– Хорошо. – Глеб посмотрел в светло-карие, невозмутимые глаза Лицедея. – Что дальше?
– Прокатишься со мной.
– Куда?
– Недалеко.
– Но ты обещал отпустить Марию Любимову!
– Отпущу. Но сперва закончу это дело. Идем!
Лицедей повернулся и шагнул к двери. Глеб увидел на сервировочном столике небольшой десертный ножик, незаметно взял его и, с трудом поборов искушение вонзить этот ножик в широкую спину убийцы, двинулся за ним следом.
Лишь в коридоре Глеб опомнился и торопливо спрятал ножик в карман пиджака.
Маша Любимова стояла на ржавом кузове с куском железной арматуры в руке и смотрела на несущихся к ней собак. Она мысленно распрощалась со своей жизнью, но вдруг услышала урчание мотора и шорох шин. Где-то рядом остановилась машина.
– Эй! – изо всех сил крикнула Маша. – Эй! Помогите!
Палевая овчарка подбежала к кузову и прыгнула вверх, надеясь схватить Машу зубами за ногу, но арматурный штырь со свистом рассек воздух и врезался овчарке в морду.
Пес взвыл от неожиданности и рухнул на землю.
И тут громыхнул выстрел. Псы отскочили от кузова и заскулили. К машине быстрой походкой приближался толстый мужчина в полицейской форме, фуражке и при старлеевских погонах.
– А ну – пошли! – рявкнул он и сделал вид, что поднимает с земли камень. – Пошли, сказал!
Собаки, огрызаясь, трусцой отбежали в сторону и уселись на землю. По всей вероятности, они хорошо знали человека в форме и не желали с ним связываться.
– Расплодил тут тварей… – выругался полицейский и посмотрел на Машу цепким взглядом, в котором изумление соседствовало с любопытством. – Что тут происходит? Кто вы?
Маша облегченно вздохнула и опустила кусок железной арматуры.
– Вы знаете Ханта? – спросила она.
– Конечно. Я – местный участковый.
– Местный?
– Тут в двух километрах есть деревня – Щерпетовка, – объяснил полицейский.
– Разве полигоны бытовых отходов создают так близко к жилым секторам?
– Бывает, и ближе. Так что здесь произошло? Почему вы в таком виде?
– Хант похитил меня и много часов силой удерживал в своем погребе.
– Хант? – Участковый покосился в сторону щитового домика. – Вот сволочь! Я знал, что с этим уродом что-то не так. Он у себя?
– Да. Я заперла его в погребе, когда убегала. Задвинула крышку ящиком с инструментами.
– Ясно. Спускайтесь сюда, я провожу вас до своей машины. А потом наведаюсь к Ханту.
– Хорошо.
Маша стала осторожно спускаться вниз. Псы зарычали, участковый прикрикнул на них и подал Маше руку. Пока они шли к полицейской машине, псы, не двигаясь с места, глядели им вслед.
– Похоже, они вас знают, – сказала Маша.
– Вы про собак?
– Да.
– Ненавижу этих тварей! Но они только с виду грозные. Хант их частенько колотит. Думает, что так они станут злее. Но получилось все наоборот: вместо отважных псов он воспитал трусливых подлых тварей. Как только они чувствуют в противнике силу и уверенность – тут же отступают.
Они дошли наконец до потрепанного «жигуленка». Участковый открыл дверцу и подождал, пока Маша усядется на сиденье.
– Ждите здесь и не высовывайтесь наружу, – напутствовал он.
– Старлей, есть еще кое-что, чего я не сказала, – выпалила Маша.
– Не сказали?
– Да. Понимаю, как дико это прозвучит, но… В погребе у Ханта хранятся части человеческих тел.
Секунду или две полицейский молчал – недоверчиво, недоумевающе глядя на Любимову, словно вдруг усомнился в здравости ее рассудка. А потом сипло проговорил:
– Что?!
– Хант – маньяк и убийца, – четко проговорила Маша. – Вы должны это знать! Будьте с ним поосторожнее.
Еще несколько секунд участковый с мрачной растерянностью смотрел на Машу. Захлопнул дверцу, повернулся и молча зашагал к щитовому домику.
Маша так и не поняла, поверил ли он ей. Но этот полицейский произвел на нее впечатление стреляного воробья, в руке у него все еще был зажат пистолет, значит, он надежно защищен от любых неожиданностей.
Любимова с досадой подумала о том, что надо было попросить у старлея телефон. Теперь оставалось только ждать. Она откинулась на спинку сиденья и попыталась расслабиться, чтобы дать отдых ноющим мышцам. Спина участкового маячила в отдалении, он уже подошел к дому и теперь замедлил шаг и вскинул пистолет на изготовку.
Молодец, все правильно делает.
«Давай, старлей, давай! – мысленно подбодрила его Маша, чувствуя, как ее вновь охватывает волнение. – Возьми этого гада! Только будь осторожен! Прошу тебя, будь осторожен!»
Участковый открыл дверь щитового домика, скользнул внутрь и исчез из виду. Как только он скрылся, собаки поднялись на лапы и рысцой затрусили к полицейской машине, в которой сидела Маша.
Остановившись в нескольких шагах от «жигуленка», кавказец и палевая овчарка уселись на землю и уставились на Машу мерцающими злыми глазами.
Шло время. Сумерки сгущались. Маше показалось, что прошла целая вечность, но вдруг она заметила какое-то движение – там, за распахнутой дверью щитового домика. Секунду или две ничего не происходило, а потом она увидела участкового. Он вышел из дома и остановился в дверях. Выглядел он немного странно – какой-то обмякший, усталый.
Маша приоткрыла дверцу машины, но собаки тут же вскочили на лапы и зарычали. Она захлопнула дверцу и вновь уставилась на дом. Старлей продолжал стоять в дверях, чуть покачиваясь (как показалось Маше), а потом произошло нечто странное. Участковый выдвинулся из двери – резко, всем телом, но ноги его при этом не шевельнулись, словно он просто выплыл из дверного проема, едва касаясь ботинками дощатого пола.
У Маши пересохло во рту от ужаса, когда она поняла, что происходит. А в следующую секунду ее мрачная догадка подтвердилась. Хант швырнул тело участкового с крыльца, как большую куклу, и начал спускаться по ступенькам, глядя на полицейскую машину, в которой сидела Маша.
– Черт! – воскликнула она с ужасом и досадой. – Черт! Черт! Черт!
Маша быстро пересела на водительское кресло, машинально протянула руку к замку зажигания, но пальцы ее схватили пустоту. Она быстро проверила бардачок, посмотрела за щитками – ключа нигде не было.
Хант шел к машине широкими ровными шагами. Рубашка его была разорвана на рукавах и животе. Огромные мускулистые руки по-обезьяньи спускались вдоль короткого мощного тела, почти касаясь земли. Взгляд глубоко посаженных глаз был устремлен на Машу.
В тот давний вечер Хант решил выбраться к воде. Он не видел реку или озеро уже несколько лет. А моря не видел никогда. Порою Ханту снилось, что он стоит на берегу моря и смотрит на серебро воды – и там, во сне, его посещало чувство абсолютной свободы. Никаких людей, никаких машин, никого, с кем нужно общаться или кого стоит опасаться, – только серо-голубая безбрежная пелена воды, уходящая вдаль до самого горизонта.
