– Впервые за три месяца я что-то чувствую, – сказал он.
– Тебе было хорошо?
– Бесподобно!
Я шлепнула его по груди:
– Я про чувства! Тебе было хорошо?
Джеймс ловко перекатился по траве, и я оказалась под ним. Он отвел волосы с моего лица. Он нежен и беззащитен, открыт и обнажен. Он не заносчивый сухарь, как мне казалось, совсем нет. Передо мной был человек надломленный и непримиримый. Верный и закаленный. Тот, кто мог полностью принадлежать мне, а я ему.
Джеймс улыбнулся, обводя кончиком пальца мои губы.
– Кажется… – он заглянул мне в глаза, и я затихла под силой этого взгляда. – Кажется, я тебя люблю, – прошептал он. – Это безумие?
Слова проникли мне в сердце, и боль, которая так долго когтила грудь, вдруг исчезла. Я облизнула губы и улыбнулась:
– Полное безумие.
– Значит, я тебя безумно люблю, – и он снова поцеловал меня.
В город мы ехали в молчании, но нам было хорошо. Джеймс удерживал мою руку у себя на коленях, играя с моими пальцами. Его прикосновения были нежными, но властными. Он чувствовал то же, что и я, – мы уже делали это раньше.
Я колебалась, не рассказать ли ему о нашем прошлом, но решила этого не делать. Он может решить, что я все подстроила, манипулировала им. Не хочу, чтобы он так подумал. Пусть все будет по-настоящему.
– Куда сейчас? – спросила я, зная, что одному из нас придется спугнуть прекрасное мгновение. – Родители никогда не позволят мне встречаться, тем более с тобой, да и Программа эта… Хендлер за мной уже не ходит, но Кевин серьезно предупредил, чтобы я держалась от тебя подальше.
Джеймс стиснул зубы и покачал головой:
– Мне все равно, что они думают. Мне вообще все равно, что подумают другие.
– Тебя снова могут отправить обратно.
– Я не боюсь.
Мне стало тревожно. Я прильнула к Джеймсу, уткнувшись подбородком в его плечо.
– А если я за тебя боюсь?
– У-у, какие мы любезные, – сказал Джеймс. – Я говорил, что поездка тебе понравится. – И он быстро поцеловал меня, глядя на дорогу, всем видом показывая, что разговор окончен.
– Джеймс, – начала я со стесненным сердцем. Мы отсутствовали почти целый день. Это безрассудство. У реки я отгоняла эту мысль, наслаждаясь свободой и близостью Джеймса, но сейчас начинала понимать, что села в лужу.
На телефоне было четыре пропущенных звонка из дома и один с неизвестного номера.
– Меня родители ищут, – сказала я.
Что-то в моем голосе его завело. Покрытые тонким загаром пальцы побелели на руле.
– А ты как хотела? – спросил он.
И тут я все поняла. Интуитивно догадалась.
– Джеймс, – сказала я прерывающимся голосом. – Это родители отправили меня в Программу. – Мысль об этом ужаснула меня. Такое предательство… – По-моему, инициатором была моя мать.
Ее лицо до сих пор стоит у меня перед глазами, когда, увидев Кевина на крыльце, я в сердцах бросила ей правду. Я и раньше видела это выражение упрямой любви, когда она считала, что поступает правильно. Кевин забрал меня в Программу прямо из дома; значит, родители в этом участвовали.
На лице Джеймса отразилась боль. Он прикусил губу.
– Позвони домой, – сказал он. – Позвони домой и включи громкую связь.
– Зачем?
– Чтобы я слышал.
Я очень боялась предстоящего разговора – ведь уже почти шесть часов. Дрожащими пальцами я набрала номер. Джеймс въехал на пустую парковку у заброшенной фермы и остановился.
Судорожно вздохнув, я нажала громкую связь, как раз дозвонившись. Мать сняла трубку на первом звонке, и я едва не нажала отбой.
– Это я, – сказала я.
– Слоун! Где ты? Мы так волновались! – В трубке послышался шорох, и мать прикрыла трубку. В горле пересохло.
– Со мной все в порядке. День был прекрасный, я съездила поплавать.
– Возвращайся скорее, детка, – спокойно сказала мать, не поправив, что я не умею плавать. У меня перехватило дыхание.
– Заканчивай, – сказал Джеймс. – Клади трубку.
– Кто это? – крикнула моя мать. – Слоун, ты с кем?
Я нажала отбой и опустила телефон на колени.
– Она была не одна. – Я была настолько подавлена, что не могла смотреть ему в глаза.
– По-моему, нет.
Осознание обрушилось на меня подобно грому. Я знала, мать меня любит. Наверняка я всегда это знала. А еще она искренне верит Программе. Значит, я никогда не смогу ей доверять.
– Слоун, – сказал Джеймс, – все будет нормально. Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Я встретилась с ним взглядом:
– Обещай.
– Обещаю.
– Что, если ты и раньше мне это обещал? – Я хотела рассказать ему о нас, но Джеймса задели мои слова, будто я его в чем-то обвинила.
– Если бы я тебе обещал, Слоун, тебя прежде всего не забрали бы в Программу. Я бы умер, защищая тебя. Я бы возненавидел себя, не сдержав такого обещания. – Он покачал головой, будто отгоняя эту мысль. – Я обещаю защищать тебя, даже если это означает бежать и скрываться остаток жизни. Обещаю, с тобой ничего не случится. Ты мне веришь? – испуганно спросил он.
Я не знаю, почему мы оказались в Программе, но, видимо, мы все же подвели друг друга, так или иначе. Однако я вновь нашла Джеймса, и здесь и сейчас он мой.
Я схватила его за воротник рубашки. Телефон упал на пол. Я притянула Джеймса к себе в неистовом поцелуе. Он гладил мои волосы, страстно отвечая на ласку. Небо потемнело – закат догорал, но мы перебрались на заднее сиденье, нетерпеливо срывая друг с друга одежду и играя горячими языками. Такой страсти мне никогда не испытать ни к кому другому. Может, сейчас я вижу Джеймса в последний раз. Может, все идет к финалу.
– Кажется, я бедро сломал, – сказал лежавший подо мной Джеймс. – О консоль, когда ты на меня набросилась. Точно сломал.
– Отстань, – засмеялась я.
– Не подумай, что я жалуюсь, – непринужденно продолжал он. – Когда ты укусила меня в плечо, это было…
Я зажала ему рот ладонью и не убрала, когда он начал лизать мои пальцы.
– Замолчи.
Будто соглашаясь, Джеймс привлек меня к себе и прижался щекой к моей макушке. Он больше не говорил, и я передвинула ладонь ему на грудь.
– Было здорово, – прошептал он вовсе не шутливо. – И не казалось странным, что само по себе странно.
– Так у нас было раньше, – тихо сказала я, не зная, догадывается ли он о правде.
Он не ответил. Опираясь локтем об угол сиденья, я приподнялась и посмотрела на него. Джеймс улыбнулся с совершенно влюбленным видом.
– Ты захватил презерватив, – сказала я. – Рассчитывал, что ли?
