– Брось, брат. Не жену же ты взял из этих диких, холодных, варварских мест. А обманом заманил будущую рабыню. Рано или поздно ей надо будет показать ее место.
– Я бы предпочитал, чтобы поздно.
– Как знаешь. Ты старший. Но не забывай, что ты купец. А даром взяв такую рабыню, ты неплохо заработал.
Все это так бы и осталось пока без результатов.
Но на следующий день Яра почувствовала, что они подплывают к Лысой горе. Там, правда, никого не было. Но, может, она просто ошибается? Не ахти какая сильная она ведунья.
– Харон, давай пристанем, – попросила она купца. – Мне надо на ту гору сбегать.
– На какую? – настороженно спросил Харон.
– Да вот на ту, видишь?
– Вижу.
– Так пристанешь, а то я могу и вплавь добраться.
Это еще больше встревожило Харона. Но он не выдал своих чувств.
– Пристанем. Не волнуйся. Но вечереет. Пойдешь туда утром. А пока перекусим. И, кстати, коль скоро добралась ты до своей горы, отпразднуем это. И выпьем ка вина.
Яра согласилась.
А утром, когда она проснулась, то почувствовала, что корабль плывет. Она выскочила из господской надстройки и увидела, что солнце уже высоко, а горы и в помине нет. Проплыли они ее.
Не раздумывая, хотела броситься Яра в реку.
Но за ней уже следили. Схватили и связали. Так, связанную, и бросили в господскую надстройку.
– Ну, что теперь делать будешь, брат? Такую рабыню надо долго приручать, это как дикую кобылицу объездить.
– Хочешь предложить свои услуги в этом деле? – хмуро сказал Харон.
– Нет. Хочу предложить тебе выгодное дело. Приручать ее. Потом мыть, кормить и поротый зад маслом мазать, прежде чем на продажу выставить. И еще не ясно, сколько за нее получишь.
– Не заговаривай зубы! Получишь много.
– Много, много. Не спорю. Но торговля дело рисковое. Предвидеть всего нельзя.
– Что ты предлагаешь?
– Снизить твой риск. Я куплю ее у тебя здесь. Необъезженную.
Он гадко захохотал.
– Сколько?
– Золотой.
– Три.
– Ты не получишь за нее столько даже на рынке в Иллионе.
– Два.
– По рукам.
– Ты теперь моя рабыня, глупая лосиха, – сказал ночью Соломон, присаживаясь к ней на ложе. – Как, будешь со мной ласкова?
Она презрительно отвернулась.
– Ты, полночная дура, наверное, не знаешь даже, что такое рабыня? Ничего. Завтра узнаешь.
На следующий день ее вывели на палубу, ловко сорвали одежду и привязали к какому-то бревну.
У Соломона рот наполнился сладковатой слюной. Он обошел бревно, жадно всматриваясь в это великолепное тело. Рука с плетью подрагивала.
– Сол, – обратился к нему брат.
– Да, – раздраженно бросил Соломон. – Не вмешивайся. Она теперь моя.
– Я не вмешиваюь, а говорю как старший купец, наставляющий младшего.
– Давай, наставляй, но поскорее.
– Брось плеть, дурень. Ты сейчас в таком состоянии, что запорешь ее. И не получишь ни ласк объезженной кобылицы, ни денег за нее, когда она тебе наскучит.
– Ты просто жалеешь ее!
– Я жалею тебя. Купец не доложен быть таким страстным. А то разоришься и сам окажешься за долги на ее месте.
– И что ты предлагаешь?
– Я же говорю, брось плеть. И…
Соломон напрягся, ожидая подвоха.
– И возьми розги. Так и ее не запорешь, и себя потешишь. И впредь, не пори ее плетью. Можешь не рассчитать.
Соломон бросил плеть.
– Ты прав, брат. Ты настоящий купец! Но где я возьму розги здесь, посреди реки?
– Что бы ты делал без заботливого старшего брата? Возьми там, – он кивнул головой в сторону, – заранее припас и размочил.
Соломон взял длинный прут, стал сбоку от Яры. Потом немного сместился, примериваясь, как бы получше нанести первый удар.
– Я тебе сейчас покажу, что такое рабыня, лосиха! – весело заорал он, и ударил ее, косо рассекая эти ягодицы, которые ему пока так и не удалось взять в руки.
Яра уже поняла, что попала в положение, не сулящее ей ничего хорошего. Но что ждет ее конкретно, она понять и предвидеть не могла. Ибо не было ни у нее, ни у ее вольных родственников никакого опыта тех взаимоотношений между людьми, которые уже вовсю господствовали среди южных потомков людоедов, которые одарили мир гнусностью под названием «государство». Гнусностью, предполагавшую рабов и господ, палачей и жертв. Клетки, где людей содержат как зверей. Огромные толпы голодных озлобленных убийц, под командованием пресыщенных вечно пьяных извращенцев, которые назовут «армиями».
Гнусностью, которой иные потерявшие ум не их потомки еще будут гордиться.
Не зная этой гнусности, Яра еще могла подумать, что ее растянули на бревне, чтобы как то взять силой. Но то, что ей сознательно будут причинять боль, она даже представить не могла.
Поэтому первый удар ожег ее совершенно неожиданно. И она закричала не только от боли, но и от растерянности и обиды.
– Получила, лосиха! – злорадно расхохотался Соломон. Крик Яры раззадорил его. И он начал сыпать удары без разбора.
А она все кричала от боли, обиды, но, поначалу, даже и от возмущения. Но розга все жгла и жгла ее. И она внезапно поняла, что это может и не прекратиться. Что она так и потонет в этих волнах обжигающей боли. И она завизжала от страха.
Этот пронзительный визг вернул Соломона к действительности. Он на мгновение опомнился. Опустил прут и злорадно осмотрел покрытые рубцами ляжки и ягодицы Яры. А потом начал бить ее медленно, с разбором, наслаждаясь результатом каждого удара, наблюдая, как дергаются ее бедра после того, как розга со свистом впивается в ее ляжки или зад.
Но вскоре он снова вошел в раж, и опомнился, только, когда понял, что длинный прут в его руках сломался.
Яра лежала перед ним безмолвная.
Соломон отбросил прут.
– Вот видишь, Сол, если бы ты меня не послушал, и порол ее плетью, то сейчас мог бы распрощаться со своими двумя золотыми, – раздался рядом голос старшего брата. – Она бы уже подохла. А ты не царь, чтобы так дорого платить за столь короткое удовольствие.
– Спасибо, брат. Это было бы слишком легко для нее. Но ей можно еще немного всыпать?
– Давно не торговал рабами, – сказал Харон, и подошел к Яре. Пощупал ее в нескольких местах, и сказал, – еще удара три можно.
Соломон взял новый прут и обошел свою жертву. Выбрав несколько мест на ее ягодицах и ляжках, где пересекающиеся шрамы особо обильно сочились кровью, он расчетливо с потягом ударил по ним.
Яра застонала.
– Поняла, лосиха, что такое быть рабыней? – спросил Соломон почти миролюбиво, и тут же деловито спросил у брата, – а когда ее можно будет снова выпороть?
– Не раньше, чем через пять дней, и, конечно, не так много, как сейчас, – ответил тот. – А послезавтра можешь прийти к ней ночью. Вряд ли она будет сопротивляться, но и особого удовольствия тебе вряд ли доставит. Будет лежать, как бревно.
