– За что получит при следующей порке.
После этого все слилось для Яры в один темный провал. Ее пороли и насиловали. Насиловали и пороли.
Болели иссеченные розгами бедра и ягодицы. А также низ живота. Она впервые узнала, что телесная близость может приносить боль, если ее не хочешь.
Однажды она почувствовала, что может не выдержать. Надо было что-то делать. Но что она могла? Только утихомирить гнев Соломона.
И когда он пришел к ней ночью, она неожиданно ласково, как будто не он порол ее днем, сказала:
– Я жду тебя, мой господин.
А после этого сделала все, что умела, только бы доставить ему удовольствие.
Больше ее не пороли.
В Иллионе Яра отъелась и отмылась. Покорная, она как-то быстро наскучила Соломону. И он выставил ее на невольничий рынок.
Красивая статная, и, судя по всему, не строптивая рабыня привлекла внимание покупателей. Они толпились и азартно торговались с Соломоном. Но он не спешил.
Яра стояла, опустив голову, и покорно снося жадные руки, которые задирали ей тунику, мяли грудь и ляжки.
– Эй, отойди, – заорал Соломон на одного невзрачного покупателя. – Все равно не купишь, нечего тогда и товар лапать.
Человечек в застиранном хитоне быстро отошел.
Вдруг Яре захотелось поднять голову. Она оглядела торжище и увидела лениво бродящего среди толпы вельможу. Народ перед ним расступался.
Вот он огляделся и скользнул взглядом по Яре.
Зев! Волчий Зев! Это он!
– Волчий Зев! – крикнула она.
Соломон развернул плеть. Вот тебе и объезженная кобылица. Придется сейчас ее ударить. А потом ждать, пока шрам не сойдет. Вот скотина варварская.
– Эй, хозяин! – голос Зева был повелителен. Соломон узнал вельможу-громовержца, о котором так много говорили.
– Слушаю, мой господин.
– Сколько стоит эта рабыня?
– Три золотых, мой господин.
Зев небрежно кинул ему деньги.
Соломон застыл, как истукан.
«Надо было попросить четыре. Нет, пять». Но купеческое слово на торжище должно быть незыблемо.
– Ну?! – грозно сказал Зев. – Чего встал?!
– Прошу прощения, мой господин. Она твоя.
Зев подошел к небольшому низкому помосту, на котором стояли рабы. Взял Яру за руку, и, не глядя по сторонам, пошел прочь с торжища.
Глава 8. Заботы императора
Солнце клонилось к закату. И на обширной крытой, окруженной колоннами каменной террасе было не жарко. Чего нельзя было сказать об улице.
Из полумрака террасы был виден сверкающий на солнце песок и рощица пальм вдали. Фараон сидел в кресле с высокой спинкой и задумчиво глядел вдаль.
Никто не нарушал уединение владыки.
А он любил вот так, с этой высокой террасы смотреть из полумрака и относительной прохлады вдаль на раскаленные равнины своей страны, и размышлять о ее судьбах.
Огромная империя начиналась с этих мест. Владыка, в отличие от большинства своих поданных хорошо знал ее истинную историю. Историю, начавшуюся много столетий назад, когда массы людей из становящейся пустыней Сахары, сбились в кучу в долине реки Ра, которую потомки назовут Нилом.
Места на всех не хватало, и озверевшие люди несколько поколений уничтожали друг друга. Пока стихийно не сложился новый порядок, где уничтожение было регламентировано. Оно перестало быть стихийным. Но не перестало быть уничтожением.
Только теперь одних уничтожали непосильной работой, других, не согласных, казнили. А верхушка этой пирамиды вроде бы жила, не зная забот. Но и она уничтожалась. В интригах и кознях. Тайно. Петлей, наброшенной сзади, ударом ножа из-за угла дворцового лабиринта, или ядом в кубке с вином.
Теперь уже людишек, дотоле бывших в избытке, стало не хватать. И пришлось выходить за ними на охоту.
Вначале охота была неудачной. Охотников погибало почти столько же, сколько приводили захваченных рабов.
Но потом предки нынешнего владыки нашли решение. Они отказались от первоначального аскетизма собственной жизни, и строгости к своим вельможам. Теперь демонстрация сладкой жизни стала для них профессией.
И эту сладкую жизнь показывали вождям окрестных племен. «Делайте, как мы, и будете жить так же», – лукаво зазывали имперские вельможи и цари.
И вожди с червоточиной в сердце, переставали быть вождями, а становились рабовладельцами. И присоединялись к империи. Им было так спокойней. А честных и непокорных былых коллег из когорты племенных вождей, уничтожали, наваливаясь всем скопом.
И империя росла, и росла, охватывая теперь все земли Восточного Средиземноморья.
Конечно, трудно было управлять такой империей из одного центра. И, говоря современным языком, это уже была не империя, а некая имперская конфедерация. Где иногда отдельные сатрапы кое-где даже и воевали друг с другом.
Но, милые дерутся, только тешатся.
Главное, все эти земли были организованы по одному лекалу. Везде были рабы и рабовладельцы, владыки и подданные. И все верили одним и тем же жестоким, таинственным и развратным богам. Которые назывались почти одинаково, но с небольшими различиями, обусловленными спецификой существующих диалектов.
Так, у одних развратная богиня называлась Астартой, а другие называли ее Иштар.
Да, богиня…
Вот она идет, похожая на Иштар его официальная любовница, или вторая не официальная жена. А, неважно, как назвать. Осирис их разберет.
Да, это земное воплощение Иштар он считал когда-то эталоном красоты. Пока не увидел рабынь, привезенных с севера.
Господи! Да разве эта плоскозадая, носатая, смуглая Иштар может назваться красивой?! А эта всегда наклоненная вперед шея?! А эти черные волосы, в жестких кудрях?! А эта коническая грудь, которую через много веков те, кто будут зваться антропологами, определят как «вымеобразную».
Иногда ему в его размышлениях казалось, что только такие уродины и могут рожать таких подлых вельмож и таких тупых рабов, которые его окружают.
Разумеется, владыки, которые могут себе позволить все, при первой возможности выбирают женщин с севера. Статных, белокожих, голубоглазых.
Но жрецы постоянно подсовывают фараонам в качестве цариц и официальных любовниц своих дочерей, всех этих плоскозадых Иштар с запавшими грудями и наклоненными вперед шеями. Все уродство которых может понять только человек, в жилах которого течет хоть капля крови с севера.
Как у него, например. Спасибо деду, сластолюбие которого взяло верх над политическими резонами, и который все же сумел сделать царицей женщину с севера. За что и поплатился через пару лет, скоропостижно скончавшись от неведомой болезни.
– Можно побеспокоить тебя, о мой повелитель?, – спросила между тем подошедшая.
