Лошадь проскакала по полю, ворвалась в редкий лесок. Алхимик, распластавшись на её крупе, рукой на излёте сжимал ружьё. Он смотрелся и забавно, и героически сразу: ни дать ни взять, американский индеец, поднявшийся в безнадёжную атаку на укреплённый форт, — или актёр, играющий подвиг, какого не в силах осмыслить. За кронами деревьев алхимик иногда скрывался из глаз, — просека была узкой, а деревья склонялись над нею низко, — но неизменно выныривал из-под тёмных сводов и продолжал мчаться прямиком к автостраде.
- Что это? — Павел не услышал — разглядел, как губы Людвига прошептали вопрос.
Перед самым выездом на шоссе, путь алхимику преграждало препятствие. Его было плохо видно из «салона» вертолёта. Латинист и Павел перешли в кабину. Третьяков, обычно недовольный, когда у него без спросу «стоят за спиной», на сей раз, казалось, даже не заметил прихода гостей. Он тоже удивлённо разглядывал помеху на просеке.
- Полиция? — он поднял глаза на Павла. — Откуда она здесь? Очень уж… фартовая…
«Ариец» подметил верно: пять полицейских автомобилей, веером рассредоточившихся на подъездам к шоссе со стороны просеки, казались слишком столичными для здешних мест: новые, блестевшие лаком на солнце, «форды», с мощными движками — словно сошедшие со страниц американских полицейских боевиков.
Из авто высыпали правоохранители. Они были готовы держать оборону: заняли позиции за раскрытыми дверцами «фордов», за массивными кузовами машин. Было не вполне ясно, на кого устроена засада. Если на жителей посёлка за леском — никакого присутствия тех поблизости не наблюдалось. Если на мародёров или вандалов — вряд ли их появления стоило ожидать за городом. Если же это был обычный, в условиях эпидемии, контрольный пост — удивляло расположение полицейских машин: не на основной автомагистрали, а на грунтовке, да ещё «мордами» — прочь от дороги, навстречу приближавшемуся алхимику.
Полисмены заметили лошадь с наездником, но огонь не открывали, выжидали. Вперёд, покинув укрытие, вышел рослый человек в форме, с мегафоном, — и что-то прокричал, явно адресуясь к сеньору Арналдо. Тот продолжал скакать — не притормаживая, не пытаясь изменить направление скачки: то ли не мог всего этого сделать, то ли имел причины не слушать оратора. А тот вдруг отбросил в сторону мегафон — и двинулся навстречу быстрой лошади. Это казалось странным, удивительным: пеший спокойно сближался с конным — оставив позади других полицейских, не заботясь об укрытии. Он шёл неспешно — размахивал руками, как на прогулке. И только когда между рослым и алхимиком остались не более трёх десятков коротких человеческих шагов — полисмен вытащил оружие. И вот тут — всё сделалось ещё абсурдней.
Оружием оказался меч — тонкий и длинный; солнечный луч, отразившись от его лезвия, рассыпался тысячью искр по стёклам кабины вертолёта; ослепил и Павла, и латиниста. Что хуже всего — он ослепил и Третьякова. Тот вскрикнул, выругался. Постарался удержать «вертушку» от скачка, но, всё же, слегка дёрнул штурвал. На сей раз, впрочем, вертолёт потерял ориентацию в пространстве лишь на несколько секунд. Но и этого оказалось достаточно, чтобы пропустить главное: падение алхимика.
Лошадь сбросила всадника, а сама каталась по земле. Похоже, она отдавала концы. Полицейский отряхивал брюки: наверное, опускался на колено, чтобы подрезать лошади ноги ударом клинка. По инерции животное, уже обезноженное сталью, проскакало и затем прокатилось по траве навстречу полицейскому кордону ещё пару десятков метров. Сеньор Арналдо свалился кулем прямо под ноги правоохранителям. Его немедленно схватили, заломали руки и запихнули на заднее сиденье ближнего «Форда». После чего внимание полицейских переключилось на вертолёт. Многие указывали на него пальцами. О чём-то спорили.
Человек с мечом не поднимал к небу головы. Неторопливо вернулся к своим. Крутанулся на месте, будто разыскивая что-то. Наклонился — и поднял с земли мушкет.
Осмотрел оружие.
И, тогда уже, вслед за остальными правоохранителями, поднял голову вверх.
Он стоял спокойно: ноги чуть расставлены, для устойчивости, плечи — расслаблены, поза — сделала бы честь выпивохе-разгильдяю. Но он не был разгильдяем — этот удивительный человек. Он не просто смотрел на вертолёт, зависший над ним — он видел вертолёт и всех, кто в нём. И вдруг стёкла кабины словно бы заменили на сильные увеличительные стёкла. Полицейский предстал перед всеми тремя вертолётчиками в многократном приближении. Павел подумал было: это опять шалит его — и только его — рассудок, — но возгласы Третьякова и Людвига свидетельствовали об обратном. Все трое видели рослого полисмена. Его новенькую форму, его ботинки, блестевшие свежей ваксой, даже рукоять его невероятного меча — длинную, гладкую, обтянутую чёрной кожей. Вот только лица под форменной фуражкой было не разглядеть. Казалось, лицо заливал солнечный свет.
Полисмен перехватил мушкет двумя руками — теперь стало отчётливо различимо украшавшее оружие тонкое серебряное литьё, — протянул его навстречу вертолёту — как будто предлагая восхититься, или купить. И вдруг — резким движением рук и колена — переломил мушкет пополам.
Переломил пополам металл и дерево, — расправился с вещью, которую и держать в руке было нелегко. Тяжёлая прочная вещица. С чем сравнить её прочность? Со стволом бамбука? С ручкой сапёрной лопатки? С чугунной водопроводной трубой? В руках полисмена она превратилась в тростник.
Полицейский развёл руки. В каждой было по половине мушкета. Потом — как будто наигравшись новой игрушкой — резко отбросил обе половины от себя. И отдал короткий гортанный приказ.
Линзы кабины вновь сменились обыкновенными грязноватыми стёклами.
И в этих стёклах ошарашенные, ошалевшие вертолётчики увидели…
- Чёрт! Держитесь! — отчаянный крик Третьякова прозвучал громко даже среди шума двигателей и тонкой песни винтов. «Ариец» бросил вертолёт в пике, уводя из-под удара. В сторону «вертушки» устремилась дымная петарда. Так подумалось Павлу. Но Третьяков, похоже, не был столь наивен. Уводя машину у петарды с дороги, он едва не впечатался в землю. Выравниваясь, прошёлся над полицейскими машинами. В подбрюшье вертолёта вонзились десятки маленьких жал.
- Нас обстреливают! — выдохнул латинист: не столько испуганно, сколько удивлённо. — Так они что — ждали здесь нас? Мы — такие уж преступники?
- Не знаю… — Третьяков вжался в кресло пилота, на лице его читалось невероятное напряжение. — Но надо уходить отсюда! Уводить машину! Чёрт! Ему не помочь… — Коллекционер словно стыдился назвать алхимика по имени. — И нам никто не поможет, если не уберёмся…
