— Наконец-то, — Инна с наслаждением ощущала, как прохладный ветерок обдувает ее кожу под одеждой.
Павел с тревогой посмотрел на небо. Половину его уже закрыли черные тучи, огромные, словно корабли.
— Скоро начнется дождь.
— А, ничего, — Инна мазнула его по носу углом цветастого платка. — Я люблю дождь. Я люблю жизнь. Я хочу наслаждаться всем, чем можно.
Павел посмотрел на нее.
«Как сияют ее глаза! Как приятна на ощупь ее нежная кожа. Люблю, люблю…»
Он прижал девушку к себе. Сжал в объятиях.
— Инна, любимая, — прошептал он, ощущая смешанное с ужасом странное блаженство.
— Эй, ты чего? — смеясь, она слабо отталкивала Павла.
— Я люблю тебя.
Она ослепительно улыбнулась, сверкнув крепкими белыми зубами.
Павел выпустил Инну. Огляделся.
Улица, по которой они шли, здесь пересекалась с двумя другими, образуя треугольник. На пересечении улиц, в тридцати шагах от них, стоял цветочный ларек.
— Подожди, я сейчас.
Инна, улыбаясь, открыла рот, но тут у нее в сумочке заиграла мелодия. Она полезла в сумочку.
— Сейчас, — сказал Павел.
— Давай-давай, — она шутливо погрозила ему кулачком. Приложила сотовый к уху.
Павел, пятясь, в каком-то безумии пожирал ее глазами, прекрасную, ослепительную в сиянии дня. Его губы сами собой раздвигались в счастливой улыбке.
Он остановился, услышав, как Инна с тревогой в голосе спрашивает: «Алло? Кто это?» На ее лбу пролегла морщинка.
Слушая, посмотрела на него. Павел, подняв руки, указательными пальцами нарисовал в воздухе сердечко. Инна, рассеянно улыбаясь, сделала то же самое пальцем свободной руки.
Павел перестал пятиться, развернулся. Через пустынную проезжую часть он шел к цветочному ларьку, который, приближаясь, увеличивался в размерах и покачивался вместе с землей в такт его шагам.
Через витрину он разглядывал цветы, и одновременно видел отражающийся в витрине призрак Инны. Из-за поворота, гася скорость, с визгом тормозов выехал тот самый черный «вольво», который Павел видел пять минут назад. Опустив стекло, водитель что-то спросил у Инны, которая стояла к нему спиной. Вздрогнув, она обернулась, все еще прижимая к уху мобильник.
На пороге ларька показалась продавщица.
— Что-то хотели?
— Да. Маргаритки. Вот эти.
Павел взял у нее сладко пахнущий букет.
Послышались тихие хлопки, будто два раза открыли бутылку шампанского.
— Черт, где же… — Павел лихорадочно рылся в карманах. — Вот.
Он протянул продавщице деньги. Та поверх головы Павла смотрела на что-то за его спиной. Ее глаза медленно округлялись, стекленея. Она открыла рот.
— Что? — с улыбкой спросил Павел.
Он обернулся и увидел стоящий у тротуара «вольво». На тротуаре, странно дергаясь, лежит Инна. Под ней растекается лужа крови. Голова девушки конвульсивно мотается из стороны в сторону.
Букет выпал из его руки на асфальт.
Прежде чем водитель поднял стекло, Павел успел увидеть коротко остриженного мужчину в черной кожаной куртке. Судя по рассказам Инны, это был Игорь, один из головорезов Баринова.
Мотор два раза взревел, и «вольво», набирая скорость, отъехал от тротуара.
За спиной Павла продавщица пронзительно закричала.
Павел, будто во сне, шагнул вперед. Ломаясь, под его ногой хрустнули стебли маргариток.
На негнущихся ногах он вышел на проезжую часть.
Над улицей застыла звенящая тишина.
Павел сунул руку под рубашку. Достал пистолет, без которого в последние дни не выходил из дома. Передернул затвор.
«Вольво» ехал прямо на него.
Павел с бледным, перекошенным от ужаса лицом поднял пистолет и несколько раз выстрелил в ветровое стекло. Он высадил всю обойму, но его палец продолжал нервно нажимать спусковой крючок. Сухие щелчки грохотом отдавались в ушах.
«Вольво» по инерции двигалось на Павла, на ходу разворачиваясь задом. Тишину взорвал пронзительный визг покрышек.
Машина, тормозя, остановилась в шаге от Павла, врезавшись в него багажником — так сильно ее развернуло. Павел почувствовал удар по ногам. Его бросило вперед. Вытянув руки, он ударился лицом о крышку багажника. Упал на дорогу.
— …делать все для процветания нашего города! — голос Баринова звучал проникновенно и торжественно. Вся его поза выражала веру в светлое будущее. — Вместе! Взявшись за руки! Плечом к плечу!
Толпа разразилась аплодисментами. Динамики ожили, изрыгая бодрый марш. Люди улыбались, обнимали друг друга.
Небо темнело все быстрее.
Шатаясь, Павел встал на ноги. По лицу из рассеченного лба текла кровь.
Хромая, он обошел «вольво». Прижался носом к тонированному стеклу, ладонями закрыл лицо с обеих сторон, отсекая солнечный свет.
Оба были мертвы. Игорь, размякнув на сиденье, остекленевшими глазами смотрел в пустоту. Голова дергалась, кровь хлестала из простреленной шеи. Вадик лежал лицом на приборной доске. В салоне тяжело пахло кровью.
Павел попятился. Отбросил пистолет. Закрыв лицо ладонями, прошептал:
— Господи. Нет, нет, нет.
Опустив руки, огляделся. Инна все еще лежала на тротуаре, слабо двигая ногами. Увидев ее, Павел ощутил, как внутри него что-то разбилось.
Он хромающей походкой пошел к ней.
Споткнулся, упал. Колено пронзила острая боль. Павел вскрикнул, поднялся и почти побежал. Ноги налились свинцовой тяжестью. Штанина джинсов намокла от крови.
«Боже, пожалуйста», молил Павел, слизывая с губ соль собственной крови. «Пожалуйста, сделай так, чтобы ничего этого не было. Я понял. Теперь я все понял. Я исправлюсь. Я буду хорошим. Ты слышишь, господи?»
Инна с ужасом смотрела на Павла и сквозь Павла, когда он, рыдая, рухнул перед ней на колени. В ее глазах не осталось ничего, кроме животного страха смерти, но и страх ускользал из ее глаз. Взгляд Инны становился бессмысленным.
— Инна… Инна… — одними губами повторял Павел, оглядывая две дыры с обожженными краями на ее груди. Из ран толчками хлестала кровь, окрашивая красное платье в черный цвет. Павел накрыл раны ладонью, словно надеялся остановить кровотечение. Но кровь хлестала сквозь пальцы, и вместе с горячей влагой выплескивалась жизнь слабого, маленького, хрупкого тела.
— Держись, Инна, держись, милая, — шептал Павел, снимая рубашку. Не соображая, что делает, скомкал рубашку, стер кровь с лица Инны, приложил комок к ранам.
Инна агонизировала, дергая ногами. Искусанные губы дрожали. Она приподняла голову, закашлялась кровью.
— Мамочка… — прошептала она.
При каждом вдохе в ее груди раздавался судорожный всхлип.
