Тоннель стремительно сужался. Вскоре Кейро опустился на четвереньки и пополз по мелководью, с трудом держа горящий факел. Позади Аттии, ударившись спиной о потолок, охнул Рикс. Рюкзак он теперь нёс на животе.
Кажется, воздух теплеет?
— А что если коридор станет слишком маленьким? — спросила Аттия.
— Дурацкий вопрос, — буркнул Кейро. — Тогда мы сдохнем. Вернуться назад уже не получится.
Да, действительно, всё горячее и горячее. В воздухе повисла пыль, заскрипела на зубах. От передвижения на четвереньках колени и ладони покрылись ссадинами. Коридор съёжился до размеров трубы, и теперь путники пробирались сквозь багровое марево жара.
Рикс внезапно остановился и воскликнул:
— Вулкан!
— Что? — обернулся Кейро.
— Ну, представь себе, что сердце Тюрьмы — это огромный зал, заполненный магмой под чудовищным давлением?
— Ох, ради бога…
— И когда мы доберёмся до него, достаточно будет малейшего сотрясения воздуха, чтобы…
— Рикс! — сердито оборвала мага Аттия. — Хватит пугать — от этого никакого толку.
— А вдруг это правда? Нам же ничего не известно. Хотя мы могли бы догадаться. Мы могли бы сразу обо всём догадаться.
Аттия обернулась. Рикс лежал в воде, вытянувшись во весь рост, и держал в руке Перчатку.
— Нет! — вскрикнула Аттия.
Он поднял голову, и на лице его вновь появилось выражение, которое уже начинало её пугать — смесь лукавства и довольства. И вдруг он завопил на весь коридор:
— Я НАДЕНУ ПЕРЧАТКУ! Я СТАНУ ВСЕВЕДУЩИМ!
Кейро пополз назад, доставая на ходу нож.
— Ну всё, на этот раз я его прикончу, клянусь!
— КАК ТОТ ЧЕЛОВЕК В САДУ…
— В каком саду, Рикс? — осторожно спросила Аттия.
— А в таком, где-то тут, в Тюрьме. Ты знаешь.
— Не знаю. — Она схватила Кейро за запястье, не позволяя ему приблизиться к Риксу. — Расскажи мне.
Рикс погладил Перчатку.
— Был тут сад, в нём росло дерево с золотыми яблоками. И если съесть одно яблоко, то станешь всезнающим. Сапфик перелез через ограду, убил многоголовое чудище и сорвал яблоко. Потому что хотел знать, понимаешь, Аттия? Он хотел узнать, как совершить Побег.
— Понятно, — откликнулась она и подползла поближе к Чародею, заслоняя его от Кейро.
— Из высокой травы выползла змея и стала подначивать: «Давай, давай, съешь это яблоко, не трусь!» И тогда Сапфик остановился, держа яблоко у рта — он понял, что змея и есть Инкарцерон.
— Пропусти! — взревел Кейро.
— Спрячь Перчатку, Рикс. Или отдай мне.
Пальцы Чародея ласкали тёмные чешуйки.
— Откусив от яблока, он осознал бы, насколько мал, насколько ничтожен. Увидел бы себя — крохотную искорку в бескрайности Инкарцерона.
— Значит, он не стал есть?
Рикс слепо уставился на Аттию.
— Что?
— Ну, в той книжке… Он не съел яблоко?
Наступила тишина. По лицу Рикса пробежала тень, потом он нахмурился, спрятал Перчатку под плащом и сварливо пробурчал:
— О чём ты? Какая книжка? Чего мы вообще тут застряли?
Она с минуту понаблюдала за Риксом, потом лягнула пяткой Кейро. Тот развернулся, бормоча себе что-то под нос. На сей раз опасность миновала, но она была так близка! Надо как-то изловчиться и отобрать у Рикса Перчатку. И чем скорее, тем лучше, пока он окончательно не спятил.
Развернувшись на скользкой грязи, она двинулась было следом за Кейро, но уткнулась в его башмаки, потому что тот застыл на месте.
Она подняла голову и в свете факела увидела, что коридор заканчивается тупиком, округлый свод которого выложен неровным камнем. Сверху на путников взирала горгулья, нагло вывалив язык. Изо рта её сочилась вода, оставляя на стене зелёную слизь.
— И что, это всё?! Конец?! Мы не можем даже повернуть обратно!
— Конец тоннеля, но пока не конец пути, — ответил Кейро, перевернувшись на спину и глядя куда-то вверх. — Смотри.
В потолке над его головой зияла дыра, по окружности которой бежали странные письмена на незнакомом языке.
— Это язык сапиентов, — сказал Кейро и отпрянул от посыпавшихся на него с факела искр. — На нём писал Гильдас. И глянь ещё на это.
Орёл. У Аттии зашлось сердце, когда она увидела знак, который носил на своём запястье Финн — раскинувшая крылья птица с короной на шее.
Из центра дыры свисала сплетённая из цепей лестница — её звенья покачивались прямо над Кейро.
— Ну, Ученик, поднимайся, — спокойно велел Рикс из темноты.
Куда подевался сарай?
Джаред затуманенным взором оглядел полянку, в центре которой стоял.
Ни сарая, ни перьев. Только почва и трава под ногами, да круглый пятачок обожжённой земли, видимо, оставшийся от костра. По краю поляны, слабо освещённой рассветным солнцем, рос курчавый папоротник. Плотная, словно мотки шерсти, пропитанная росой паутина, заполняла собой просветы между стволами.
Сапиент облизнул сухие губы, потёр ладонью лоб, потом затылок.
Должно быть, он провёл здесь дня два в полном одиночестве. Лежал, завернувшись вот в это одеяло, и бредил. А лошадь всё это время бесцельно слонялась неподалёку, объедая листья с деревьев.
Одежда его пропиталась росой и потом, волосы свисали грязными прядями, руки были искусаны насекомыми, и его по-прежнему сотрясала дрожь. Но его не оставляло чувство, что внутри него открылась некая дверь, что он пересёк некий мост.
Джаред подошёл к лошади, достал из седельной сумки футляр с медикаментами и отмерил дозу. Вводя лекарство в вену, снова ощутил знакомую боль, от которой сами собой стискивались зубы. Вынув шприц, очистил его и спрятал обратно в футляр. Посчитал пульс, намочил носовой платок росой и утёр лицо, с улыбкой вспомнив вдруг, как одна из горничных как-то спросила его, правда ли, что умываться росой полезно для цвета лица.
Ну что же, по крайней мере, это прекрасно освежает.
Он взял поводья и вскарабкался в седло.
Как ему удалось прийти в себя после столь сильной простуды и жара? Без тепла и питья. Вообще-то он должен был сейчас умирать от жажды, но ничего подобного не чувствовал. И всё-таки он был здесь совершенно один.
Послав лошадь в галоп, он задумался о силе своего виденья: был ли Сапфик созданием его собственного разума или реальным существом? Всё это не так просто. В библиотеке Академии множество полок забито книгами, в которых обсуждается, какими могущественными могут оказаться воображение, память и сны.
Джаред слабо улыбнулся.
Для него всё произошедшее было реальностью. И только это имело значение.
Он мчался без остановок и уже к полудню достиг границ Поместья, усталый, но изумлённый собственной выносливостью. В маленькой душной хижине его угостил молоком и сыром фермер — крепкий мужик, который держался настороженно, постоянно утирал со лба пот и что-то высматривал за горизонтом.
