Он встал и, подойдя к одному из них, принялся рассматривать корешки переплетов: книги из различных областей знания на английском, немецком и французском языках. Есть и итальянские по истории искусства, и даже японские.
Николай Алексеевич взял одну из них и, к своему удивлению, узнал собственный фундаментальный труд по химии, переведенный на английский язык.
— Хэлло, сэр! Мы не помешаем?
Академик обернулся и увидел двух человек, вошедших без стука.
«Кто это? Гангстеры, преградившие путь в Централь–парке? — сразу вспомнил он. — Нет, непохоже!»
Один из вошедших казался воплощением респектабельности. Гладко выбритое, благородное лицо, четкие волевые морщины у губ, раздвоенный подбородок, серые глаза, совершенно седые, аккуратно зачесанные волосы. Мог бы быть президентом… крупной компании, директором банка, дипломатом, ученым…
Другой — худощавый брюнет с болезненным цветом удлиненного лица с провалившимися щеками. Чуть навыкате темные, беспокойные, горящие лихорадочным светом глаза. Разорившийся делец, неудачливый актер, изобретатель?
— Если не ошибаюсь, сэр, вы интересуетесь научными книгами? Могу я сделать вывод, что вы причастны к науке? — спросил первый. — В таком случае мы коллеги. Позвольте представить вам доктора Эдварда Стилла из Хьюстона, специалиста по ядерным боеголовкам.
— А меня вам представил профессор Энтони О’Скара, настолько известный в научном мире, что нет нужды говорить, что это тот самый физик–теоретик, которого ценил сам отец водородной бомбы мистер Тейлор, — поклонился худощавый Стилл.
— По–видимому, сэр, вы тоже тяготеете в той или иной мере к ядерным делам? — поинтересовался О’Скара.
— Нет, джентльмены, — отозвался Анисимов. — Я взял с полки книгу, написанную мной и переведенную в Америке.
— Позвольте взглянуть, — попросил профессор О’Скара. — О! Мистер Анисимов! Поистине неисповедима воля господня, сведшая нас в странном месте, именуемом «вилла–гроб».
— «Вилла–гроб»? — удивился Анисимов.
— Да, видимо, надежное убежище, куда доставили нас по очереди, возможно, одним и тем же способом.
— Что касается моей особы, — вмешался Стилл, — то меня подстрелили как нужное для зоопарка животное.
— Совершенно так, — подтвердил профессор О’Скара. — В заповедниках и зоопарках применяют эти гуманные снотворные пули. Пока я спал, меня перевезли сюда из Калифорнии. Одному господу известно, на какое расстояние.
— А меня из Хьюстона! Я не думаю, чтобы это оказалось поблизости. А вас, мистер Анисимов?
— По–видимому, меня «застрелили» снотворной пулей в Нью — Йорке.
— Тогда все ясно! — воскликнул Стилл. — Наша «вилла–гроб» может находиться в любом месте под синим небом, поскольку хоть его можно рассмотреть сквозь решетки.
— Кто это играет так превосходно на рояле? Еще один из похищенных? — спросил Анисимов.
— О нет, сэр! Это наш страж, тюремщик — гангстер Джо, — пояснил профессор О’Скара.
— Гангстер–пианист? — удивился Анисимов.
— О, это целая история, сэр! Садитесь, прошу вас, поскольку за этими решетками мы располагаем относительной свободой, — пригласил Стилл.
— Мистер Стилл разбирается не только в духовной, подобно мне, но и в светской музыке. Это сблизило их с Джо, если слово «сблизило» здесь уместно, — солидно начал профессор О’Скара.
— Я узнал о нем все и ничего о нашей судьбе, — продолжил Стилл, торопясь и проглатывая в скороговорке некоторые слова. — Об этом Джо ничего не сказал, а может быть, и не знает. Джо — это кличка Кристофа Вельмута. Я слышал о нем, поскольку интересовался музыкальными конкурсами. Он подавал надежды, жаждал славы, успеха, денег… Но наркотики сыграли с ним злую шутку: не вдохновили, а погасили в нем артиста. Пьянство, наркотики, сомнительные собутыльники. Наконец, гангстерская шайка и прозвище Джо, зачеркнувшее все, чем он был. Теперь он стережет нас. Можете взглянуть на него. Он играет в холле.
— Он исполняет мои любимые вещи.
— Он будет рад узнать это, хотя перед ним на рояле лежит автомат. Пули в нем, предупреждаю, не снотворные.
Анисимов в сопровождении новых знакомых перешел в холл и увидел за роялем человека лет двадцати восьми, с испитым лицом и длинными свалявшимися волосами, свисавшими до плеч. Он играл, полузакрыв глаза, и чуть раскачивал хилое тело.
Трое ученых уселись в мягкие удобные кресла и, слушая его, смотрели на синее небо сквозь зарешеченные окна.
Анисимов думал о горькой судьбе этого, несомненно, талантливого человека.
— Эй ты, Джо, скотина! Хватит твоего проклятого шума. Не услыхать, как улизнут эти проклятые научники. Ишь, как разомлел, будто в объятьях постаравшейся продажной девки! — послышался грубый, хриплый голос.
В дверях с автоматом в руках стоял гориллоподобный сутулый субъект, у которого волосы росли прямо от бровей.
— Эй вы, ублюдки! Идите жрать то, что вам приготовил сегодня добрый Гарри. Пальчики оближете… — И, повернувшись, вышел.
Пианист не обратил ни малейшего внимания на этот окрик.
Он блистательно закончил прелюдию Шопена и, выждав, когда Стилл и присоединившийся к нему О’Скара похлопали в ладоши, встал, взял с рояля автомат и указал стволом на дверь.
Профессор О’Скара поднялся со словами:
— Тот был Гарри, второй и главный наш тюремщик. У него страсть стряпать немыслимые кушанья. Они поистине ужасны. Но не дай вам господь их не похвалить. Говорят, он пристрелил приятеля, когда тот поморщился, жуя пережаренную индюшку.
Вошли в отделанную дубом столовую. Столы были накрыты на пятерых: дорогая сервировка, накрахмаленные салфетки.
— Жрите, — скомандовал Гарри, когда все уселись — американцы с одной стороны, Анисимов напротив, а гангстеры с автоматами, положенными на белоснежную скатерть, по торцам стола, друг против друга,
— У меня пятеро детей, мистер Анисимов. И еще двоих я взял на воспитание. Я уповаю на волю божью, но предпочитаю хвалить местную кухню, — прошептал профессор О’Скара.
— Хотел бы я видеть того паршивца, который не похвалит! — мрачно изрек Гарри, видимо, обладавший тонким слухом.
— Должен вас предупредить, сэр, — твердо сказал Анисимов, — что я согласно своему убеждению не ем мяса. Никогда.
— Что? — взревел Гарри, хватаясь за автомат.
— Я готов похвалить вашу стряпню, — раздельно продолжал Анисимов, — но лишь в том случае, если блюда не будут содержать мясного.
Гарри–горилла вскочил и выпустил автоматную очередь над головой Анисимова. За ним жалобно зазвенел разбитый плафон,
