– Обилад, – велел Палудан Бриглиони, покоряясь воле Ночи, – принеси ему деньги. И чтобы без всяких глупостей, понял меня?
– Да, господин, – поклонился ему священник.
Шагот тоже понял.
– Превосходно! – воскликнул он. – Да, и поспеши, потому что, если я сейчас же не увижу денег, они умрут. Ну и без глупостей, разумеется.
Обилад засеменил прочь, а стурлангер пнул еще одну голову.
– Эти ваши братья, – сказал он, – совершенно точно знали о том, что должно было свершиться на площади Мадур. Откуда?
– Что вы наделали! – снова застонал Палудан.
«А я и вправду потряс Брот до самого основания», – подумал Шагот.
Никогда еще в жизни не чувствовал он такой власти над другими людьми, даже во время стурлангерских походов на берега Острова Восьмерых, когда столькие безвинно страдали по его милости.
– Я просто зарабатываю себе на жизнь, – сказал он. – И не желаю пасть жертвой местных интриг.
Вернулся отец Обилад с мешком денег, в котором было больше трех сотен золотых дукатов, украшенных профилями мертвых патриархов. На всякий случай Шагот проверил несколько монет.
– Хорошо. Надеюсь, господа, свой урок вы усвоили и впредь будете вести себя честнее. Иди-ка сюда, отец. – Он поманил старого священника пальцем, а потом прошептал ему прямо в ухо: – Эти ребята знают, что там случилось на самом деле, падре. Так что задирай юбки повыше – и наутек. – Он повернулся к остальным. – Всем спасибо. И давайте в следующий раз без всех этих ваших козней, идет?
Шагот успел покинуть резиденцию Бруглиони до того, как его одолел сон.
Благодаря покровительству Ночи он сумел добраться до убежища, где прятался Асгриммур.
Там сон наконец сковал его, и спал Шагот так долго, что Свавар уже начал всерьез опасаться, а проснется ли брат вообще.
Каурен, КоннекЗима в Коннеке выдалась тревожной для всех, кто пытался осмыслить события, уже окрещенные арнгендцами резней у Черной горы. Сами арнгендцы утверждали, что их собственной вины здесь нет вовсе.
В Коннек устремились сердобольные паломники, жаждущие защитить гонимых чалдарян от злобных еретиков, которые живьем ели младенцев и умерщвляли девственниц (или наоборот).
– Так вот что вы возомнили? – негодовал граф Реймон Гарит, услышав обвинительную речь отца Остина Ринпоче, мерзкого горбуна и посланца из Салпено. – Ничего более нелепого вам в голову не пришло? Могли бы сразу так и сказать: вы, мол, сношаетесь с козами. Глупец! Наверное, именно из-за упорства наших вероотступников и еретиков в Каурене на каждой улице можно найти действующую епископальную церковь. Да в Коннеке соборов больше, чем во всем вашем вонючем Арнгенде. Но соборы-то коннекские, а значит, по-вашему, мы их выстроили, чтобы там сношаться с козами.
Герцог Тормонд попытался вразумить юного вельможу, но тщетно. После победы Гарита над бароном Альгресом к графу стали прислушиваться на советах.
– Что – лишились дара речи? А еще священник! Ответьте мне, священник! Назовите хоть одного служителя епископальной церкви, кто пострадал в Коннеке от рук ищущих свет.
– Епископ Антье, Серифс, – радостно отозвался Ринпоче.
Ответом ему было молчание.
Долгое молчание.
– Пресвятой Аарон и его осел, – сказал кто-то, – а глупец-то не шутит.
– А он не глупец, – презрительно усмехнулся Гарит. – Все гораздо серьезнее: он умалишенный.
Даже герцог Тормонд, прозванный Недотепой, воззрился на отца Ринпоче так, словно перед ним был буйно помешанный.
– Отец, неужели вы сами верите в то, что говорите? Серифс – настоящий вор, он всегда злоупотреблял своим саном и ни во что не ставил ничьи права. Клятвопреступник, содомит и растлитель. Список его прегрешений можно продолжать бесконечно. Если бы не заступничество Безупречного, его бы давным-давно повесили. Сначала я еще собирался поддержать вашу миссию, но услышать такое! Мы все тут отлично знаем, какова была при жизни эта крыса – епископ Серифс.
– Сам принципат Бронт Донето, – отрезал Реймон, – а он родственник патриарха, столкнул эту сволочь со скалы, после того как им не удалось разграбить Антье.
Но отца Ринпоче невозможно было переубедить.
– Святой отец, я благочестивый прихожанин, – герцог поднялся с кресла, сцепив перед собой руки, – каждый день хожу в церковь и всегда исповедуюсь. Я отправил патриарху письмо и спросил его, чего еще он от нас ждет. Ответа я так и не получил, но нас по-прежнему обвиняют во всех смертных грехах те, кто надеется использовать имя господне, чтобы разграбить Коннек. Послушайте же, Ринпоче, услышьте нас. В этом зале собрались почти все хоть сколько-нибудь значимые жители Каурена. Я взываю к вам: найдите среди них хоть одного неверного.
«Призыв не самый мудрый», – подумал брат Свечка. Вот, например, он сам. А кроме него, и многие другие присутствующие тоже не верили в непогрешимость Безупречного V.
Но арнгендский священник призыву не внял – он просто ничего не ответил.
Ринпоче вернулся в Салпено и передал, что Коннек закостенел в грехе, а лазутчики мейсалян, этих прислужников ворога, тайно распространили там свое влияние. Единственный выход в сложившейся ситуации – сделать то, к чему уже давно призывает патриарх: объявить священный поход против мейсальской ереси.
Власть предержащие с радостью выслушали отчет Ринпоче. Многие из них жаждали мести, другие – наживы, а правда мало кого интересовала. К тому же в Арнгенде правил немощный король, который ни умереть толком не мог, ни исполнить монаршие обязанности (хотя и смерть его за неимением наследного принца ничего бы не решила).
Сложившееся положение подстегивало амбициозных герцогов, баронов и всевозможных законных и незаконных родственников.
И не только в Арнгенде, но и в Сантерине. Особенно тех рыцарей, чьи владения располагались неподалеку от границ с Арнгендом.
Что ни день случались все новые схватки и набеги – от южной границы Трамейна с Коннеком и до самых северных деревень на морском побережье в самых восточных пределах Аргони. Местное ополчение почти не сопротивлялось, ведь члены их семей жили зачастую по обе стороны постоянно отодвигавшейся границы, а феодальные обязательства менялись каждый раз, когда заключался очередной брак, рождался очередной наследник или умирал очередной сеньор, не говоря уж об изменчивости военного времени.
Для местных жителей смена власти ровным счетом ничего не меняла. Некоторые крестьяне не понимали языка своих владык (причем как старых, так и новых).
У каждого хоть сколько-нибудь знатного арнгендского семейства были родственники за морем, в одном из государств, основанных во время священных походов. На восток обычно посылали молодых рыцарей – закалиться в ожесточенных боях за Святые Земли.
Юные отпрыски знатных семей забирали с собой слуг, солдат и деньги.
А возвращались уже совсем не юными и нищими.
Памятуя обо всех этих сложностях, Арнгенду ни в коем случае не следовало соглашаться с Безупречным, который молил о помощи и рвался покарать непокорных коннекских чалдарян и восставших против самого господа ищущих свет. Чистой воды безумие.
В любовницах у арнгендского короля была некая Анна Менандская, прижившая от него двоих детей. Старшего мальчика звали Регард. В свои четырнадцать он обладал здоровым телом и умом и вполне царственной внешностью. В обычных обстоятельствах никому бы и в голову не пришло прочить его на место отца, ведь арнгендская знать истово пеклась о чистоте крови. Но нынешние обстоятельства обычными трудно было назвать. Заядлые интриганы собирались в обход закона признать его права на трон.
Анна облагодетельствовала своей благосклонностью не только короля, но и некоторых других избранных, таким образом создав вокруг себя доверенный круг. Сам монарх готов был уступить ее назойливым просьбам и признать Регарда наследным принцем, но существовали и другие кандидаты, которых поддерживали иные могущественные фракции.
Анна Менандская была настоящей интриганкой и шлюхой в придачу и спала с кем попало не только ради политики, но и из похоти. При этом она искренне верила в постулаты чалдарянской церкви и непогрешимость патриарха. Если Безупречному нужны войска, чтобы покарать коннекских вероотступников, быть посему.
Благодаря своему влиянию Анна добилась того, что восемьдесят арнгендских рыцарей со своими приближенными выступили в священный поход. Но маленькая армия так и не добралась до Коннека: они вернулись, так и не встретив по дороге ни одного еретика. Жизни трех дюжин солдат унесли болезни и несчастные случаи.
Брат Свечка странствовал по Коннеку и ободрял ищущих свет, которые предчувствовали надвигавшуюся бурю. В каждом городе монах встречался с местной знатью. Надо убедить их, что обязанность сеньора – защитить всех своих вассалов от иноземного захватчика. Снова и снова брат напоминал им слова менестрелей и поэтов, которые называли Коннек мирным краем. Жители здешних земель умели жить в гармонии с окружающими и гордились этим умением.
