— Становись в очередь, чудак, — ответил Витенька Николаю и, примериваясь, занес над Митей кулак.
Но едва Митя приготовился нырнуть мимо громилы под соседнюю кровать, как раздался мелодичный звонок. Отбойный молоток Витеньки остался висеть в воздухе, сам Витенька оглянулся на старшого — старшой снимал с пояса телефон. Он долго и молча слушал надрывный голос звонившего. Слов Митя разобрать не мог, но по истеричным интонациям догадался, что дела у того, кто звонил, идут совсем не по плану, а как раз наоборот. Когда телефонная исповедь закончилась, старшой выстроил замысловатое ругательство, повесил трубку на ремень и сказал Витеньке:
— Шмаль на Луже. Наши буксуют. Кисляй велел всем туда копытить.
— А этот? — спросил Витенька голосом капризного дитяти, у которого отбирают лакомство.
— Никуда не денется. Давай без базара, там наших гасят. А ты, партизан, — обратился старшой к Мите, — используй досуг для освежения памяти. Мы еще вернемся.
Они затопали к выходу, и Митя вздохнул облегченно. Когда они сюда вернутся, его здесь уже не будет. Конечно, они его найдут и в любом другом месте, но больница была наименее безопасным из всех возможных. Митя чувствовал себя здесь голым и беззащитным пред этими двумя мясниками. Больничная пижама, тапочки и постельный режим не придавали уверенности.
— Чего будешь делать? — поинтересовался Николай.
— Драпать.
— А чего они вообще от тебя хотели? — спросил Арнольд. — И с каких это пор вышибалы интересуются архивным делопроизводством?
— С тех пор, как окочурился Старый Перец.
— А кто он такой?
— Почем я знаю!
— А что за архив? Он правда у тебя?
— Какого дьявола! — взорвался Митя. — Знать не знаю никаких архивов, мало мне этих уродов, так еще вы допрос устраиваете!
— Ну и правильно, — сказал Николай. — Если ввязался в темное дело, стой до последнего. Не сдавайся, Митька, слышь? Этим отморозкам только дай палец — не то что с рукой оторвут, всего целиком сожрут, не подавятся. И нам ничего не говори — мало ли что.
— Все, я пошел, — не выдержал Митя. — Не поминайте лихом, мужики.
Он вышел за дверь и двинулся к лестнице — палата находилась на третьем этаже. За окнами только рассвело, поэтому на свой дикий внешний вид он решил не обращать внимания — как-нибудь доберется в тапочках до дома по пустынным улицам. Митя свернул на лестничный отсек и хотел уже спускаться, как вдруг снизу раздались голоса. Это были они — и поднимались наверх! Митя помчался обратно, влетел в палату и двинулся к окну. Других лестниц в клинике не было, а около окна проходила водосточная труба. Он снял тапочки и сбросил их на землю. Потом взобрался на подоконник и попрощался с немного ошарашенными соседями: «Если сорвусь — прошу считать меня геройски погибшим».
Труба была сухая и пыльная, руки скользили и не за что было держаться. Митя лишь крепче обнял трубу, как не обнимают и любимую, и быстро съехал вниз. Что после этого представляла собой его пижама, трудно было описать словами. Нацепив на ноги тапочки, он зашлепал к выходу с территории больницы. Попутно пытался сообразить, почему эта обувь, в которой удобно ходить по дому, делает передвижение по улице почти невозможным, нестерпимым и унизительным.
До дома было минут сорок ходьбы. Митя на всякий случай выбирал узкие, скромные улочки и задворки. Но, очевидно, рок не собирался оставлять его сегодня в покое. Выйдя на небольшую площадь, к которой сбоку прижался сквер с фонтаном и памятником, он услышал позади автоматные очереди. Вскоре к ним присоединился пулеметный дождь.
Митя в свете последних событий воспринял стрельбу на свой счет и ускорил шаг. Однако дело начинало принимать серьезный оборот. Заработала артиллерия. Митя различал пушечные и танковые выстрелы и далекие ракетные залпы. Отбросив мысль о том, что все это организовано ради него, он короткими перебежками добрался до сквера и попытался укрыться.
Было непонятно, с какой стороны приближается фронт, но по прикидкам, площади в самом ближайшем времени предстояло стать ареной войны. Он не ошибся. Едва успев залечь под прикрытием скамейки, Митя увидел стрелявших. Это были солдаты в немецко-фашистской форме, в характерных касках и с укороченными автоматами. Они бежали через площадь, отстреливаясь и крича по-немецки.
Внезапно совсем рядом раздался женский визг. Оглянувшись, Митя увидел женщину — вполне современно, даже профессионально одетую и накрашенную. От ужаса она стояла неподвижно, широко открытыми глазами глядя на немецких солдат и выползающий с соседней улицы советский танк. Митя выскочил из укрытия, подбежал к девице и, дернув ее за руку, потащил к лавке. Она перестала визжать и послушно улеглась рядом на траве за скамейкой. Профессиональный инстинкт сработал четко.
За танком на площадь выходили солдаты в советской форме. Они стреляли вслед немецкой пехоте и шли прямо, не прячась от пуль и не ища прикрытий.
— Это чо такое? Кино что ли, паразиты, снимают? — заговорила девица. — Так ведь предупреждать же надо. Козлы отмороженные.
— Это не кино, — ответил Митя. — Это война, самая настоящая.
— Да ты чо, мужик, какая война? Сначала фрицы какие-то перли, теперь эти — краснозвездные. Эта война давно уже похерена.
— Значит, она воскресла. Вон, видишь, — Митя показал рукой, — того парня?
Это опять был юнец в черном, как и в тот раз, когда Митя повстречался с диким степным табуном. Он стоял недалеко от притормозившего танка и смотрел в пустоту.
— Ну вижу.
— И не догадываешься, кто это?
— Да на кой ляд мне догадываться, что за сопляк там под пули лезет? Идиот какой-то. — Девица достала из сумочки пудреницу и расположилась поудобнее.
— Вот и я тоже не имею представления, кто это, — признался Митя со вздохом.
Остановившийся танк медленно ворочал башней. Раздался оглушительный выстрел и звон стекла — вылетали стекла из домов на площади. Это был единственный ущерб, причиненный городу короткой вспышкой давно утихнувшей войны. Сразу за танковым выстрелом все прекратилось — и стрельба, и гул невидимой артиллерии, и крики солдат. Война померкла и растворилась в воздухе. Вместе с ней бесследно исчез и черный юноша, окончив сеанс связи с космосом.
— Можно вылезать, — сказал Митя девице, все еще пудрившей нос.
Она оторвалась от зеркальца и огляделась по сторонам почти безумными глазами. Потом перевела взгляд на Митю и прыснула со смеха.
— А ты не из их компании? Раненный военнопленный? Давай, беги, догоняй своих козлов киношных. И скажи этим засранцам недоделанным, чтоб в следующий раз пер…ли где-нибудь в другом месте. Здесь приличный район, а я из-за этих идиотов колготки порвала. Кто мне за них заплатит?
