Все ждали рыбаков с уловом. Куча уже замешенной глины ждала своего часа — кроме как запечь в ней, другого способа приготовления пищи у ребят нет. И вот из-под откоса выбрались Вячик с Саней.
— Что? Не клюёт? — огорчился Веник, увидев, что кроме копий и удочки у парней ничего нет в руках.
— Если бы! — Вячик сердито зыркнул на своего спутника. — Нормально наловилось, да только всё сожрал проклятый шакал. Как-то он так незаметно таскал рыбку за рыбкой, что нам ничего не оставил.
— А ты куда смотрел? — напустилась на Саню Леночка. — Ведь говорил, что будешь охранять! Или заснул на посту?
— Не. Не заснул. Только жалко стало животную.
— Что за шакал? Откуда шакал? — вскинулся Веник.
— Ну, тот, которого мы с тобой ещё вчера утром видели — он на нас смотрел от опушки. Молодой совсем, к тому же хромает. Объедки от вчерашнего ужина точно он подобрал, да и от завтрака тоже схарчил и кожу, и кости, и плавники, — Саня горестно вздохнул. — Я ему всего-то один хвостик и бросил, когда углядел. Кто же знал, что этот мерзавец так разохотится, что вообще всё утащит.
— Так что, говорите, много наловили? — упёрла руки в бока Любушка. — Небось, друг ваш сердечный сейчас от обжорства мается животом. Рыбаки, растудыть вас, меценаты-благотворители.
Словно в ответ на эти слова в Санином животе прозвучало голодное бурчание. Ленка прыснула и принялась отгребать палкой горящие дрова и светящиеся угли в сторону от кострища. Из горячей рыхлой земли, перемешанной с золой, она выкатывала продолговатые комки, складывая их на пластинки коры: — Лезьте внутрь, да дрова примите. Мамонт! Подай им вязанки и головню — пускай там костёр разжигают.
Все сноровисто забрались в укрытие и расселись на вязанках хвороста рядом с охотно разгоревшимся костром.
— Смотрите, как это едят, — Ленка привлекла внимание остальных, взяла темный комок и палочкой отбила с него слой глины. Взору остальных предстала самая обычная двустворчатая ракушка. Раскрыв её заточенной монетой, девочка подцепила содержимое и отправила себе в рот.
Остальные, помедлив, чтобы проследить за выражением лица, последовали её примеру.
— Скользкое, резиновое и почти не жуётся, — прокомментировал Вячик.
— И глотается длинно, словно сопля, — подтвердил мнение товарища Саня.
— Вообще-то оно ещё и отравой должно стать, — спохватился Веник. — Это же, как ракушечник при обжиге превращается в негашёную известь. Ну, то есть тут ведь как раз те же ракушки. Я про створки говорю.
— И откуда, интересно, ты об этом знаешь? — Ленка хитро улыбнулась и взяла следующую ракушку. — В школе об этом у нас ничего не было.
— Да встречал в какой-то книжке, — пожал плечами парень и тоже взял следующую ракушку.
— Вот, чтобы не произошло обжига извести, и приходится это блюдо не перегревать и не передерживать. Такая вот кулинарная тонкость.
— Это как та японская рыба из «Графа Монте-Кристо», которую, если чуть неправильно пожаришь, то хана едокам? — ухмыльнулся Вячик, и тоже взял вторую ракушку.
— Не так ужасно, потому что сразу портится вид продукта. Это если обожжётся перламутр, который немного способствует правильному приготовлению. Да и вкус резко ухудшается.
— Куда уж ему сильнее ухудшиться! — скривилась Любаша и тоже взяла добавки. — И вообще, откуда тебе-то это всё известно? Тоже всяких умных книжек начиталась?
— Книжки тут ни при чём. У меня предки сдвинуты на подводной охоте. Я с младых ногтей за ними таскаюсь по всем местам отдыха. Если летом в отпуске — то на море, а, если не в отпуске, то по нашим озёрам-рекам. Обычно они выбирали тихие уголки подальше от цивилизации — неделями, бывало, в палатке жили. Иногда даже без примуса. Тут, скажу я вам, вообще местечко райское. Если бы ещё маску и ласты раздобыть… — Ленка мечтательно закатила глаза и вздохнула. — Папа всё мечтал на Енисее на тайменя поохотиться с подводным ружьём, — она обвела присутствующих взглядом. Шутки явно никто не понял. — Ладно. Не налегайте сильно — пища тяжелая, для непривычного брюха некомфортная. По паре штук слопали — и хватит. Сане можно три — он большой. А остальное можешь отдать своему любимому шакалу. Только створки пораскрывай и нутро выковыряй. И, кстати, шакалы лают?
— Некоторые виды лают, — Саня с сожалением глянув на несколько нетронутых ракушек, стал делать, что велели.
— На меня смотрите, — скомандовал Веник. Он показал трубочку из свернувшейся рулончиком бересты и выковырял из неё немного пуха, собранного с верб. Положил сверху молочно-белый камушек и сделал по его краю резкое движение десятирублёвой монетой — искры посыпались на вату и несколько из них не сразу погасли. Оставалось аккуратно раздуть огонёк, довольно быстро сожравшей комочек пуха. Его пришлось выпустить из пальцев и уронить на пол. — То есть — это кремни. Чем шибче вдаришь, тем больше искр, но лучше резкое трущее движение твёрдым предметом. Пару раз я даже гранитом по кремню сумел нормально зажечь, однако, лучше бить железякой. Держите — тут на всех. Раз по пять хватит запалить огонёк. Ну, это по количеству трута. Но его можно и побольше насобирать — просто я с этим сегодня замаялся.
— Кремни? — возбудился Вячик. — Из которых древние люди делали топоры?
— Мне только маленькие камушки попались, — смутился Веник. — Меньше, чем наши пятирублёвые монеты. Так что топоры из них выйдут только для Дюймовочек.
— Вот. Можно попить, — Любаша представила на общее обозрение сосуд из бересты с каменным дном.
Пить сегодня, похоже, никому не хотелось. Но все по очереди сделали по глоточку. Смеркалось. Снаружи потянуло ночной прохладой. Ребята распустили завязки, стягивающие дрова и устроились на лежанке, сбившись в тесную кучу. Под ними какое-то время шуршал сухой камыш, добавленный для мягкости поверх палок, но усталые дети быстро угомонились, накрывшись двумя пиджаками и одной куцей курточкой.
Глава 3
А вот и третий день
— Кажется, кто-то тявкнул, — вскинулась чуткая Любаша.
— Санькин шакал вышел к завтраку и торопит с подачей первого блюда, — проворчал недовольный Вячик и попытался перевернуться на другой бок, но угодил локтем Ленке по рёбрам, за что отхватил знатного леща. — Уй! Не дерись. Я же не нарочно, — вот так и состоялась побудка.
Солнце уже взошло и даже слегка пригревало, поэтому все охотно вылезли наружу.
— Жрать охота, — оповестил товарищей Саня.
— Да что ты? — деланно изумился Веник. — Только позавчера полноценно позавтракал, а потом ещё три раза перекусил! И всем известно, что за какие-то жалкие трое суток человек от голода не обессилеет. Так что можем ещё день простоять и ночь продержаться на тех запасах, что у нас собой из дома. Я вообще не планировал до завтрашнего утра уделять сколь-нибудь заметного внимания продовольственному вопросу.
