На Телепина фата смотрела долго. Очень долго. Потом засмеялась.
– Ты тоже умрёшь легко, так и быть, – произнесла она, и звучала в её голосе злая издёвка. – Зато при жизни успеешь помучиться.
С этой загадочной фразой на пурпурных устах Моргана подошла к Энтони и неожиданно схватила его за длинные светлые волосы.
– А начну я с тебя, гадёныш, – сказала она хрипло. – Новый хранитель чаши, как же… Тебе до поры до времени везло, это правда. То Мерлин опекал, то Баррет со своими амулетами под ногами путался. А потом я придумала, как убить двух зайцев… – Даже близкая смерть была не так страшна, как её оскал. – Прямо здесь, в храме. И тебя, и Мерлина… И не жди, что чаша поможет. Мерлин уже не хранитель. А ты ещё не хранитель. Вы никто. Я отрежу тебе голову, как Добромыслову, а потом займусь остальными.
В правой руке фаты неожиданно появился длинный нож, которым она воинственно взмахнула.
– Смотри же, Телепин, – сказала она, запрокидывая голову юноши. – Смотри хорошенько.
Вадим Телепин
– Нет! – заорал я не своим голосом. – Отпусти его! Он же ничего тебе не сделал!.. Убери нож! Осталось в тебе хоть что-нибудь человеческое?..
Ещё что-то я кричал, с ужасом сознавая, что всё бессмысленно, и светловолосая голова сына вот-вот упадёт на каменные плиты храма. Другие тоже кричали наперебой – бессвязно и умоляюще. Молчал лишь Энтони. Я не видел его глаз, но был уверен, что страха в них нет, не таков мой парень – есть, наверно, только недоумение от того, что жизнь оказалась столь короткой, и сейчас прервётся по воле исчадия ада в женском обличии.
А фата наслаждалась. Сцена ей положительно нравилась. Наши отчаянные крики её приятно возбуждали, бледные щеки покрылись румянцем, нож слегка щекотал беззащитное горло. Заходясь в тихом смехе, она длила сладость мгновения. А я, теряя остатки мужества, молил Бога, чтобы сердце разорвалось раньше, чем увижу сыновнюю кровь.
Но увидел совсем другое.
Неожиданно из пустоты возник слабо мерцающий призрак. Я судорожно сглотнул. Видение парило передо мной в воздухе и смотрело прямо в глаза. Самое странное, что оно казалось вполне реальным. В мягких очертаниях фигуры я машинально признал женщину. Переведя взгляд на лицо, я задрожал, потому что… потому что это была…
«Ты не ошибся», – сказал призрак.
Даже голос у неё остался прежний – мелодичный, звонкий. И густые светлые волосы, рассыпавшиеся по плечам, были те же. И прелестные черты, когда-то сводившие с ума и так долго снившиеся потом, после всего…
Нет, я не лишился рассудка. Она это была, она. Брошенная, преданная мной… Умершая на чужбине много лет назад…
Душу обожгло холодом смертельной тоски. Даже слёзы на щеках показались ледяными. У суда памяти срока давности нет. Вот и настигло прошлое, предъявляя счёт за былой грех. В самый, казалось бы, неподходящий момент…
«Прости меня», – беззвучно сказал я. И не было больше слов. Если бы мог, я сейчас упал бы перед ней на колени.
Призрак нахмурился.
«О чём ты? – резко спросила она. – Пока ты плачешь, нашего сына убивают. Кто, кроме тебя, может его спасти?»
Я в сотый раз напряг мускулы, стремясь разорвать незримые цепи, приковавшие к дереву креста, и в сотый раз проклял своё бессилие.
«Но я ничего не могу сделать! – вырвалось у меня. – Я даже не могу обменять свою жизнь на его. Проклятая ведьма всё равно заберёт обе».
«Я помогу», – раздалось в ответ.
С этими словами она приблизилась и положила невесомые руки мне на плечи. В призрачных ладонях непостижимым образом ощущалось тепло. Ими, бесплотными, она обвела контур моего тела, а потом поманила к себе. И я вдруг почувствовал, что притяжение креста слабеет…
«Теперь всё зависит от тебя. Ради Бога, не медли!» – с отчаянием и надеждой воскликнула она.
Владимир Ходько
Я увидел, что лицо Вадима закаменело. Из широко раскрытых глаз, устремлённых в одну точку, текут слёзы, а губы шевелятся, словно он разговаривает с кем-то невидимым. Я с мимолётной горечью подумал, что теперь-то он точно сошёл с ума. А впрочем, какая разница? Всё равно жить осталось считанные минуты. Энтони уйдёт первым, но мы его вскоре догоним…
Словно подтверждая мысль о безумии, в уши ворвался ужасный вопль Вадима. Однако не было в его голосе ни страха, ни предчувствия смерти. А вот какая-то первобытная мощь и вызов врагу очень даже звучали. Это был ритуальный крик воина, иначе не скажешь. Не переставая орать, Вадим вдруг легко спрыгнул на пол. В отличие от нас, крест его больше не держал! Но почему? Что произошло?..
Мерлин рывком поднял голову и прищурился, как будто увидел что-то, недоступное обычному взору.
Моргана изумлённо оглянулась, и нож в её дрогнувшей руке опустился. Растерянность, недоумение, гнев – все эти чувства промелькнули на прекрасном лице мегеры, исказив его до неузнаваемости. Опешив, она потеряла две-три секунды. Зато Вадим их нашёл…
Он вихрем подлетел к мечу Мерлина и кинжалу Баррета, валявшимся на полу. Схватив их, прыгнул к Моргане. Та отпустила волосы Энтони и выставила перед собой нож в тщетной попытке отбиться. Какую-то долю мгновения они стояли друг против друга, глаза в глаза – страшный в своей ярости человек и смертельно опасная ведьма.
Опомнившись, Моргана кинула в Вадима нож. Она даже успела выкрикнуть какое-то слово. Но заклинание осталось незаконченным.
Одним-единственным, диким по силе ударом Вадим снёс ей голову. И следом левой рукой всадил кинжал в сердце по самую рукоятку.
Вадим Телепин
Обезглавленное тело с клинком в груди ещё стояло. Ещё рвано, конвульсивно дёргались руки, словно у механической куклы. Потом ноги подломились, и труп в чёрном платье рухнул на пол. Подол юбки задрался, обнажая изящные мраморно-белые лодыжки. Тонкие пальцы с длинными ногтями по-паучьи заскребли камень плиты. Из обрубка шеи обильно потекла густая тёмная кровь, ручейком устремившаяся к моим ботинкам. Отбросив меч, я сделал шаг назад и чуть не споткнулся о голову Морганы.
В широко открытых выпученных глазах остывала жизнь. Их тускнеющий взгляд был ужасен – столько ненависти запечатлелось в нём. На резко очерченных скулах угас румянец. Полуоткрытые посеревшие губы ещё по инерции вздрагивали, пытаясь договорить защитное заклинание. Медуза-Горгона так не хотела умирать…
Попятившись, я сел на ближайшую табуретку и с трудом оперся локтем на стол. Мускулы стонали от боли, тело отказывалось повиноваться. Рывок, благодаря которому удалось покончить с фатой, забрал всё. Никогда ещё я не двигался и не дрался с такой быстротой и силой. Только ли моей была эта сила? Или кто-то укрепил её?..
