Насмешливую улыбку он тем более не заметил.
Теперь от дорогого подарка оставалась только корзина, и ее девать было некуда. Корзина отправилась под стол — с глаз долой. И все.
Время ланча закончилось. Сотрудник отдела политического обозрения Падме Наберрие продолжала медитировать над кружкой с остатками кофе. Никак не могла собраться с силами и заставить себя вернуться на работу. Примерно как сегодня утром. Утром вообще любой мало-мальски выходящий за рамки обыденности поступок кажется несусветной глупостью. Хотелось позвонить на работу, сказать, что плохо себя чувствуешь, потом нырнуть с головой под одеяло и отсидеться в своей квартире, в убежище, где никто не найдет, не спросит, не напомнит…
… не напомнит о том, что…
Была другая жизнь. Были воспоминания. Не стершиеся — стертые.
Вчера прошлое вернулось. С интересом посмотрело на нее глазами светловолосого мальчишки с Татуина.
Сегодня она в первый раз за десять лет обнаружила, что боится прошлого.
Вот где дура.
Могла ведь промолчать. Закончить разговор и уйти. Мало ли в Галактике Падме Наберрие?
… как и Анакинов Скайуокеров, кстати…
* * *
Скайуокер покружил над пятиугольником. Парковка наверху оказалась предназначена только для руководства «Корускант Индепендэнт». Пришлось оставить спидер внизу, на общей стоянке и ползти на лифте вплоть до отдела политического обозрения.
Естественно, он явился заранее и естественно, в 17 часов 20 минут по стандартному галактическому никакой Падме Наберрие в вестибюле не наблюдалось.
Навстречу ему выскочила совсем другая девушка.
— Ой, а вы к кому?
— Да вот думаю, кому букет подарить.
— Подарите мне!
Анакин хитро улыбнулся.
— Все равно выбирать вам не из кого, — весело сказала Ланни Шмоуг. — Женщин здесь мало. Не думаю, что вас заинтересуют сорокапятилетние кумушки. А Падме, наш старший аналитик, цветов не любит.
Скайуокер сделал все возможное, чтобы скрыть удивление.
— Почему?
— Она их выбрасывает вниз с балкона. Думает, что никто не видит. Сегодня выкинула целую корзину.
— Ей часто дарят цветы?
— Ага, кто-то постоянно присылает с курьером.
В коридоре показался мужчина средних лет, и Ланни, спохватившись, поспешила к начальству. Парочка, не обращая внимания на Скайуокера, двинулась в лифт.
— Цветы? — послышался голос за спиной.
Анакин молча передал ей букет.
— Огромное вам спасибо, — с ехидцей сказала Падме. — Я их отнесу себе в кабинет. Сейчас вернусь.
Скайуокер испытывал желание пойти за ней и посмотреть, какая судьба постигнет его букет, но удержался.
— У вас аллергия на растения? — спросил Анакин, когда они вместе вошли в лифт. Такой прямолинейности она не ожидала и выдала:
— У меня аллергия на традиции. И вообще…
— И вообще, — перебил он ее, — цветы — это прерогатива другого человека. Который присылает вам их с курьером. А потом вы разбрасываете их над Корускантом.
Падме замерла.
— Один-ноль в вашу пользу, — сказала она. — Откуда вы это узнали? Говорите немедленно. Чистосердечное признание облегчает вину.
— Пять минут здесь, и…
— Какой подлый приемчик — расспрашивать моих коллег.
— Даю слово, что они сами поделились информацией.
— Все равно нечестно. Я о вас ровным счетом ничего не знаю.
— И не боитесь? — Анакин раскрыл перед ней дверцу спидера. — Еще есть шанс отказаться от моей неблагонадежной компании. Потом будет поздно.
Падме демонстративно опустилась на сидение.
Анакин сел на место водителя. С минуту раздумывал над внезапно пришедшей в голову идеей. С трудом выудил из памяти название одной из кантин и вбил его в компьютер. Посмотрел карту, где отобразился ответ.
Спидер оторвался от площадки, обогнул пятиугольник и неожиданно пошел вниз.
Они летели около получаса. Маневрируя на битком забитых трассах, Скайуокер время от времени старался поглядывать на карту. По мере того, как спидер падал на дно столицы, к глазам липли сумерки и тени, и вокруг становилось все темнее и темнее. Наконец, небо полностью исчезло из виду. Вместо солнца в глаза пялились прожектора искусственного освещения. Закоулки, в которых теперь приходилось лавировать и нырять, трассами назвать было уже никак нельзя.
Наконец, терпение Падме иссякло и она спросила:
— Может, вы мне тоже расскажете, что мы здесь потеряли?
— Вы же сказали, что не любите традиции.
— И что?
— Скучный ужин из трех скучных блюд в скучном ресторане на какой-нибудь верхотуре — что может быть традиционнее до омерзения?
— Это так, но я пока не видела альтернативы.
— Сейчас будет.
Спидер сел на избитый в крошку терракрит. Перед глазами маячила вывеска «Три дьяволенка».
— Мы что, на самых нижних уровнях?
Анакин заглянул за бортик посадочной площадки.
— Не, до дна отсюда еще прилично падать.
— Мы туда не полетим, — решительно сказала Падме.
— Только если вы будете настаивать.
— Не буду.
— Тогда пойдем внутрь.
Скайуокер галантно распахнул дверь.
Как и следовало ожидать, высокомерных швейцаров тут не водилось. Кантина вообще была практически пуста. Несколько посетителей разместились за столиком в дальнем углу. У единственного окна расположились двое забраков не самой джентельменской наружности. Их общество скрашивала веселая и улыбчивая тогрутианка, которую, по-видимому, забраки сняли одну на двоих. За стойкой заседали двое людей и один балозар, пялясь на спортивное зрелище в надрывавшемся и порой терявшем голос холовизоре.
— Тут несколько, — Падме остановилась, осторожно прицениваясь к публике, — странно, нет?
— Кажется, это и есть оборотная сторона столицы.
— Ах, вот как, — она сделала вид, что не заметила усмешки. И уверенно направилась к столику. — Сядем сюда?
— Ага. Я пока пойду пообщаюсь с хозяином. Вам кофе с виски взять?
— Нет, лучше обычный.
К какой расе относился перетиравший бокалы бармен, Анакин с ходу определить не мог. Скорее всего, гибрид икточи и твилекка.
— Два кофе, — сказал ему Анакин. — Мне с виски, лучше с кореллианским. Девушке просто кофе. Что предлагаете на ужин?
— Может, тебе еще меню принести? — выщерился гибрид.
— Давай.
— Кухня открывается в семь вечера.
Крыть особо нечем, понял Скайуокер. А садиться в лужу перед женщиной, которую он сам приволок в это экзотическое заведение, тоже не хотелось.
— А вон те в углу что-то жрут. Или они с собой притащили?
— Не мое дело. У меня сейчас только выпивка.