Агапий Агафонович весело улыбнулся – всё-таки хорошая у него профессия. Где, на каком рабочем месте приходится думать о том, о чём он думает? И всё это не какие-то досужие мысли, оторванные от земли, а сфера задач, поставленных перед ним службой СОИС, которой он отдал уже без малого пятнадцать лет.
И всё же хотя его мысли и недосужие, но это только мысли, а их, как говорится, к делу не пришьёшь. Надо запросить через их ведомство архивы по теме. На заре советской власти было много всевозможных разработок по выявлению людей, одарённых различными формами магнетизма, ясновидения, телепатии. Целый отдел работал в этом направлении. Священников обвиняли в обскурантизме и мистицизме, расстреливали как мракобесов и в это же самое время не гнушались освоением магических формул для продвижения так называемой мировой революции. А чем лучше Гитлер, Гиммлер, Геринг, Геббельс?! Ничем не лучше – хуже. Фальшивое, гнусное время!
Агапий Агафонович уже открыл ящик стола, уже достал электронную записную книжку, уже собрался нажать нужную кнопку телефона – ему не откажут в материалах, хотя с них, наверное, и по сей день не снят гриф «Совершенно секретно».
Такая у него работа, подумал, и неприятный холодок пробежал по спине. Когда его переводили из помощников проректора МГУ по международным вопросам в начальники СОИС, Председатель предложил ему ознакомиться с этими архивными материалами. Но в том-то и штука, что предложить-то предложил, но как-то не настоятельно.
Агапий Агафонович, сидя за папкой с донесениями, отчётливо услышал его напутственный голос, уже не столько монотонный, сколько с полнейшим отсутствием всяких эмоций.
«Правда, вам не до исторических экскурсов. Надо помочь в организации работы профессору Бреусу. Он фанатик. Но только фанатикам что-то ныне и удаётся. Дело новое, неизведанное, а потому отдаётся вам под полный контроль – ориентируйтесь по обстановке. Что касается архивных материалов, мне довелось познакомиться с ними. Пачки писем-каракулей, в которых легенды, намёки и полунамёки от каких-то людей индиго , очевидно, сектантов, якобы обладающих экстрасенсорными способностями. В общем, дельных отчётов не сохранилось и не могло сохраниться – отдел был ликвидирован по идеологическим соображениям. Полностью ликвидирован. И начальник, и все-все сотрудники отдела… Один из них был настоящим магом, безошибочно предсказывал местонахождение разыскиваемого объекта».
Председатель комитета стоял в своём кабинете у обширного стола спиной к окну. Потом выпрямился, точнее, вытянулся в струнку, коротко стукнул маркером по столешнице и осторожно опустил его в стакан с остро отточенными карандашами.
Агапию Агафоновичу показалось, что председатель комитета подрос – как-то очень неправдоподобно удлинилась шея.
«Такие были времена. Впрочем, под давлением приближающегося Фантома и наше время ничем не лучше. Главное – не мешайте профессору. Помните, что ваши генеральские погоны в кармане у Богдана Бонифатьевича Бреуса».
Пожал руку и отвернулся к окну. На том и расстались.
Тогда напутственная речь Председателя показалась полковнику сухой до безразличия. Он даже подумал о нём – ржаной сухарь. Теперь, сидя за папкой, сухость представлялась не случайной, а каждое слово являло мысль и находило отзыв.
Нет, с архивами однозначно следует повременить.
В памяти полковника опять всплыл ровный бесцветный голос Председателя.
«Пачки писем-каракулей… Дельных отчётов не сохранилось… Отдел был ликвидирован по идеологическим соображениям. И начальник, и все-все сотрудники…»
Агапий Агафонович вспомнил обширный материал, опубликованный в русской газетёнке, издаваемой в Швейцарии, как раз о работе этого ликвидированного отдела ВЧК. Газетёнку он получил от проректора по международным вопросам и совсем по другому поводу. Там излагались всевозможные домыслы об Ольге Чеховой, таланту которой симпатизировал Гитлер.
В материалах же о работе закрытого отдела ВЧК сообщалось, что в связи с постоянными чистками отдел какое-то время никому не подчинялся и в конце концов действительно был полностью ликвидирован, включая и сотрудников. Но всё-таки одному из них, кажется, первому заместителю начальника отдела, удалось бежать. «Беглец, что называется, испарился, исчез, растворился в воздухе, – так якобы написали в своих докладных конвоиры. – После него остались серебристые струйки пара, которые в течение двух-трёх секунд тоже рассеялись».
Сообщение об исчезновении первого заместителя его сильно позабавило – умеют эти газетчики придать любому чтиву шарм сенсационности! Поэтому, наверное, не обратил внимания на упоминавшиеся в материале фамилии. Впрочем, в те революционные времена всех людей жгли, как солому. Сейчас бы эту газетёнку он прочёл иначе. Но, увы, за ненадобностью испарилась (полковник хмыкнул), даже серебристых струек не оставила.
Итак, архивы запрашивать не надо. (Мелькнула соблазнительная мысль – всё-таки запросить их через профессора Бреуса.) Нет, и через профессора нельзя, отверг мелькнувшую мысль Агапий Агафонович. Судя по всему, Председатель комитета СОИС не хочет привлекать внимания к изысканиям профессора Бреуса. А он, Агапий Агафонович, вынудил профессора подписываться под документами согласно должности – заведующий ЛИПЯ. Прокол, легко поправимый, но всё же. Проклятая работа – никогда не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь, заученно в рифму отметил Агапий Агафонович и вновь погрузился в размышления.
Недавно по циркулярной криптограмме он был вызван в комитет на двухдневный семинар. Их, начальников СОИС из самых престижных вузов страны, набралось человек пятьдесят, а то и больше, – и ни одного знакомого. В заключительный день Председатель обычно принимал их. А тут сам пришёл в аудиторию и не столько читал лекцию, сколько отвечал на вопросы. Пообещал к концу года всем удвоить финансирование.
«А полковнику Акиндину, работающему в МГУ, мы вообще предоставили карт-бланш. Только надо работать, работать умно, с привлечением в нашу систему особо продвинутых студентов со всех факультетов. У нас в столице и городах-миллионниках открылось столько всевозможных общественных организаций и клубов, что просто уму непостижимо.
В советское время, бывало, нарушитель государственной границы ускользнёт от пограничников, допустим, в долблёном корыте для поения скота. А назавтра уже приказ – запретить долблёные корыта. В ванне убежит – ваннам конец. В ведре – вёдрам. Сейчас так нельзя. Мы попытались некоторые клубы и общественные организации закрыть – пустое дело. Судебная экспертиза, тяжба, волокита – другое время. В столице действуют студенческие клубы всех цветов радуги, а на поверку – почти ни в одном из них нет наших информаторов. Это плохо, очень плохо – прокол.
