— Заметь, здесь труба сантиметров сорок пять в диаметре, ну, пятьдесят от силы, а на выходе около метра, — вновь обратил внимание на эту несуразность Коля. — И стена здесь вот, в комнате, со стороны печи странно выпирает.
— Угу. Но так иногда строят. А вот в других комнатах ни печей, ни стояков нет, — согласился старлей. — Надо чердак проверить, может, тут гончар-любитель жил? Мастерил помаленьку.
Чердак их встретил полотнами пыльной паутины и кучей присущего этой части дома хлама, а посередине, где-то в районе печи, шла громадная кирпичная труба. Ничего не оставалось делать, как спуститься в подвал. Уже на первых ступенях, ведущих вниз, в нос ударил неприятный запах тлена. Возле дверей в сам подвал Василий, опустив луч фонарика, выругался и брезгливо оттолкнул с дороги мертвую кошачью тушку. Представшее их взору помещение обладало какой-то неприятной и весьма ощутимой энергией.
Стены были серые и закопчённые, из мебели имелся длинный, грубо сколоченный стол, один стул, и возле стен стояли два огромных стальных контейнера. К одному из них вела труба, по которой внутрь засыпали каменный уголь, судя по заполненной на одну треть ёмкости.
— Интересно, они его сюда на руках таскали? Или вертолётом доставляли? — разглядывая эту кучу, пробурчал себе под нос старлей и направился к следующему, в отличие от первого — закрытому контейнеру. — Мать вашу! — отпрянув, воскликнул он и полой куртки прикрыл нос. — Выходим отсюда. Надо ребят вызывать.
— Ты на печь-то обратил внимание? — не унимался Коля.
— Да, да… идите наверх, — подталкивающий ребят Василий выкатился на улицу совсем позеленевший и тут же схватился за мобильный. — Стас, живо к нам! И из города кого-нибудь вызови. Ну, кто это дело ведёт? Ясно. Тогда криминалистам. Потом сам увидишь. Давай. Ждём.
— Что там было? — побледнев, испуганно спросила Юля.
— Трупы. Разложившиеся. Не меньше четырех или пяти, — борясь с приступом тошноты, ответил Василий. — Мы бы их сразу почувствовали, если бы не та кошка.
— Их в печи сжигали, — утвердительно произнёс Коля. — А этих… очевидно, когда стрельба началась, работник крематория бросил и сбежал, заодно и кошку закрыл. Бедная зверюга с голоду издохла.
Какое-то время сидели молча. Вскоре подошёл слегка запыхавшийся южанин.
— Стас велел к вам идти. Я несусь, а вы тут прохлаждаетесь!
— Погоди, Гош, дай в себя прийти. И я вот что сказать хотел: вы это… — старлей взглянул поочередно на Юлю и Колю, — …когда спецы приедут, прекратите клоунаду…
— Какую? — переспросил ничего не понимающий Коля.
— Про смену сознания и прочее. Не забивайте людям головы, у них своей работы хватает.
— Но мы ведь не врали! — выкрикнула Юля.
— И давайте-ка без истерик! Вы заигрались и слишком в роль вжились, — поддержал товарища Гоша. — Одно дело, мы делаем вид, что в эти бредни верим. Но это, так сказать, из дружеского отношения. У всех свои таракашки, как говорится.
— Да, у вас талант влипать в истории. Да, вы принесли какие-то мутные видеоролики, из-за которых погиб хороший человек. Да, из влипших в ваши перипетии людей уже образовалась целая цепочка трупов. Но это говорит о чём? Правильно — о криминале. А вот прочим бредом парьте друг друга, а остальных не трогайте, и без этого уже крыша едет…
Южанин и старлей ещё что-то говорили, но уставившиеся друг на друга Юля и Николай ощущали доносящийся извне шум голосов, но смысл слов не улавливали. В их взглядах читались обречённость и одиночество. Всё, что было после, они смутно запомнили, словно память заволокло туманом. Откуда-то появились остальные «боевики». Кто-то проводил ребят на территорию клиники. Со всех сторон их кто-то тормошил, что-то говорил, требовал, тряс, пытаясь привести в более адекватное состояние, приехала гробовозка, и ещё какие-то люди. И опять кто-то что-то спрашивал, и лишь уезжая, Коля расслышал слова явно находящегося не в самом лучшем настроении старлея:
— Можешь же говорить, не заговариваясь, когда хочешь. А такую прямо комедию перед нами разыграли, что трындец просто. Думать надо, не на того зрителя попали. Мы на своем веку и не таких, как вы, видали. И лапшу не хавали.
— Что? — тряся головой в надежде стряхнуть накативший на сознание туман и уложить мысли на свои места, спросил Коля.
— Ничего! Хвалю я вас! Дача показаний, объяснения причин нахождения в этом месте — прошло на ура.
— А что было-то? — подала голос приходящая в себя Юля.
— Из подвала были извлечены плохо сохранившиеся останки семерых человек. В печи обнаружили немалое количество не поддавшихся плавлению зубных коронок, что говорит о довольно длительном и регулярном использовании крематорной печи. Были взяты отпечатки пальцев, образцы пепла и прочее. После чего нас выдворили с территории клиники и велели забыть туда дорогу.
Сидящие на заднем сиденье ребята переглянулись между собой и, не сговариваясь, взялись за руки, ощутив в момент прикосновения единство в мечтах и помыслах. Они осознали, что остались вдвоём в своей беде, и надеяться им теперь не на кого.
Очутившись в городе, ребята, вопреки обычаю, разбрелись по разным комнатам, и каждый переживал открывшуюся правду по-своему: Юля вскоре заснула с опустошённой на одну треть бутылкой вина, а Коля почти до утра не мог сомкнуть глаз. Он раз за разом прокручивал в сознании слова старлея и Гоши, пытался систематизировать сохранившиеся в памяти обрывки воспоминаний об общении с остальными «боевиками» и прочие минувшие события. Результат получался неутешительным: оказалось, что никто им с Юлей не верил, лишь подыгрывали, считая это своеобразной фантазией влюблённой парочки. На их помощь в дальнейшем можно не рассчитывать.
Утром следователь вызвал ребят для уточнения показаний. Ещё в пути они единогласно решили, что говорить бездоказательную правду не имеет смысла. Если те, кого они считают друзьями, не верят, то посторонние их примут за сумасшедших.
Несколько дней пролетели в суматохе. Колю вызывали по делу Юлиного отца, тело которого разрешили наконец-то захоронить. Юля, узнав об этом, потребовала провести тест на ДНК и с каким-то непонятным смятением узнала, что он действительно ей приходится — родным. Коля потратил немало сил, чтобы утешить разрывающуюся на части подругу: она не могла решить, виновен отец или нет? Если да, то за что он так ненавидел собственную дочь? А если — нет, то кто стоит за всем? Неужели и вправду Кирилл? Но ведь он всегда был очень внимателен и добр, да и с раскопками по её отцу и клинике помогал посильно. Было ли это от души или для прикрытия вины? А может, Василий прав, и есть кто-то ещё? Тогда кто же? И чего от него ждать? К тому же и Юля, и Коля напрочь потеряли надежду вернуть всё на свои места. Пока Юля занималась похоронами отца, Коля отписал дарственную на квартиру и дачу на имя подруги. Утешив себя тем, что теперь мать будет иметь официальное право жить здесь, да и находящаяся в его теле Юля не будет страдать хотя бы из-за жилищных проблем. Вспомнив платёжки на квартплату в размере тридцати с лишним тысяч в месяц, Коляоткрыл счёт в банке с ежемесячным начислением процентов, из которых автоматом производилась оплата ЖКХ, а оставшаяся часть копилась до востребования. После чего он по настоянию подруги переписал на себя однушку.
