— Да чёрт его знает. У меня в глазах потемнело, пока в себя пришёл, автоматически почти до каюты маршала дошёл.
— А-а, понятно, — неопределённо пробубнил мичман и едва заметно толкнул под столом напарника.
— А маршал как? — оживился толстяк. — Мужик он у нас — во!
— Да, он мужик отличный! — я улыбнулся и показал большой палец. — И главное простой такой. Тихий. Не орёт…
— Простой — это да. Он у нас такой. Замечательный командир.
— Ага, — согласился я. — Я как-то был у одного генерала в блиндаже. А там — картины французские, шкаф времён какого-то из Людовиков, бутылки вина все плесенью покрытые, картины из Версаля. А у него всё просто так… Он, что же, так и живёт?
— Да! — гордо кивнул головой толстяк. — Он у нас настоящий спартанец.
Обычный разговор, казалось бы, ничем не примечательный. Но мой мозг работал на полную мощность. Скорее всего, тот матрос подсунул мне жучок, и теперь контрразведка, не получив необходимой информации, намеревается меня расколоть. А если это проверка, инициированная Гречко? Вопросы, которые мне задавали, вполне подходили под эту версию: маршал хотел обезопасить себя и понять, кто к нему попал, от кого и с какой целью. Но зачем жучок? А просто пригодится. «Думайте, товарищ майор, думайте».
Фальшивые мичманы не отставали.
— Как вообще дела на фронте-то?
— Ну това-арищи… — протянул я. — Это же секретная информация. У меня же голову за это снимут.
— Да мы без конкретики, — примирительно поднял ладони тонкий. — Просто в общем. Это типа вопроса: «Как дела?»
— Да вообще неплохо. Но не так давно тяжко было, — рассказал я. — Прислали каких-то новых солдат, а они провалили всё, и англичане прорвались. Пришлось в бой резервы вводить.
— Ого, — притворно удивился толстяк. — А Париж как? Ты ж, наверное, и Эйфелеву башню видел!
— Да там той Эйфелевой башни осталось… — отмахнулся я. — Стоит какая-то хрень радиоактивная посреди города. Разобрали б уже, а то только вид портит.
— А француженки-то? Француженки как, нормально? — сально подмигнул полный контрразведчик.
— Не знаю, не пробовал, — я помотал головой, брезгливо сморщившись. — Да и страшные они как смертный грех. А как дела флотские? — решился я тоже выведать хоть что-нибудь.
— Да неплохо, — ответил худой. Я всё ещё пялился на бородавку, чем его ужасно раздражал. — Чинимся.
— Ой! — тощий посмотрел на запястье, где красовались хорошие часики «полёт». — Простите, товарищ лейтенант, что-то мы заболтались и вас заболтали!
Толстый также взглянул на часы:
— Ого! Да, что-то мы… Простите, надо бежать, скоро наша вахта.
— Удачи, товарищи! — я пожал им руки, а толстяк погрозил мне пальцем:
— Никогда не желайте на флоте удачи, товарищ лейтенант, примета плохая.
— Спасибо, — улыбнулся я. — Запомню.
Контрразведчики ушли, оставив меня за недопитым чаем, надкушенной сосиской в тесте и размышлениями: трудными и тяжёлыми. Нужно было выстроить все известные мне факты в стройную систему.
Итак, маршал. Примем за аксиому, что он — участник восстания, и поставим себя на его место. Мне докладывают, что в преддверии Большого Концерта ко мне на корабль с поручением летит некий младший лейтенант, который разве что в темноте не светится, настолько заметен. Первая мысль — провокация. Вторая — случилось что-то действительно страшное, раз Захаров пошёл на прямое взаимодействие, причём настолько срочное и глупо реализованное. Разумеется, связываться с кем попало не стоит, поэтому человека надо проверить при помощи лояльных мне контрразведчиков.
Логично? Вроде бы да.
А если попробовать обратное? Я, маршал космического флота, участвую в заговоре с целью свержения советского строя. Ко мне летит лейтенант от товарища по тайному революционному кружку — мера явно вынужденная. Но разведка не лояльна, и поэтому можно положиться лишь на себя плюс на некоторых знакомых людей. Контрразведка, разумеется, попытается прощупать этого человека, но можно понадеяться, что Захаров не полный идиот и пошлёт кого-нибудь надёжного. А значит, надо выйти с ним на связь с целью прощупать и понять, что этот лейтенант действительно посланник Захарова, а не подставное лицо. Логично? Тоже логично, причём, логичнее первого варианта, учитывая, что контрразведка везде и всюду находится в оппозиции ко всем остальным службам и спеться одним с другими практически нереально.
Ещё варианты?
Из интересных: центр неведомой организации находится тут, на борту Гагарина, а маршал — его мозг. Это могло бы объяснить, зачем такой человек, как Гречко, вообще ввязался в эту авантюру. Я мог бы предположить, что он захотел переступить последнюю ступеньку, отделявшую его от полной власти над Союзом, но диктатор-нестяжатель — это что-то явно для меня новое. Но если не власть и не деньги, то что? Шантаж? Но чем шантажировать целого маршала космического флота, в чьём распоряжении силища, которая может превратить Луну в кольцо пыли, вроде того, что на Сатурне.
Жизнь родных и близких? Компромат?
Я лихорадочно размышлял и прервался только, когда обнаружил свои ладони шарящими по столешнице в поисках чего-нибудь съедобного. Сосиска была съедена, чай допит, а мне всё ещё ужасно хотелось есть. Подготовиться к грядущему всё равно было невозможно, поэтому я пока решил продолжать играть клона-дурака, но повнимательней смотреть по сторонам и держать уши нараспашку. Мало ли что удастся уловить, тут любая мелочь может о многом рассказать.
Перед глазами повисло уведомление о новом письме: мне выделили спальное место, да не где-нибудь, а в том самом кабинетном «аппендиксе», где сидел Гречко. Под уведомлением стояла подпись помощника командира корабля. Вывод? Да по сути, никакого. Либо маршал меня захотел запихнуть в эту золотую клетку, либо контрразведка. Подобная неопределённость начинала очень сильно раздражать. Палыч, конечно, молодец — отправил в самое пекло, не выдав никакой информации, кроме той, которая была мне известна и которую, в общем-то, я и добыл безо всякой помощи со стороны конторы. Находиться на острие карающего гэбэшного меча было, безусловно, очень почётно, но чертовски неудобно и небезопасно.
Поднявшись, я обнаружил, что немного дёргаюсь от волнения: вызов, с чьей бы стороны он ни поступил, был знаком того, что я на верном пути. Либо на пути в капкан, но об этом лучше не думать.
Маршальский холуй, увидевший, как я вхожу в «номер» по соседству с начальским, выпучил глаза, но быстро вернул контроль над собой.
Гостевое помещение выглядело точь-в-точь, как келья Гречко. Не придумав ничего лучше, я уселся на стул за терминалом и принялся ждать, просматривая корабельную Сеть — стенгазеты, информационные листки и прочую пропаганду, свёрстанную в лучших традициях советского дизайна: много красного цвета, гербов, лозунгов и производных от слова «трудящиеся». Интересно, а как выглядит Сеть в странах, ещё не захваченных Союзом? Интернет-то сам по себе должен был уцелеть, хотя бы для нужд связи.
