уже каждый день спрашивал мать:
– Мама, ну коли ж ми поїдемо в Пер-Лашез?
– Скоро, сына, скоро – Марина, казалось, уже не замечает украинскую речь.
– Тато купив квитки?
– Что? Скажи на русском!
– Тато купив квитки? – упрямо повторял мальчик.
– Не понимаю о чём ты.
– Ты отвезешь меня домой?
– Так ты дома, сын!
– Не вдома я! Не на рідній землі – повторял Никита.
Марина очень надеялась, что эта поездка поможет им. Правда не представляла каким образом. Ей до сих пор, было, не ясно какая связь между кладбищем, украинским языком и её сыном.
Выбрать отель с завтраками было правильным решением – Никита проснулся ни свет, ни заря и растормошил родителей: ему обещали Пер-Лашез. Наспех перекусили и отправились на кладбище.
Вот они заветные ворота Пер-Лашез.
Марина наблюдала за сыном: тот нервничал, суетился. Тянул её за руку. Павел хмурился, глядя на неприступные стены и каменный забор.
Но отступать было некуда.
Фотографии это одно. То, что увидели Ивановы, поразило их величием: открытый музей под небосводом Франции. Статуи, надгробия, колонны… У любого предмета, будь то камень, травинка, фотография – своя история. Дерево пьют земные соки не просто так, а с тайным, неведомым человеку смыслом.
У каждого захоронения был хозяин. Он или позволял подойти ближе или заставлял ускорить шаг. Незримая сила, обитавшая за стенами кладбища, казалась настолько реальной, что можно было её потрогать. Марина встряхнула плечами, сбрасывая навалившийся морок.
Никита осматривался, держал её за руку и молчал. Если приглядеться то было видно, что не она решает куда идти: ребёнок уверенно вёл её по тропинкам Пер-Лашез. Когда Марина решила свернуть с аллеи на другую, вскрикнул:
– Мамо, нам не туди!
Она послушно пошла за сыном.
– Эй, вы куда? – крикнул Павел, шедший поодаль, и разглядывающий захоронения.
– Куда Никита скажет – растеряно проговорила Марина.
Они шли уже больше часа. Пару раз останавливались посидеть на скамейке, попить, отдохнуть. В эти минуты Марина успевала сделать фотографии. Казалось, Никита спешит, он не давал родителям останавливаться дольше, чем на десять минут – тянул мать за руку:
– Пішли, мати. Пори.
– Паша, что это? Конец? – спросила Марина, когда им показались высокие стены.
– Это колумбарий, с урнами – пояснил муж, сверившись с картой – там в середине крематорий.
Марина поёжилась. Неужели Никита поведёт их туда? Мальчик остановился у входа в колумбарий и затараторил по-украински. Потом склонив голову, как будто прислушивался. Опять тараторил. Опять слушал… И отвечал.
Родители в ступоре смотрели на сына. Мимо проходили туристы, никто не обращал внимания на мальчишку, разговаривающего с самим собой.
Никита вырвал ладошку из рук матери и решительным шагом направился в сторону колумбария. О, нет, только не это! Марина нервно поёжилась: даже если это достопримечательность Франции находиться среди десятка тысяч урн с прахом ей не хотелось.
– Никита, ты куда?
Ребёнок молчал, не оставив никакого шанса. Пришлось идти за ним. Никита уверено шёл по территории колумбария, почти не смотрел по сторонам, только прислушивался, склонив голову.
Марина всматривались в крыши, искала, не идёт ли дым, не «хоронят» ли кого-то. Вдыхала воздух, пытаясь найти в нём нотки сожженного тела. Она заметно нервничала. Павел молчал. Вся эта история приобрела мистический характер. Как ещё объяснить свободное перемещение ребенка по кладбищу? Тут взрослые-то с картой ходят, а Никита торопится, как будто на встречу опаздывает, и все аллеи Пер-Лашез знает, как дорогу из детского сада.
Никита тем временем свернул направо и поднялся на второй уровень. Затоптал, расталкивая людей, при этом, не умолкая, бормотал по-украински. Марина даже не понимала, о чём он говорит: так быстро и тихо шептал сынишка. Наконец он остановился.
– Шістдесят шість вісімдесять шість – объявил мальчик.
– Что, сын?
– Шістдесят шість вісімдесять шість – повторил он.
Родители молчали, не понимая, что нужно сыну, и вообще с ними ли он разговаривает. Павел внутренне ругал самого себя за эту поездку: кажется, становится только хуже – Никита ушёл в себя, его как будто нет рядом.
Марина прочесть таблички на ячейках. На каждой было чьё-то имя, годы жизни, фотографии. Встречались ячейки без «хозяев».
– Мариш, смотри. Вон там, наверху. Третья сверху видишь? 66-86.
– Ага, вижу. И что?
– Там прах Нестора Махно.
– Э-э-э, а кто это?
– Да бог его знает. Но ты, же слышала выражение батька Махно? Может это он?
– Махно… Что-то хохляцкое – прошептала Марина.
– Угу. Слушай, припоминаю из уроков истории, смутьян он был. То ли революционер, то ли партизан. В общем, за что-то боролся в гражданской войне. Но это не у нас, это на Украине было. Нам историчка вскользь рассказывала, просто как пример хорошего лидера из народа.
– Понятно. А Никита причём?
– Мне откуда знать? Про это мы не проходили – пробормотал Павел – но, то, что Махно хохол и Никита по-хохляцки говорит наверняка не совпадение. Привёл же он нас сюда, хотя тут много захоронений. Есть какая-то связь!
– Да, наверное, ты прав – задумчиво ответила жена и решила спросить что-нибудь у сына, может это прольет свет на загадку – Никита, а… Где Никита? – истерично воскликнула она.
Оба стали вертеться в поисках сына. Павел, нарушая правила кладбищ закричал:
– Никита! Никита!
Сына нигде не было. Какая-то девушка, тоже русская, махнула в сторону:
– Какой-то мальчик только что побежал вон туда. В зелёной курточке.
Павел и Марина бросились в направлении, куда указала девушка. Увидели между камней и людей, мелькает зелёная куртка сына.
– Никита, стой! – кричал Павел. Но сын торопился и не обернулся на его зов.
Они еле догнали его. Всё-таки правильно было надеть на ребёнка яркую одежду – легче искать в толпе. Мальчик не обращал на родителей внимания.
– Никита, стой! – Павел, тяжело дыша, схватил сына за рукав.
– Знайди мене.
– Сын!
– Знайди мене.
– Да, блин, что ты заладил?! Не понимаю я тебя! – возмущался Павел: гонка по кладбищу выбила его из равновесия.
– Кажется, он просит, что бы ты его нашёл – предположила, догнавшая их, Марина.
– Что значит нашёл? Мы что в прятки, блин, играем? – Павел не успокаивался.
– Не знаю, может, я неправильно поняла.
Никита, не слушая далее родителей, юркнул между двух захоронений и, только зеленая курточка замелькала среди камней.
– Никита, стой!
Тот даже не обернулся. Ивановы поспешили за сыном. Вскоре мальчик остановился. После помпезности Пер-Лашез это место казалось заброшенным. В двух метрах от них виднелось несколько захоронений, явно не принадлежащих к числу популярных. Калитки давно не открывались, траву никто не утаптывает, и она растёт прямо.
Никита остановился, завертел головой в разные стороны, как будто размышляя к какой из могил подойти. Вновь заговорил на украинском. Марина и Павел молча, ждали, что будет дальше. Мальчик шагнул в сторону одного надгробия, подёргал калитку – та со скрипом поддалась, и уверенно зашёл в мир чего-то последнего пристанища.
Марина, нервно кусая губы, вчитывалась в надпись на камне. Слов не разобрала, но год смерти 1868. Стало чуть легче – хоть не свежая могила, хотя это было видно и невооружённым глазом. Что будет дальше?
Мальчик зашёл за надгробие, Павел – за ним. Никитка нагнулся и стал шарить в траве, которая была ему по пояс. Через 5 минут он торжествующе вытащил небольшую, пыльную баночку.
– Я знайшов! – радостно объявил он.
– Что, сына? – устало спросила Марина
– Я знайшов! – повторил мальчик.
– Что это? Дай посмотрю – она протянула руку, но сын отдёрнул свою ладонь и спрятал за спиной находку.
– Я знайшов! – в третий раз повторил он.
Марина и Павел переглянулись, не зная, что делать дальше. Что отыскал сын на кладбище?
Вдруг неожиданно Никита заплакал. Горько. Навзрыд. Родители боролись к нему:
– Сынок, что случилось? Сына?!
– Додому. Я хочу додому. – всхлипывал мальчик – Додому…
Родители переглянулись.
– Ну, пойдём – уверенно сказал Павел и взял сына за руку.
Всю обратную дорогу Никита плакал. То громко, навзрыд, вплетая в слёзы украинские слова. То, затихая, подвывал как щенок. Наконец он умолк и задремал. Павел поднял его и вынес из метро. Марина осторожно взяла из рук ребёнка находку.
– Паш, мне кажется, это урна с прахом – прошептала она мужу, когда тот уложил сына на кровать.
– Дай посмотрю – Павел тяжело дышал – Блин, тяжелый Никита, руки трясутся.
Он с удивлением разглядывал маленькую глиняную баночку с хитрой крышкой. Бока покрылись слоем грязи, но грязь эта была равномерная, покрывала стенки ровным слоем, как чехол. Те места, на которые изредка попадало солнце, имели светлый оттенок. Местами виднелись царапины, но тоже старые.
– Может, откроем? – предложил Павел.
– Ты что? – Марина даже подпрыгнула на стуле – это же чьи-то останки!
– Да шучу я, шучу.
– Мда, ну и шуточки. Но реально, что делать с урной? И вообще как Ник нашёл её? Он ведь знал что искал!
– Угу, ему какой-то хохол подсказывал.
– Паша, ну что ты всё ёрничаешь?
– А что делать? Я не знаю, как он её нашёл. И что делать с ней не знаю! Знаю только, что если мы её выкинем или спрячем, то Никита не простит нам.
– Это точно. – Марина потёрла виски – Давай подремлем что ли, устала я бегать по Пер-Лашез.
– Ты отдыхай тогда, я пойду что-нибудь поесть соображу. Недалеко супермаркет должен быть, судя по карте. Никита проснётся
