Она прошла мимо него к лестнице и бросила через плечо:
— Пойдём. Тебе нельзя здесь находиться. Один меткий выстрел из лагеря — и всё кончено.
Глядя ей в спину, он спросил:
— Ты же веришь мне, Клодия? Ты поверила, что я всё вспомнил? Мне это необходимо.
— Конечно, верю, — ответила она. — А теперь пойдём.
Но, произнося это, она так и не обернулась.
— Тут темно. Подними факел повыше, — раздался из шахты нетерпеливый голос Кейро, странно искажённый эхом.
Аттия задрала руку с факелом как можно выше, но напарника разглядеть не смогла.
— Ну, что там? — закричал Рикс.
— Ничего не вижу. Лезу дальше.
Скрип, лязг. Приглушённая ругань, многажды отражённая стенами шахты.
— Осторожнее! — крикнула встревоженная Аттия.
Ответом её не удостоили. Лестница дёргалась и вращалась, и Аттии с большим трудом удавалось держать её ровно. Подошёл Рикс, повис на лестнице, и стало чуть полегче.
— Послушай, Рикс. Сейчас мы одни. Ты должен меня послушать. Кейро рано или поздно украдёт у тебя Перчатку. Давай обведём его вокруг пальца.
— То есть отдать её тебе, а самому взять фальшивую? — лукаво улыбнулся он. — Бедняжка Аттия, ничего похитрее ты придумать не смогла. Любой ребёнок изворотливее тебя.
Аттия сердито уставилась на собеседника.
— Я хотя бы не отдам её Инкарцерону и не убью нас всех.
— Инкарцерон — мой отец, — подмигнул Чародей. — Я рождён в его клетках. Он меня не предаст.
Она раздражённо вцепилась в лестницу.
И поняла, что та больше не вращается.
— Кейро?
Они немного подождали, слыша лишь тихое биение сердца Тюрьмы.
— Кейро? Ответь же.
Лестница слегка покачивалась — по ней уже никто не взбирался.
— Кейро!
Раздался приглушённый, отдалённый звук. Аттия торопливо сунула факел Риксу.
— Он что-то нашёл. Полезу за ним.
Когда она ступила на скользкую перекладину, Рикс сказал:
— Если что случится, скажи только одно слово: порядок. Я пойму.
Она уставилась в его рябое лицо, искривлённое щербатой ухмылкой. Потом наклонилась прямо к нему и спросила:
— Всё-таки ты псих или нет? Я уже ничего не понимаю.
Он выгнул бровь.
— Я — Тёмный Чародей. Я непостижим.
Лестница извивалась и вырывалась из рук, как живая. Аттия начала быстро подниматься и скоро запыхалась. Ладони срывались со скользких перекладин, запачканных башмаками Кейро. Становилось всё жарче, появился тяжёлый серный запах, и Аттия с тревогой вспомнила высказанное Риксом предположение о залитом магмой зале.
Заболели руки. Каждое движение давалось теперь с большим трудом, и свет факела где-то далеко внизу казался крохотной искоркой во мраке. Аттия подтянулась на следующую перекладину. И поняла, что перед глазами у неё уже не стены шахты, а тускло освещённое пространство.
И пара ботинок.
Чёрные, изрядно поношенные, с серебряной пряжкой на одном и разорванным швом на другом. Их обладатель наклонился — на Аттию легла его тень — и сказал:
— Как приятно снова встретиться с тобой, Аттия.
Тонкие пальцы обхватили её подбородок, подняли лицо, и Аттия увидела его ледяную улыбку.
Таись, наблюдай, действуй только в нужный момент.
Стальные волки
На вид дверь кабинета не изменилась: чёрное дерево, чёрный лебедь, дерзко взирающий бриллиантовым глазом.
— Эта штука уже однажды открывала её. — Клодия в нетерпеливом ожидании смотрела на жужжащий диск. Стоящий позади неё Финн разглядывал расставленные вдоль длинного коридора вазы и доспехи.
— Тут получше, чем в подвалах королевского дворца, — заметил он. — А ты уверена, что это тот же самый Портал? Как такое может быть?
Диск щёлкнул.
— Даже не спрашивай. — Клодия сняла устройство с поверхности двери. — У Джареда есть теория, что это переходная точка между нашим миром и Тюрьмой.
— То есть, мы уменьшаемся, попадая за эту дверь?
— Не знаю.
Лязгнул замок, Клодия повернула ручку. Дверь открылась.
Перешагнув порог и ощутив лёгкое головокружение, Финн огляделся.
— Невероятно!
Их взглядам предстала комната, знакомая ещё по дворцу. Сохранились все провода и хитрые приспособления, сконструированные Джаредом; в углу слегка покачивалось на сквозняке огромное перо. Комнату наполняло жужжание, обычно слышимое при сдвиге пространства; знакомыми и по-прежнему таинственными были одинокий стол и стул.
Клодия пересекла комнату и проговорила:
— Инкарцерон.
Маленький ящик стола выкатился наружу. Внутри находилась чёрная подушечка, в выемке для кристалла было пусто.
— Отсюда я стянула Ключ. Как давно это было. В тот день я так боялась! Ну, с чего начнём?
— Не я же был учеником Джареда, а ты, — пожал плечами Финн.
— Он всегда слишком торопился, чтобы всё подробно мне объяснять.
— Должны остаться записи. Какие-нибудь схемы.
— Записи есть. — Стол был завален бумагой, исписанной торопливым почерком Джареда: рисунки, столбики уравнений. Взяв в руки первый попавшийся лист, Клодия вздохнула. — Нам лучше начать безотлагательно. Может быть, понадобится вся ночь.
Он промолчал и Клодия, подняв глаза, увидела его лицо. Она вскочила.
— Финн?
Он побледнел, кожа вокруг губ приобрела синеватый оттенок. Отодвинув в сторону приборы, Клодия заставила его сесть на пол.
— Успокойся. Дыши медленно. У тебя остались таблетки, которые сделал Джаред?
Финн потряс головой, чувствуя, как боль колючими иглами впивается в мозг и застилает глаза, как стыд и злость затопляют его.
— Все будет нормально, — услышал он собственное бормотание. — Я в порядке.
Сейчас ему нужна была темнота. Он спрятал лицо в ладонях и остался сидеть, опершись спиной о серую стену, оцепенев, глубоко дыша и отсчитывая секунды.
Немного подождав, Клодия вышла за дверь, там поднялась суматоха, раздался топот бегущих ног... Финн почувствовал, как в руку ему сунули чашку.
— Вот, попей, — сказала Клодия. — Ральф останется с тобой. Я должна идти. Прибыла королева.
Ему так хотелось подняться, но не было сил. Он так хотел, чтобы Клодия осталась с ним, но она уже ушла.
На плечо опустилась рука Ральфа, дрожащий голос произнёс прямо в ухо:
— Я с вами, сэр.
Как это могло случиться?! Если он всё вспомнил, значит, исцелился.
Он должен был исцелиться!
Аттия выбралась из шахты и оказалась в огромном красном зале. Смотритель отпустил её руку.
— Добро пожаловать в сердце Инкарцерона.
