Лунатик влажно, с чувством, поцеловал Антона в щеку, затем поднес к его глазу лезвие ножа, и одним быстрым и сильным движением взрезал кожу кошелевского лица ото лба, наискось, через висок и скулу, к подбородку.
Как он уходил, Антон видел одним глазом. На второй натекла кровь, и мир казался подернутым красным туманом.
Антон вернулся на Липецкую. Шел с трудом, в голове шумело. Жанке повезло — отделалась синяками, и губу он ей разбил до носа. Крови было много, но кости целы. Антон устроил ее секретарем в СНЕ.
Он сел в гостиной и включил телевизор. Телевидение поразительным образом работало. Ведущий с зачесанными назад волосами, в обтягивающем блестящем свитере, улыбался зрителю, держа в руках две морковки:
— Клара, дорогая, как ты отреагируешь, если я скажу, что семья из трех человек может кормиться с участка в двадцать квадратных метров?
Клара пожала плечами, а не видимый Антоном зал загудел так возмущенно, что ведущему пришлось притворно испугаться и закрыть уши руками.
— Что?.. Не может быть?.. И тем не менее это так, и я собираюсь вам это доказать вместе с моей сегодняшней помощницей, очаровательной Тамарой Михайловной из Липецка. По своей неприхотливости корнеплоды не знают себе равных!
Света спала в соседней комнате, расчищенной Антоном для нее. Кошелев полагал, что с ее появлением в доме станет больше уюта и чистоты, но ошибался. Света, с детства разбалованная няньками, зацелованная родителями, не понимала ничего в хозяйстве, и это ему приходилось ухаживать за ней, готовить ей еду, учить стирать одежду. Порой он сгоряча на нее кричал. Она не отвечала, делая круглые глаза и дрожа подбородком, и он извинялся. Он помогал Свете искать ее парня, Алишера, понимая глупость этой затеи, но не говоря ей правды, а напротив, подбадривая.
Они свыкались с совместным бытом. Она писала ему список, чего достать, он давал ей задания на день, что сделать по дому.
— Оставайтесь с нами, — ведущий подмигнул в камеру, — телевидение помогает выжить.
Антон уснул под утро, откинув голову на спинку дивана и открыв рот. Его разбудил звонок Зыкова.
— Послезавтра вези Свету. Чтобы белье, платье вечернее… Все как полагается, хорошо, Антон?
Он оценил размеры девушки на глаз и был рад, что угадал. Света, в свою очередь, была рада подарку. Он выложил одежду и белье на кровать, а сам ушел в другую комнату.
— Откуда это? — спросила Света из-за двери.
— С бугримовского склада.
— У него есть вкус.
— Нет. Он бедный ребенок, оттого и толстый. Стремится наесться впрок, и с вещами так же — тащит все, особенно блестящее.
Она вышла через двадцать минут, и успела подкраситься. Глядя на нее, Антон подумал, что это лучшее ее время, состояние на пути от ребенка к женщине, от невинности к зрелости. Она уже обрела опыт, но не пресытилась, и сейчас идет ее прекрасная пора, еще остро ощущаемая, но уже и чувственная. Она была прекрасна, и если мир и спасала красота, то она была именно такой, Светкиной, а потом ее стало мало, и от этого мир кончился.
— Что за праздник? — спросила, улыбаясь.
Он пожал плечами. На бретельке платья за ее спиной болтался ярлык с размерами и ценой. Антон подошел и оборвал его, зажав нитки с двух сторон в кулаках, чтобы не повредить ткань.
Она захотела устроить ужин, раз такое платье, и настояла, чтобы Антон тоже переоделся, а он все не мог заставить себя сказать ей про завтра. Они пили шампанское и что-то ели, что-то вкусное, но он просто бросал куски в рот, механически жевал и невпопад улыбался ее радости.
Потом она захотела танцевать, а он не хотел, и она погасила в доме свет, стала носиться по комнатам, зажигая свечи, а он все не мог сказать ей, потому что момент каждый раз был не тот, и чем дольше он тянул, тем труднее становилось; наконец она схватила его за руки и потащила на середину комнаты, и тогда он сказал.
Света долго смотрела на него, не врет ли, и поняла, не врет, и тогда сказала:
— Тогда… надо белье постирать. Я не ношу новое.
Это было глупо.
— Ничего, — выдохнул Антон, — ничего.
Он лег спать, и слышал, как она плачет на кухне. Через час дверь в его комнату открылась и зажегся свет. Антон, хоть и не спал, поморщился. Света стояла на пороге, ее глаза, нос и губы распухли от слез, а бретелька сползла и висела у локтя. Света поправляла ее, но та снова падала. Света пришла с шампанским.
— Давай напьемся. Я не хочу ему доставаться.
— Нет. Ничего не получится.
В эту ночь он заснул, потому что бодрствовать для него было невыносимо.
Утром она сидела, забравшись с ногами на подоконник, обняв руками согнутые колени и опустив в них лицо. Не в моих силах помочь ей, думал Антон, — все, чего добьюсь, — погублю с ней и себя.
— Ты вообще спала сегодня?
Она помотала головой.
— Я хотела прыгнуть. Но вечером казалось, еще десять часов. Вечность. Всю ночь сидела здесь и считала — восемь часов осталось, семь с половиной, так много еще. Вон как долго стрелка бежит… И все было рано, можно было еще пожить, эту минуту, и эту… Пора?
Антон кивнул. Подошел к ней и протянул руку, а она вдруг отодвинулась к стеклу, замотала головой, ее губы и подбородок задрожали. Он взял ее за локоть, она попыталась оттолкнуть его, но быстро обмякла и сдалась. Он отвел ее в ванную, принес с батареи высохшее за ночь белье. Не стал закрывать дверь, опасаясь, что она попытается сделать что-то, и ей пришлось раздеваться на его глазах.
После душа она стала краситься, ярко и густо. Теперь она понимала, почему проститутки красятся вызывающе, она постигла природу этой привычки. Нанося крем, крася губы помадой, она скрывала себя, творила новую Свету, с которой случится то, что должно случиться, и эта Света не была ею, а была совершенно новой личностью, даже внешне, с агрессивным, бесстыдным гримом.
— Я готова, — сказала получасом позже.
Антон оторвал взгляд от улицы и посмотрел на нее. Света стояла перед ним, испуганная и прекрасная. Она уже не ждала помощи, но старалась скрыть страх, отчего выглядела и дерзкой, и беззащитной. Кроме вчерашнего платья темно-синего шелка, на ней были туфли на шпильке, а запястья обнимали тонкие браслеты из белого золота. И даже грим, яркий и вызывающий, не портил ее. Антон помог Свете застегнуть на шее тоненькую цепочку с капельками бриллиантов. Она встала к зеркалу, и он был за ее плечом, слева, и цепочка белого золота закрыла на шее часть татуированной вязи, сообщавшей, что под ней — человек.
Он посмотрел в зеркало и подумал, что так могла бы выглядеть его жена, и на мгновение представил, что они сейчас собрались выезжать — на выставку, в кино или куда там ходят счастливые семьи по вечерам. Она что-то увидела, встретившись с ним глазами в зеркальном отражении.
