— Ты уже умер, дурачок! — утешила его Юлька, почувствовавшая себя в роли мамаши. — Ну дай, я посмотрю!
— Всё равно не трогай! — увернулся от неё Дока. — Вдруг заразу занесёшь?
С обратной стороны туловища, между лопаток у него высовывался закруглённый блестящий кончик парковочного столбика.
— Да, припарковался — так припарковался! — начал стебаться Колян, выдернув Доку из-под Юлькиной опеки. — Где твоя хата, братан?
— Вон, — показал Дока. Хата маячила в отдалении.
— А полочка у тебя в ней есть?
— Есть, — удивлённо ответил Дока.
— А на полочке что?
— Орангутаны, гориллы, шимпанзе… Я на гоминидах специализируюсь. С детства зафанател.
— У солнца чего́ просил?
— Да ничего толком. Так, предметы первой необходимости. Что-то я его побаиваюсь.
— А откуда узнал, что оно исполняет желания?
— Случайно.
— Частичная амнезия в башке имеет место?
— Имеет.
— Слушай, у нас тут психотерапевтическая группа сложилась. Собираемся сесть в круг и пообщаться, попсихоанализировать. Ты на тренинги когда-нибудь ходил?
— Только в кино видел.
— Ладно, никто из нас не ходил. Разберёмся как-нибудь. Ведущим пусть пока будет Карлсон — он самый старший. Будешь участвовать?
— Почему бы и нет?
— Вот и отличненько!
* * *
Тренинг всё откладывался и откладывался. Карлсон потребовал у солнца учебник по проведению тренингов и старательно его изучал. Юлька не хотела мешать Карлсону и приставала к Доке. Дока укрывался от неё в своём жилище, курил одну сигарету за другой и просил себя не беспокоить. Майк и Колян всё больше и больше скисали. Как-то они сидели вдвоём в своих шезлонгах и пили дурацкие коктейли «Тропикана» с кучей экзотических фруктов.
— Не могу здесь больше! — сказал Колян. — Хочу ездить по миру, общаться с людьми, жить полной жизнью. Когда же это дерьмо закончится?
— Может, ещё не все собрались? — задумчиво сказал Майк. — Не, решили всё правильно: наша сила — в сообществе.
— Да никто больше не появится, Мишунь, всем нутром я это чувствую… Только вот помогут ли нам эти тренинги?
— Твоё нутро меня уже достало! — взбеленился Майк. — Лучше бы больше думал головой! Что нам ещё остаётся? Церковь построить и молиться?
— Чё ты наезжаешь? — обиделся Колян. — Про тренинги, ваще, я первый выдумал!
— А я выдумал строить город! Но никто меня не поддержал.
— Потому что ты знаешь, что надо сначала всё вспомнить. А для этого нужно действовать сообща. Да ты сам только что сказал, в чём наша сила!
— Ребят, хватит собачиться! — Юлька появилась как нельзя вовремя. — Пойдёмте лучше к Доке. Он заперся у себя и не отвечает.
* * *
Они стучали довольно долго, наконец услышали звук отодвигаемого засова и увидели недовольное лицо приматолога. Впустив их, Дока плюхнулся на диван и уставился в потолок. В руке он сжимал фигурку какого-то ухмыляющегося гоминида. Пепельница была полна окурков.
— Не стесняйся, братва, присаживайся кто куда! — пригласил вместо хозяина Колян.
— А мы тут мимо проходили, решили — дай заглянем к специалисту по приматам, — сказал Майк. — Я что-то забыл, сколько у горной гориллы хватательных конечностей.
— Ну пожалуйста, не уходи в себя! — сказала Юлька, пытаясь потрепать Доку по распущенным волосам. — Пойми, все́м очень тяжело, не только тебе.
— Думаете, ваша психотерапия поможет? — процедил сквозь зубы Дока и стал закуривать очередную сигарету.
— Смотря от чего, — сказал Колян. — От проблем, может, и не избавит, а от амнезии, я надеюсь, вылечит.
— А если я вспомню что-то страшное про себя?
— У тебя из груди торчит парковочный столбик, братан! Ты думаешь, может быть что-то страшнее?
— Спасибо, утешил, — пробормотал Дока.
— Короче, кончай киснуть и жалеть себя! Пойдёмте, в фрисби поиграем или волейбольным мячом попасуем. Спорт — великая сила!
Совместными усилиями Доку удалось вытащить на Пустошь, и они долгое время играли в игры на открытом воздухе, на время забыв о своём странном положении.
* * *
От занятий спортом Дока немного очухался и разоткровенничался.
— Такая классная баба у нас на курсе была, — рассказывал он Коляну, с которым у него как будто заладился контакт. — Изабеллой звали. Даже для одного журнала обнажённой снялась. Но кто я и кто она? Тачки нет, бабла нет, даже одеваюсь отстойно…
— Да бабам совсем не то в парнях нужно, — стал объяснять Колян. — Думаешь, им бабло и тачки нужны? Им крутость нужна, безбашенность, внутренняя смелость. Почему они в девяностые на бандюков вешались? Потому что бандюку насрать, хлопнут его завтра или нет, сечёшь? А бабло для баб — второстепенное.
Дока помрачнел.
— Спасибо, конечно, за совет, но мне эта информация теперь вряд ли пригодится. Я же ведь мертвец…
— Не ссы, прорвёмся, братан! У нас с Микаэлло, знаешь, какая теория есть? Микаэлло, расскажи Доке про ко́му!
Майк зафутболил волейбольный мяч куда-то вдаль и, отдышавшись, принялся рассказывать.
— Ну, типа мы все лежим в коме после несчастных случаев, а учёные головы ставят над нами эксперимент. Облучили нам мозги каким-то новым излучением, и это излучение и-ни-ци-ировало появление новой психической реальности — коллективного сознательного. Короче, мы создали Пустошь энергией нашего ума.
— Видал, какой у нас Майк умный? — Колян изобразил Доке гигантскую голову. — Слыхал, какие слова знает? «Ин-сце-нировать». Хрен с два я бы тебе так круто объяснил.
— А зачем нам тогда свою амнезию лечить? — резонно спросил Дока.
— А это — вроде проверки на вшивость. Если все вместе справимся с этой задачей, дальше у нас всё как по маслу пойдёт.
— Что-то я не уверен. Кажется, мы и правда все сдохли. И на рай, который обещает порядочным людям патриарх всея Руси в своих проповедях, эта хрень мало похожа.
— Ну вот, ещё один нытик завёлся! Хотя, Микаэлло, наша синяя красавица последнее время выть стала меньше, как тебе кажется?
— Да ныть-то мы все горазды, — сверкнул глазами Майк. — «Не могу здесь больше! Когда это дерьмо кончится!»
— Ты всё-таки этот… человеконелюбец, в натуре! — сплюнул Колян.
— Человеконенавистник, ты хотел сказать? Мизантроп? Ну да, я мизантроп, не буду спорить. И вообще, я — серийный убийца. Знаешь, сколько жертв на моём счету?
— Народ, вы посмотрите на этого перца, у него, оказывается, чувство юмора есть! — завопил Колян, и на его крик подошла Юлька.
— А давайте притворимся, что мы все — дети! — сказала утопленница. — Притворимся, что ничего не знаем о жизни, что никогда не занимались любовью и не разочаровывались в людях! И будем по-детски друг с другом дружить!
