- Идут! – крикнул он. – Мертвецы идут!
Из кустов начали выбегать остальные разведчики. Все они устремились под защиту тяжеловооруженных либурнариев.
- Сколько оживших? – спросил Севериан у германца.
- Много. Думаю больше сотни. Почти все островитяне, но пару и наших видел.
- Значит, плохи дела у Сабина, - пробормотал трибун. Повернувшись к центуриям, он рявкнул: - К бою, солдаты!
Либурнарии начали в спешном порядке выстраиваться на тропе. Но её ширина не позволяла стоять в ряд более трем солдатам. Двое ещё кое-как умещались, третий же был вынужден стоять по щиколотки в жиже. Очень плохо, что отряд застали здесь. Такие места не годятся для битвы.
- Отходим, - приказал Севериан. – Центурион, двенадцать человек пусть прикрывают!
Трибун решил отступить обратно к холмам и занять оборону возле полуразрушенного храма. Там, по крайней мере, было место, где он мог развернуть весь свой отряд. Если не подходить ко входу в храм, а встать с другой стороны здание защитит их с тыла.
Вот, показались первые ожившие. Они выходили из-за деревьев и кустов и двигались к тропе нестройными толпами. Двигались медленно, но вполне целеустремленно. Ясно, уже учуяли живых. Все до единого покрыты кровью, у кого-то не достаёт руки, у кого-то распорот живот, рассечен череп, в телах торчат стрелы и все идут в полном молчании, слегка раскачиваясь с безвольно повисшими руками.
Приближение этой толпы мертвецов, само по себе было ужасным. До либурнариев донесся смрад разложения. Над толпой вились тучи мух, в ранах многих, уже копошились черви и насекомые. Среди голых островитян, сразу выделялись трое римлян. Все они были в доспехах, а один, даже в шлеме. У двоих – перегрызены глотки, третий, что был в шлеме, имел укусы, лишь на руках. Похоже, он умер не от ран и кровопотери, а от болезни, передающейся через укус.
По мере приближения толпы, стало понятным, что оживших не меньше двух сотен. Трупная вонь становилась все сильнее. Римским солдатам, было конечно, не привыкать к такому , но к обычному смраду мертвечины, добавилась вонь чего-то ещё. Может, зеленоватого гноя, медленно, жирными сгустками, сочащегося из ран?
Такой противник поколебал мужество, даже самых стойких. Многие либурнарии, даже начали громко молиться богам о спасении. Тиберий, заметив колебание в рядах, заорал:
- Всем стоять на месте! Щиты сомкнуть! Строй плотнее! Нечего дрожать, ребята! Клянусь Юпитером-заступником атака парфянских катафрактов [34] пострашнее будет! Нам ли бояться этих полуголых… Порубим это вонючее мясо!
И он, нарочито громко расхохотался, желая показать тем самым своё презрение к опасности. Кому-то из солдат это помогло воспрять духом, но многим поведение центуриона показалось неестественным, а его веселость напускной и фальшивой.
Как бы там ни было, оживших встретили, как должно. Прикрываясь щитами, либурнарии пустили в ход мечи. С хрустом и мокрым чавканьем сталь начала вонзаться в плоть.
- Рубить головы уродам! – заорал центурион. – Что вы их тыкаете?
Но сделать это оказалось труднее, чем приказать. На тропе было ужасно тесно. Ни размахнуться, как следует, не ударить, не развернуться. Такой бой для римского солдата всегда был привычен и благоприятен, но только не в этот раз. Колющие удары, излюбленные и отработанные легионерами, здесь ровным счётом ничего не значили. Солдаты начали уставать. Их сменили трое других. Но всё, что они могли сделать, это тесно сомкнуть щиты, чтобы не пропустить толпу оживших дальше и медленно пятиться. Впрочем, именно это от группы прикрытия и требовалось. Пока дюжина либурнариев, медленно отступая, удерживает тропу, остальные достигнут холмов.
Отход был быстрым и организованным, но римляне не успели. Случилось то, чего так опасался Севериан. Их окружили. С другой стороны тропы надвигалась внушительная толпа мертвецов. Откуда они там взялись, было непонятно. Весь путь от лагеря на побережье до болот отряд прошёл никого, не встретив, не считая двоих оживших, случайно забредших к холмам. Откуда же взялась целая толпа? Разве, что мертвецы все время шли за римлянами на порядочном расстоянии, но когда произошла задержка у заброшенного храма, а потом заминка здесь на тропе, они успели подтянуться.
Первыми в бой с мертвецами были вынуждены вступить стрелки. Отбросив бесполезные луки и пращи, они схватились за ножи. Напор оживших был силён и яростен. Они остервенело лезли вперёд, цеплялись за щиты, доспехи, падая, хватали воинов за ноги. Стрелки, менее защищённые, нежели либурнарии, пришли в совершеннейшее отчаяние. Своими ножами они не могли отрубить головы ходячим трупам и не имея щитов не могли прикрыться от нападения. Зубы мертвецов впивались в руки и ноги солдат. Один из них поскользнулся и упал. На него набросились сразу трое оживших, вцепились зубами в горло, в лицо. Несчастный хрипел, захлёбываясь собственной кровью. Упал ещё один лучник. И тут же, оживший труп, лишенный обеих ног и передвигавшийся ползком, вонзил ему зубы в левое бедро. От дикой боли солдат начал извиваться. Тут ещё, чья-то калига [35] придавила его левую руку. Совершенно обезумев от боли, ярости и отчаяния, лучник вонзил нож снизу вверх в живот наступившему ему на руку товарищу. Тот с мучительным стоном упал и уже умирая, был затоптан другими. Всякий порядок был потерян. Группа либурнариев, удерживавшая тропу, видя, что началась атака с тыла, потеряла самообладание. Теперь, даже грозные окрики центуриона были бесполезны. Кто-то, бросился назад, усиливая на тропе и без того, царивший там беспорядок, некоторые же, совершенно потеряв всякое соображение кинулись прямо в болото. Задыхаясь от духоты и вони они сами срывали с себя шлемы, доспехи, бросали щиты и брели вперёд по грудь в зеленоватой, хлюпающей жиже. Только бы подальше от этих мёртвых! Только бы убежать! Но вскоре выяснилось, что мертвецы наступают не только с двух сторон тропы. Десятки обезображенных трупов медленно брели к римлянам через болота. Шли со всех направлений, группами и поодиночке. Многие из них выглядели так, словно пролежали в земле несколько дней, или даже недель и разложение обезобразило их в ещё большей степени, чем тех, кто пал в недавнем бою с римлянами возле их лагеря.
Порядки римлян на тропе смешались, начали распадаться. Все стрелки были, либо уже убиты, либо ранены. А принимая во внимание то, что даже самые легкораненые были обречены, это значило, что они, считай, уже погибли.
- Прорываемся! – заорал Севериан, размахивая окровавленным мечом. – Все с тропы и за мной!
