— Нет, — прошептала Франни. — Этого не может быть.
— Матушка, — прохрипел Глен. Он откашлялся. — Матушка, мы не совсем понимаем. Мы… мы не благословлены близостью к тому, что контролирует вас. Провидение не для нас. Франни права. Если мы отправимся туда, нас поймает первый же дозор.
— У вас что, нет глаз? Вы только что видели, как Господь через меня излечил Франни. Неужели вы считаете, что в Его планы входит позволить прислужникам Князя Тьмы убить вас?
— Но, матушка…
— Нет. — Она подняла руки и помахала ими, заставляя его замолчать. — Нет, я здесь не для того, чтобы спорить или убеждать вас, я здесь, чтобы наставить вас на путь понимания планов Господа в отношении вас. Слушай, Глен.
И неожиданно из груди матушки Абигайль раздался голос Глена Бейтмена. Это испугало их всех, а Франни с криком прижалась к Стью.
— Матушка Абигайль называет его пешкой дьявола, — произнес этот сильный мужской голос. — Возможно, он последний рационально мыслящий чародей, собирающий против нас достижения технологии. А может быть, он нечто большее, более злое и темное. Я только знаю, что он есть. И я больше не верю, что социология, психология или любая другая логия может остановить его, я считаю, что сделать это может только белая магия.
У Глена отвисла челюсть.
— Это правда или это слова лжеца? — спросила матушка Абигайль уже своим шелестящим шепотом.
— Не знаю, правда это или нет, но это мои слова, — дрожащим голосом произнес Глен.
— Верьте. Верьте все. Ларри… Ральф… Стью… Глен… Франни. В особенности ты, Франни. Верьте… и подчиняйтесь слову Господа.
— У нас есть выбор? — хмуро спросил Ларри.
Она с удивлением взглянула на него:
— Выбор? Выбор есть всегда. Таков путь Господа, таковым он и останется. Ваша воля по-прежнему свободна. Поступайте как хотите. На ваших ногах нет цепей. Но… именно этого хочет от вас Бог.
И снова эта тишина, глубокая, как снег. Ральф разорвал ее.
— В Библии есть рассказ о победе Давида над Голиафом, — сказал он. — Я пойду, если ты считаешь это правильным, матушка.
Она взяла его за руку.
— И я, — произнес Ларри. — И я тоже. — Вздохнув, он приложил руку ко лбу, будто почувствовал головную боль. Глен открыл рот, чтобы сказать что-то, но тут из-за угла донесся тяжкий вздох и глухой удар падения.
Люси, о которой все забыли, потеряла сознание.
Рассвет прикоснулся к краешку мира.
Они сидели вокруг кухонного стола в доме Ларри и пили кофе. Было без десяти пять, когда в дверях появилась Франни. Лицо ее опухло от слез, но она больше не хромала при ходьбе. Она исцелилась.
— Мне кажется, она умирает. — Франни всхлипнула.
Все вошли в спальню, Ларри обнимал Люси.
Дыхание матушки Абигайль стало тяжелым и хриплым, вызвав у всех ужасные воспоминания о супергриппе. Они молча обступили кровать, смущенные и напуганные. Ральф был уверен, что в момент кончины произойдет чудо, и они узрят стоящего перед ними Господа. Она уйдет во вспышке света. Или они увидят, как ее душа в сияющем облаке уходит сквозь окно и возносится на небеса.
Но она просто умерла.
Был единственный вздох, последний из миллионов. Она вздохнула, задержала дыхание и испустила дух. Ее грудь больше не поднялась. Вот и все.
— Умерла, — пробормотал Стью.
— Господь милостив и к ее душе, — произнес Ральф, больше не испытывая страха. Он скрестил ее руки на сухонькой груди, уронив на них слезу.
— Я пойду, — неожиданно сказал Глен. — Она была права. Белая магия. Единственное, что осталось.
— Стью, — прошептала Франни. — Пожалуйста, Стью, скажи «нет».
Они посмотрели на него — все.
«Теперь ты должен вести, Стюарт».
Он подумал об Арнетте, о старой машине, везущей Чарльза Д. Кэмпиона и его смертельный заряд и разбивающейся о бензоколонку принадлежавшей Биллу Хэпскому станции техобслуживания. Он подумал о Деннинджере и Дейтце, и о том, как он стал мысленно ассоциировать их с улыбающимися врачами, которые лгали, лгали и лгали ему и его жене о состоянии ее здоровья — возможно, они так же лгали и самим себе. Но в основном он думал о Франни. И о словах матушки Абигайль: «Именно этого хочет от вас Господь».
— Франни, — сказал он, — я должен пойти.
— И умереть, — она сердито, почти с ненавистью посмотрела на него, а затем на Люси, как бы ища у нее поддержки. Но Люси застыла, она была далеко и не могла помочь.
— Если мы не пойдем, мы все здесь погибнем, — произнес Стью, подбирая слова. — Она была права. Если мы будем ждать, наступит весна. И что тогда? Как мы остановим его? Мы не знаем. У нас нет ключа к разгадке. И не было. Мы просто прячем головы в песок. Мы не можем остановить его иначе, чем сказал Глен. Белая магия. Или сита Всевышнего.
Она горько разрыдалась.
— Франни, не надо. — Стью попытался взять ее за руку.
— Не прикасайся ко мне! — крикнула она. — Ты мертвец, ты труп, поэтому не прикасайся ко мне!
Они стояли вокруг кровати, застыв, словно на картине, когда взошло солнце.
Около одиннадцати часов Стью и Франни отправились к горе Флагстафф. На полдороге они сделали привал, Стью держал корзинку с едой, а Франни доставала скатерть и бутылку вина. Пикник был ее идеей, но странная, неуютная тишина уже начинала разделять их.
— Помоги мне расстелить скатерть, — попросила она.
Они расположились на маленькой поляне среди холмов за тысячу метров от Плато Восходящего Солнца. Под ними в голубой дымке раскинулся Боулдер. Лето как будто снова вернулось в этот день. Солнце светило ярко. В траве звенели цикады. Подскочил кузнечик, и Стью быстрым движением правой руки поймал его. Он чувствовал, как тот испуганно шевелится внутри его ладони.
— Плюнь, и я тебя отпущу, — произнес он детское заклинание, повернулся к Франни и заметил ее печальную улыбку. Быстро, подражая детскому суеверию, она повернула голову и сплюнула. У него сжалось сердце.
— Франни…
— Нет, Стью. Не говори со мной об этом. Не теперь.
Они расстелили белую скатерть, раздобытую Франни в Боулдерадо-отеле, и она быстро (наблюдая, как грациозно она наклоняется и двигается, Стью испытал странное ощущение, будто у нее вообще не было переломов и растяжений связок) приготовила их прощальную трапезу: огурцы, салат-латук, приправленный уксусом, сэндвичи с холодным мясом, вино и яблочный пирог на десерт.
— Отличная еда, отличное мясо, отличный Бог, давай есть, — сказала она. Стью сел рядом с ней, взял сэндвич и немного салата. Он не был голоден. Внутри у него все болело. Но он ел.
