взяли, тех, что повыносливее, повозки. За нашей стоянкой холм был большой. Может, курган старый, может еще чего. Зашли с другой стороны, а там — дыра, прямо в холме, вроде пещеры. Только откуда в холмах пещеры! «Вот, — говорит Михра, — отец мой небесный указал мне это место и сказал, что внутри мы найдем, что нам поможет». — Или как-то так сказал. Мы и полезли, а куда деваться? И я в числе прочих. Пещера, слава Арамазду, неглубокая, а там… Ящики! Много, в рядов несколько, и друг на друге. Мы вытянули их, открыли, а там… слава Арамазду! Оружие! И какое. Бластеры, гранаты, ножи лучевые, ракетные установки портативные. Ни до, ни после я столько оружия в одном месте не видывал. И все новенькое, с клеймами, блестит. Воистину — вот уж милость от Арамазда Великого, так милость! Я и раньше-то не сомневался, что Михра — сын бога, а здесь всей душей уверовал! Погрузили мы, значить, ящики на лошадей, на повозки и обратно к лагерю.
