Но Историю обмануть нельзя, как невозможно и бесконечно обманывать народ, якобы живущий в демократическом обществе, в котором по-прежнему правят, став хамелеонами, Ромов с женой, Бирюков и та же Любка с бюллетенем в руках, когда семеро против…
Новелла вторая. Иван грозный
Ослабнет власть в борьбе и спорах,
Поднимет голову разбой.
И в русло жизнь войдет не скоро,
Когда все заняты собой.
Нострадамус. Центурии, I, 57. Перевод Наза Веца
Иван Ромов, сын первого секретаря обкома партии, переведенного в Москву для работы в ЦК, уже не гонял ночью, как прежде, только с новыми приятелями, на своем любимом мотоцикле без глушителя, будя грохотом спящих москвичей. Из резкого юнца он превратился в пышущего здоровьем широкоплечего молодого человека с открытым, всегда готовым к улыбке, лицом. Не пренебрегая помощью отца, он поступил в институт международных отношений, но по примеру своей рассудительной матери заглядывал в будущее прозорливо и не очень-то ценил теперь карьеру дипломата. Однако иностранными языками овладевал старательно и учился на радость своим родителям довольно прилежно. В модном увлечении карате он увидел для себя нечто полезное и потребовал (не попросил!) у отца денег на обучение в секции опытного каратиста.
Василий Николаевич, услышав о намерениях сына, вспомнил свой недавний разговор с одним «назойливым» писателем, который после нашумевшей аварии на атомной станции добивался рассмотрения своего «нелепого» предложения строить их под землей. Василий Николаевич с присущей ему неделикатностью в делах, иронично спросил:
— Вы что? Борец по натуре? Карате? Дзюдо?
— В юности увлекался классической борьбой.
— Почему такая старомодность?
— Классическая или, как тогда говорили, французская борьба учит кодексу борцовской чести, запрещающему приемы, наносящие вред противнику. А теперь в моде опасные и болевые приемы.
— Но ведь карате, «борьба без оружия», придумана для защиты безоружных людей, борющихся против вооруженных угнетателей, — возразил присутствующий при этом разговоре руководитель сектора атомной энергетики Фирсов.
— Слов нет, в древности это имело значение, когда не было огнестрельного оружия. Навыки карате могут быть полезны ныне правоохранительным органам при задержании преступников, но обучать этим приемам можно только профессионалов. А овладение приемами карате всеми, кому этого захочется, приведет к использованию их в преступных целях.
— Однако. Я бы сказал, что вы против демократических свобод, товарищ Званцев, — покачал головой Ромов.
— Как понимать свободу? Как свободное самоограничение ради сосуществования людей в цивилизованном обществе или как право на произвол? Вы в ЦК партии могли бы поставить эти вопросы об опасности «умелых драк», могущих привести к росту преступности…
И вот теперь старший Ромов вспомнил, что так и оставил безответными предупреждения старого писателя… Внутренне смутившись, он строго спросил сына:
— Зачем тебе это нужно? С кем хочешь сражаться?
— С такими же борцами, как и я, и только на спортивной арене, — расплываясь в подкупающей улыбке, твердо ответил Иван.
И отец, поверив в стремление сына приобщиться таким образом к спорту, дал ему деньги на оплату занятий в секции карате. Иван был доволен. Он любил деньги, ему всегда было мало тех «карманных», которые давали ему родители, и эта материальная помощь отца окрылила его. Он занимался борьбой с отчаянной увлеченностью, и результаты не замедлили сказаться. Он становился отменным каратистом. «Учитель-сансей» не мог надивиться. С первых же соревнований Иван бессменно выходил победителем, последовательно завоевывая разноцветные пояса, соответствующие спортивным званиям.
Домашние часто видели его прыгающим, пытающимся даже включать свет в ванной ногой, выкидывая ее выше собственного роста. Василий Николаевич, глядя на эти упражнения, качал недовольно головой, но успехами сына гордился.
Цепь соревновании в конце концов принесла Ивану Ромову желанный «черный пояс» — высший знак отличия среди каратистов.
Василий Николаевич сам, вместе с младшим сыном Мишей, присутствовал на заключительных соревнованиях во Дворце тяжелой атлетики ЦСКА, восхищаясь ловкостью Ивана и силой его удара.
Иван сражал противника комбинированным ударом: в солнечное сплетение и тут же, повернувшись на одной ноге, с размаху бил ногой в голову, повергая этим соперника на ковер.
Черный пояс Ивана Ромова отметил для себя еще один из присутствовавших на этих соревнованиях зрителей: лысый, щуплый и неприметный с виду человечек. Записав что-то себе на пачке сигарет, он ушел, не дождавшись церемонии награждения.
Нашел он Ивана на тренировке и отозвал его в сторону:
— Вот что, парень, хочу поздравить тебя с очередной победой, давно твой поклонник…
И, заметив удивленный взгляд Ивана, продолжил вполголоса:
— Вижу, далеко пойдешь, широко шагаешь. Но что толку от этих громких побед, ежели тебе с них ничего не перепадает.
— А что должно перепадать? — пренебрежительно глядя на «болельщика», спросил Иван.
— Э-э, браток! А знаешь, сколько загребают боксеры, теннисисты?.. Миллионы! А ты тужишься за цветную тряпку на поясе. А мог бы иметь хорошие бабки…
— Показательные выступления, что ли? — засмеялся Иван.
— Какие там показательные… Хотя показать можешь кое-что из своего умения, когда со шпаной разделываться будешь.
— Э, дядя, — присвистнул Иван. — Да ты никак меня в дружинники вербуешь? Сообразил…
— Ума мне у других не занимать, милок. Среди тех, кто меня хорошо знает, я не зря Хмырем прозываюсь. А на видной службе все меня Владимиром Илларионовичем Хныровским величают. Так и запомни. И словами я не бросаюсь. И работу чистую имею в виду…
— Это как же понять?
— Хорошее дело предлагаю. Коммерсантов новых охранять от вымогателей разных.
— Против рэкета, значит, бороться?
— Вот именно! Не давать им дань собирать…
— Дело благородное, — о чем-то своем раздумывая, проговорил Иван. — Только такой заработок для меня мелковат. Я, может, сам в коммерсанты примеряюсь…
— Так поверь мне, знающему человеку, что покрутиться тебе в этой среде как раз на пользу будет, не на голом же месте свое дело начинать.
Иван, прикидывая в уме выгоду предлагаемого, спросил:
— Ты откуда такой ушлый?.. До срока вышел или свое отбыл?
— А вот это тебя не касается, — насупился Хмырь. — Такое спрашивать не принято. Меня сейчас на работе уважают. И тебе не пристало с такими вопросами лезть, ежели хочешь карманы наполнить…
