Привычка к безнаказанности имеет большую инерцию. Ей требуется время, чтобы выветриться из сознания носителя, но окончательно избавиться от нее трудно, все равно, что избавить выгребную яму от въевшейся за годы вони.
Но сутки, проведенные в бараке, с напуганной и подавленной массовкой не прошли зря. Ничто так здорово не обрабатывает человека, как толпа, низведенная до состояния испуганного стада.
Сам Павел не испытывал к массовке злых чувств – и он хорошо оплачивал ее дискомфорт.
– Что здесь происходит? – дрожащим голосом произнес Каминский.
В этой полосатой робе он действительно выглядит жалким. Но Павел ни на секунду не позволял себе забыть, что это за человек. Он уже сам начинал чувствовать себя чудовищем – но этот был еще хуже.
– Здесь кое-что строят, – сказал Павел.
– Что строят? – недоуменно спросил Каминский.
– Хочешь посмотреть? – спросил Павел, подходя к окну.
Окно было до половины небрежно замазано белой известью. Это выглядело ужасно казенно и уныло, а потому нравилось Павлу.
– Крематорий, – сказал он.
– Кре… – буквы застряли в горле Каминского. – Для чего?!
– Для кого, – поправил Павел. – В частности, для тебя…
– У тебя что, крыша поехала?! Отпусти-и… – завыл Каминский, пытаясь вырваться.
Наручники держали цепко.
Павел с удовольствием наблюдал за конвульсиями старого приятеля.
Да, он действительно, входит во вкус. Как там говорят про месть? «Блюдо, которое подают охлажденным»?
Тут дело не в мести. Дело в правде. Надо просто найти ответы. А, может, всего-навсего один ответ.
На все.
– Не нервничай, – сказал Павел. – У тебя еще есть время подготовиться…
– Гад!,..
– …подумать…
– Выпусти меня!
– …очистить свою душу…
– …что ты хочешь?! Только скажи – я все отдам! Все отдам, все!
Павел тихо рассмеялся:
– А у меня все есть. Ты, что, забыл?
Каминский задергался в тихих рыданиях…
– Пожалуйста…
– Ну, ну, – сказал Павел. – Не унижайся так. Впрочем, дело твое, можешь унижаться, если тебе от этого легче. А хочешь посмотреть на себя со стороны?
Павел с интересом глянул на Каминского.
– Я все снимаю, – пояснил он. – Как в кино. Интересно увидеть свое новое состояние?
– Иди к черту…– прорыдал Каминский.
– Жаль, – сказал Павел с сожалением. – А мне бы было интересно. Когда еще представится такая возможность, а? Ты знаешь, зачем я притащил тебя сюда?
– Я же уже все сказал…
– Ты сказал «почему», а не «зачем».
Павел подошел к Каминскому, склонился над ним и сказал доверительно:
– Понимаешь, меня всю жизнь окружает ложь. И я просто хочу узнать правду. Понимаешь? Нет? Вот ты, гнида, ты мой враг. Ты хотел моей смерти. Так хотел, что тебя не останавливала даже жизнь других, совершенно посторонних людей. Ты ненавидишь меня – значит, знаешь что-то такое, за что меня стоит убить. Вот этим ты мне и интересен.
– Но зачем все это? – Каминский неловко мотнул головой в сторону окна.
– Так надо, – проникновенно сказал Павел. – Ты должен чувствовать занесенный над твоей головой меч судьбы. Я хочу выжать из тебя всю правду, как выжимают сок из лимона. И еще – мне просто нравится такая атмосфера…
– Ты сумасшедший…– слабым голосом сказал Каминский.
– Пожалуй, – не стал спорить Павел. – Так что не рассчитывай, что тебя может спасти ложь…
– А правда? – быстро проговорил Каминский. – Правда может меня спасти?
– Нет, – улыбнулся Павел. – Спасти тебя уже не сможет ничто. Но правда, возможно, облегчит твой конец…
Каминский оказался на удивление разговорчивым. Таким Павел не помнил его в «той» жизни. Даже и не скажешь, что причиной разговорчивости стало гаденькое ощущение безнадежности своего положения. В памяти всплывали кадры хроники, где изменники родины спокойно и обстоятельно признавались в преступлениях, за которыми с неизбежностью следовала «вышка». Что за механизмы включаются в такие моменты в психике приговоренного? Интересно, чертовски интересно…
– Мы тогда только взялись за этот завод, – говорил Каминский. – Поначалу ведь ты вообще был никем – так, на прихвате у Локтя. Да чего там говорить – ссыкун ты был, даже шмальнуть в лоха не сумел, когда дело до стрельбы дошло… А ведь это ты предложил припугнуть организаторов торгов, стало быть, должен был и сам, вместе со всеми… Да от тебя давно бы избавились – так ведь считали тебя головой! Согласен, хорошая была мысль с аукционом. Купить такой заводище за копейки… Сейчас даже представить невозможно… И ведь ты все продумал так, чтобы все ниточки, все связи на тебя замыкались. Шлепни тебя – и концов не сыщешь! Тут к тебе претензий нет: каждый вертится, как может. Да, красиво получилось: сначала завод, следом потихоньку еще и еще… Но вспомни, что потом началось? Ребят, которые под пулями ходили, на «стрелках» подставлялись, на допросах молчали – их, значит, в сторонку! А на руководящие посты – «сынков» из модных институтов! Ты ловко грузил, а мы и уши развесили: «нужны связи, административный ресурс, специалисты топ-уровня…» Ты всегда умел фуфло задорого впаривать, этого у тебя не отнимешь. Надо было насторожиться, еще когда ты завел песню про «выход из тени». Какие красивые слова: легальный бизнес, респектабельность, открытость. Мы-то, идиоты, не понимали тогда, что нам в этом твоем «легальном бизнесе» уже нет места! Да ты просто слил нас, как бумагу в сортире! Просто дернул за ручку с цепочкой, водичка – «пшшш!» – и нас нету! Ну, да, да… Ты бросил всем по косточке. Только вот сам остался на верхушке, а мы – на дне навозной кучи! Согласись – не по понятиям вышло! Это мы, мы тебя закинули туда, где за рычажки дергают! Всем, что имеешь, ты обязан нам! И если хочешь, то мне, мне! Я тебя сделал вот этими вот руками, на которых сейчас наручники! И я имею право этими же руками взять, все, что сочту нужным! Неужто ты думал – мы будем сидеть, смотреть на твою рожу по «ящику» и обтекать, как терпилы? Нет, ты, правда, так думал? Жаль, что не получилось сделать из тебя мясное месиво. Из таких пацанов сделали – а из тебя не вышло! Всегда тебе везло, вот что я скажу. Теперь мне уже все равно, злость прошла, и дела вроде наладились. Да только вот ты решил вытащить все на белый свет. Ну, так получай, крыса! За Ленку он переживает, видите ли… А ты знаешь, что она тебя пасла всю дорогу, о каждом твоем шаге мне сообщала? Она сука была, эта Ленка. Ты бы не ее, ты бы друзей своих пожалел, которые от обиды жить потом расхотели…
Каминский замолчал, опустил голову, словно собирался вздремнуть. Павел задумчиво смотрел на него. В общем, ничего нового. Но нотки откровенности из уст врага были приятны.
Комната правды начинала работать.
