Я могу видеть, есть ли у человека цель, Авраам. Это мой дар. Я вижу ее так же ясно, как ты видишь меня стоящим здесь. Твоя цель — бороться с тиранами…
…а моя — увидеть твою победу.
Теперь я пришел к выводу, что женитьба и все, что с этим связано — не для меня; я не способен жить с человеком настолько безрассудным, чтобы жить со мной.
Авраам Линкольн в письме мистеру Орвиллу Х. Браунингу
1 апреля 1838 г.
IЭйб был на втором этаже в доме плантатора. Он видел много таких домов, когда ходил по Миссисипи — огромных, многоколонных чудес, выстроенных рабским трудом. Но еще никогда не был внутри. Вплоть до сегодняшнего вечера.
Я держал Джека на руках и видел его внутренности сквозь дыру в животе. Я видел, как его лицо бледнеет… как глаза полны страха. И больше ничего. Мой славный надежный друг. Самый крепкий из Парней Клари Гроув. Уходит. И у меня нет времени даже оплакать его — я сам слишком близок к смерти.
Еще одно поручение, не из сложных, просто имя в письме от Генри. Вот только место оказалось необычным. Эйб стоял на коленях и боялся пошевелиться — здесь он наткнулся на настоящий муравейник вампиров.
Я уже не понимал — как долго мы здесь находились. Я положил тело Джека и пошел вдоль коридора второго этажа, топор в руке, пальто иссечено когтями, от которых мой друг спас меня ценой собственной жизни. Я открывал каждую дверь по коридору и, по мере продвижения, мне открывались жуткие картины. За одной были маленькие тела троих детей, подвешенных за лодыжки — и у всех перерезано горло. Под каждым ведро, чтобы собрать кровь. За другой — иссохшее, с закатившимися глазами, тело женщины в кресле-качалке. Ее рука, сгнившая до костей, держала на коленях голову ребенка, совсем свежую. Дальше по коридору… останки женщины в кровати. Дальше… приземистый вампир с осиновым колом в сердце. Я все время слышал пронзительный скрип старых досок. Сверху и снизу. Я прошел коридор и оказался у лестницы. Коснувшись руками перил, обернулся и еще раз посмотрел в коридор. Неожиданно передо мной появился вампир — я не мог рассмотреть его лицо, потому что свет бил ему в спину. Он выхватил у меня топор и отбросил в сторону… поднял меня за воротник. Только теперь я узнал его лицо. Это был Генри.
— Твоя цель — освободить людей от тирании, Авраам, — сказал он. — Сделав это, ты должен умереть.
Сказав это, он перебросил меня через перила. Мое тело падало на пол фойе. И падало. Очень долго.
Это был его последний ночной кошмар в Нью-Салеме.
Уже несколько месяцев он находился в тяжелой депрессии после смерти Энн — и, когда он все-таки возобновил свою охоту на вампиров, то обнаружил, что делает это без былой страсти. Теперь, когда приходило письмо из Сент-Луиса со знакомым подчерком Генри на конверте, оно могло по несколько дней лежать неоткрытым (а когда он его все же открывал, проходили недели прежде, чем он начинал заниматься обозначенным там человеком). Временами, если дело требовало дальнего утомительного путешествия, он посылал вместо себя Джека Армстронга. Об унынии, охватившем его в те дни, свидетельствует запись от 18 ноября 1836-го.
Я взвалил на себя слишком много. В дальнейшем я лично буду выходить на дело, только если оно не будет чересчур обременительным, и только во славу матери… и во славу Энн. Мне больше нет дела до беспечно гуляющих по улице джентльменов. Мне больше нет дела до негров и маленьких детей, украденных прямо из кровати. Помощь им ничего мне не дает. Напротив, я становлюсь только беднее, так как дальние переезды сопряжены с большими расходами. К тому же, дни и недели, проведенные на охоте, оставляют меня без жалования. Если Генри прав — если мое предназначение освободить людей от тиранов — то начать я должен с себя. Мне больше нечего делать здесь [в Нью-Салеме].
Мой магазин разорен, боюсь, та же участь ждет всю деревню. Отныне моя жизнь — только моя.
Эйб написал своему приятелю по войне с Черным Ястребом, адвокату Джону Т. Стюарту, у которого была небольшая практика в Спрингфилде. После краткого обучения за свой счет (и в свое же свободное время), осенью 1836-го Эйб получил лицензию адвоката. Вскоре Стюарт предложил ему стать партнером. 12 апреля 1837-го они подали объявление в «Сангамонский Ежедневник» о создании нового предприятия, расположенного в Спрингфилде, «Хоффманс Роу, дом 4, над лестницей». Три дня спустя Эйб торжественно въехал в Спрингфилд на взятой в прокат лошади, с багажом из пары сумок. Ему было двадцать восемь, у него не было ни гроша — «все деньги уходили на оплату долгов и приобретение книг по новой специальности». Он подъехал к магазину «Э. И. Эллис и Ко», крупнейшему магазину в западной части квартала, и «вошел туда, имея в кармане лишь пару желудей». Клерк был худощавым человеком по имени Джошуа Фрай Спид, двадцати четырех лет, черными волосами, «изящным» лицом и «расслабленными» голубыми глазами.
Мне он сразу показался чересчур надоедливым. «Вы впервые в Спрингфилде, сэр? Могу я поинтересоваться, откуда у вас такая шляпа, сэр? Что нового в наших краях, сэр? Приходится ли вам наклоняться, когда вы проходите через дверь, сэр?» Мне в жизни не задавали столько вопросов! Никогда так назойливо не принуждали к беседе! Я и представить себе не мог, чтобы так надоедать клиентам, когда сам работал клерком. Я не мог перейти от одной полки к другой, чтобы не слышать, как он жужжит, подобно слепню, свои вопросы, в то время как я прекрасно знал, что мне нужно, а он просто мешал мне ходить. В конце концов, я не выдержал и просто отдал ему список необходимых мне товаров — в том числе и химические вещества, необходимые для охоты.
— Простите за назойливость, — сказал Спид. — Но кое-что из перечисленного весьма необычно.
— Мне это необходимо. И буду признателен получить…
— У меня странное чувство сэр, что я где-то видел вас раньше
— Сэр, так я могу сделать заказ, или нет?
— Конечно, мы все выполним. Да… да, я слышал вашу речь прошлым летом в Салисбари! О необходимости развития Сангамона? Помните, сэр? Джошуа Спид? Парень из Кентукки?
— Я должен идти по своим…
— Прекрасная речь! Правда, я убежден, вы ошиблись в самом предмете — каждый доллар, потраченный на этот несчастный ручей, это доллар, потраченный впустую. Но какая была речь!
