Лариса провела пальцами по груди, дотронулась до сосков, те сразу же увеличились вдвое. Лапушкин с трудом успел удержать фотоаппарат, когда она опустила руку вниз, проникла под прозрачную ткань трусиков. Женщина закрыла глаза и тяжело задышала. Кирилл, трясущимися руками поменял пленку и тут же отщелкал ее. Схватил цифровую «зеркалку», которую всегда держал рядом – порой времени на смену пленки не было, а упускать кадр не хотелось.
Он с трудом справился с возбуждающей дрожью, чтобы снимки не получились не в фокусе, быстро навел резкость и вдавил кнопку. Фотоаппарат защелка подобно пустому пулемету, на гашетку которого продолжали давить, забыв, что патронов в нем больше нет. Амплитуда движения пальцев модели менялась каждую секунду, они, то убыстряли темп, то снижали его до минимума. Дыхание Ларисы тяжелое, прерывистое. Порой она забывала дышать вовсе, замирая на долгие секунды, когда казалось, что пик наслаждения вот-вот прорвет ее, вырывая из груди стон наслаждения.
Фотоаппарат непристано щелкал, запоминая каждое, даже невидимое человеческому глазу, движение. Флешка стремительно наполнялась цифровой информацией и, если бы»«зеркалка»» не была подключена к сети, аккумулятор давно сел и Кирилл бы не обратил на это внимание. Отснятого материала хватит на сотни глянцевых журналов, и на тысячи – желтой прессы.
Теперь Лапушкин полностью поглощен происходящим, наблюдая за женщиной уже не как фотограф-профессионал – как жадный самец, увидевший самую желанную самку на свете. Он хотел ее. Затекший палец опустил кнопку затвора, раскалившийся, как ствол пулемета, фотоаппарат облегченно замолк. Мужчина положил его на стол, наблюдая, как извивается под собственной рукой модель. Ее стоны становились все сильнее, пальцы двигались с бешеной скоростью, еще немного и она кончит. Кирилл подошел к ней, дрожащей, мгновенно вспотевшей рукой, дотронулся до груди, и в этот момент женщина вскрикнула и замерла. Закрытые веки чуть подрагивали, Ларису била мелкая дрожь удовольствия, зажатая между ног ладонь, слегка давила на лобок, что усиливало оргазм. Она с трудом стояла на ногах, хотелось опуститься, но женщина не хотела разрушать сладостное чувство полного удовлетворения. Оргазм быстро отступал, уступая место простому удовольствию и расслабленности. В такие моменты Ларисе хотелось превратиться в статую, чтобы не двигаться… и чтобы никто не трогал ее. Она открыла глаза, брезгливо поморщилась. Ее грудь мяла потная рука фотографа. Возможно, в другой момент она бы позволила ему это делать, но не сейчас.
Кирилл стоял, закрыв глаза, лаская крупную грудь модели. Член в джинсах раскален до предела, но все еще в плену ткани. Ему удалось расстегнуть ремень, верхнюю пуговицу, и… холодный голос вывел его из фантазии.
– Ты что себе позволяешь?! – щеку обожгло ударом.
Лапушкин непонимающе открыл глаза, на него смотрела разъяренная женщина. В ледяных глазах презрение, рот перекошен злобой, а рука занесена для нового удара. Он успел отскочить, чуть не потеряв штаны.
– Ты что себе позволяешь?! – вновь прошипела Лариса.
– Но… но я… думал, что… – не находился Кирилл. В его разыгравшейся фантазии все происходило совсем не так. – Вы же сами…
– Я тебе, что девка-малолетка которую можно в постель уложить за простое обещание? – надвинулась она. – Ты себя кем вообразил?..
– Вы же… – мямлил мужчина.
Не смотря на то, что Лариса была ниже фотографа, она нависала над ним. Подошла вплотную, упираясь в него грудью, Лапушкин почувствовал ее все еще твердые соски. Руками он поддерживал штаны, судорожно пытаясь застегнуть их.
– Ты, кобель недоделанный, кто тебе позволял прикасаться ко мне?
Ответа не было. Прищуренные глаза пристально рассматривали растерянное мужское лицо. Лариса резко развернулась, подняв платье, надела его. Длинный наманикюренный палец указал на Кирилла.
– Мне нужны все пленки и флешка, что ты успел сделать.
Каким бы растерянным не был Лапушкин, как только речь зашла о снимках, он взял себя в руки. Пусть он оплошался с эротическими фантазиями, но отдавать ценные фотографии, которые откроют путь к славе, он не собирался.
– Нет, – дернул головой. – Не отдам.
В глазах женщины блеснуло металлом, она произнесла настолько ледяным тоном, что Кирилл физически почувствовал, как в комнате стало холодно.
– Фотографии. Все. Иначе тебе будет плохо.
Лапушкин сглотнул, и отрицательно покачал головой.
– Не отдам.
Лариса вновь подошла к нему, в лицо уперся ледяной, но заинтересованный взгляд. Женщина взяла его за подбородок, острые ноготки уперлись в щеки, сдавили их.
– Ты не понял, кобель цифровой, либо ты отдаешь снимки добровольно, либо никогда больше не притронешься к фотоаппарату. Я тебе пальцы отрублю.
Ее тон не оставлял сомнений, что модель так и сделает. Угроза подействовала, Кирилл не могу допустить даже мысли о том, что никогда больше не сможет фотографировать. Черт с ними с пленками, он найдет другую модель, не такую злобную тварь как эта. Он выложил из карманов пленки, вытащил из»«зеркалки»» флешку, положил рядом.
– Это все? – прищурилась Лариса. – Смотри, мальчик, я предупреждать больше не буду. Если узнаю, что у тебя, хоть один снимок сохранился… – она демонстративно хрустнула пальцами. Сгребла в сумку все, что Лапушкин успел сделать за время их сессии, и направилась в коридор. Потребовала:
– Выпусти меня.
Мужчина, шаркая ногами, стараясь не глядеть на женщину, подошел к двери, открыл ее, выпуская женщину. Прежде чем выйти, Лариса похлопала его по щеке.
– Ты хороший фотограф, дурак только перевозбужденный.
Кирилл пробурчал что-то невразумительное и отдернул голову. Женщина усмехнулась и быстро вышла на лестничную площадку. За ней с грохотом захлопнулась дверь.
– Дрянь! Сука крашенная! Корова! – пьяно ругался Лапушкин.
За окном ночь, часы недавно пробили час. С тех пор как Лариса ушла, Кирилл напивается с горя и от безысходности. Все о чем он все это время мечтал, рухнуло с таким треском, что голова заболела. Дурак, зачем он полез лапать ее грудь? Сейчас бы сидел и проявлял фотографии, а не пил в одиночку эту дрянь.
– Как можно пить водку? – он посмотрел на почти пустую бутылку, скривился, налил остатки в стакан и залпом выпил его. Стакан дернулся в пьяных руках, часть водки пролилась на подбородок и грудь.
– Твою мать! – стакан врезался в стену и разлетелся на сотни осколков. – Теперь стирать придется.
Мужчина достал из кармана брюк платок. Вытер подбородок, попытался оттереть рубашку, но водка уже успела впитаться, расплываясь пятном на груди.
