Хант долго прикидывал в голове, выбирая безопасное место, и в конце концов решил остановить свой фургон возле небольшого озерца, называемого Черным. Дело было вечером, в воскресенье, и солнце вот-вот должно было закатиться за горизонт. Туристы в это время обычно разъезжаются, так что Хант рассчитывал оказаться на берегу озера в блаженном одиночестве.
Рассчитывал, но не удалось. Едва он выбрался из фургона и подошел к воде, как из кустов орешника выбрались два подвыпивших парня.
– О, гляди-ка! – заорал один, указывая на Ханта бутылкой с пивом. – Обезьяна!
– Горбун! – крикнул второй и загоготал. – Эй, урод, хочешь с нами выпить?
Хант повернулся и хотел уйти, но дорогу ему преградили еще два парня. Оба были рослые и крепкие, в черных куртках, коротко стриженные, с наглыми физиономиями.
– Куда собрался, обезьяна? – грубо спросил один.
– Мы над тобой еще опыты не провели, – весело проговорил второй.
Хант устремился было в другую сторону, но за спиной у него уже стояли те два парня, что выбрались из зарослей орешника первыми. Ухмыляясь, парни окружили его. Один из них залпом допил пиво, швырнул бутылку в озеро и достал из кармана кастет. Еще один поднял с земли палку.
Хант почувствовал, как в душе у него проснулся старинный страх, тот самый страх, который он испытывал в детстве, когда мальчишки обзывали его «карликом» и швыряли ему вслед камни, целясь в голову или в спину. И тогда он сделал то, что делал в детстве, когда обидчики окружали его и он понимал, что бежать больше некуда и придется терпеть боль и унижения, – сел на землю и закрыл голову руками.
И вдруг ровный спокойный голос проговорил:
– Оставьте его в покое.
Голос прозвучал холодно и веско. Так мог говорить с хулиганами только тот, кто умеет отвечать за свои слова. Хант приподнял голову и посмотрел туда, откуда прозвучал голос. Он увидел высокого худощавого мужчину лет сорока, одетого в длинное пальто.
Парни тоже уставились на незваного гостя.
– Тебе чего надо, турист? – развязно спросил один.
– Мне надо, чтобы вы оставили этого человека в покое и свалили отсюда – чем быстрее, тем лучше, – проговорил незнакомец своим веским голосом.
Хулиганы переглянулись. Они явно пребывали в растерянности. Но тут один из них поднял палку и, злобно ухмыльнувшись, сказал:
– Считай, что ты попал, чувак!
Еще двое достали из карманов ножи и щелкнули выкидными лезвиями.
Незнакомец не убежал. Он поступил странно и страшно – поднял к лицу руки, зацепил большими пальцами края подбородка, а затем одним резким движением задрал лицо на лоб, как задирают лыжную шапку.
Один из парней вскрикнул, еще один хрипло вздохнул, еще один простонал дрожащим голосом: «Мертве-ец!»
А потом все четверо развернулись и, не сговариваясь, кинулись прочь. Незнакомец вернул лицо на место, посмотрел на Ханта и спросил:
– Как ты, друг?
У Ханта пересохло во рту, но совсем не от страха – за свою жизнь ему приходилось видеть вещи пострашнее, чем то, что было у незнакомца под маской.
«Друг». Так Ханта никто никогда не называл. Друг! Хант и представить себе не мог, что кто-нибудь когда-нибудь скажет ему это!
– Друг, ты меня слышишь? – Незнакомец двинулся с места и неторопливо подошел к горбуну. – Ты в порядке?
– Да… – еле слышно проскрежетал Хант.
Мужчина усмехнулся:
– Ну и голосок у тебя. Давай руку!.. Хватайся, говорю!
Рука у мужчины была крепкая, сухая, очень сильная, и это тоже понравилось Ханту.
– Ты живешь неподалеку? – спросил он, когда горбун поднялся на ноги.
Тот, не глядя незнакомцу в глаза, покачал массивной головой:
– Нет. Я живу далеко.
– Один?
– Да.
– Слушай, дружище, так получилось, что я сегодня остался без крыши над головой. Сможешь приютить меня на одну ночь? Я в долгу не останусь.
Хант не сразу понял, о чем просил незнакомец. Что это? Возможно ли такое? Этот могущественный человек, который сумел напугать и прогнать обидчиков Ханта одним лишь движением, просился к нему на ночлег? В его грязную берлогу?!
– Я… живу на полигоне, – неуверенно проскрежетал Хант.
– На полигоне? На каком полигоне?
– ТБО.
– А, полигон ТБО. – Незнакомец улыбнулся. – Как же, слышал про такие.
«Сейчас он скажет слово «свалка», – подумал Хант.
Но незнакомец так не сказал. Казалось, ему даже в голову это не пришло.
– Ты сторож? – спросил он.
– Да.
– И у тебя есть сторожка, или что-то в этом роде?
– Да.
– Мне подходит.
Глазам Ханта стало горячо. В эту секунду за спиной у незнакомца зажегся фонарь, и в тот же миг Хант увидел сквозь пелену слез ореол света, окруживший всю фигуру мужчины. И тогда он подумал, что, наверное, этот незнакомец – ангел, который явился на землю, чтобы утешить его.
– Как тебя зовут? – поинтересовался мужчина.
– Хант, – ответил горбун. Помедлил и робко спросил: – А тебя?
– Меня можешь звать просто «друг». Или «приятель». Как тебе больше нравится.
– Друг, – повторил Хант, словно бы для того, чтобы получше запомнить.
Незнакомец улыбнулся:
– Да. Так будет короче.
Он огляделся по сторонам, вновь посмотрел на Ханта и добавил:
– Нам нужно уходить, пока эти ублюдки не привели сюда кого-нибудь.
– Да. Нам надо уходить.
Так два года назад у Ханта появился настоящий Друг. Друг, для которого горбун готов был сделать все, что угодно, и которого любил так, как никого и никогда не любил.
На улице совсем стемнело, на дорогах стало свободно, но жизнь в городе не замерла. Глеб вел машину ровно и спокойно.
Лицедей протянул руку к приборной панели и включил радио. Из динамиков понеслись волнующие тягучие звуки классической музыки.
– Знаешь, что это? – спросил Лицедей.
– Знаю, – ответил Глеб. – «Адажио для струнных» Сэмюэла Барбера.
– Верно. – Убийца покосился на Корсака, и в его бездушных глазах впервые засветился интерес. – Ты на чем-нибудь играешь? – спросил он.
– Играю.
– На чем?
– На бильярде. И в карты.
Лицедей хмыкнул.
– Смешно. – Он помолчал немного, прикрыв глаза и наслаждаясь музыкой. Потом сказал: – В детстве я играл на скрипке. И, кажется, неплохо играл.
– Почему же бросил?
– Так уж сложилось.
Корсак посмотрел на пистолет, зажатый в правой руке Лицедея, и уточнил:
– Убийцей быть выгоднее, чем музыкантом?
– У каждого своя судьба, – равнодушно отозвался Лицедей. – Я бы мог тебе объяснить, но ты не поймешь.
– А ты попробуй.
Лицедей открыл глаза, задумчиво посмотрел на дорогу, вновь опустил веки. Помолчал немного, после чего проговорил:
– Был такой китайский философ – Чжуан-Цзы. В одной из притч он рассказывал о мяснике, который так искусно отделял мясо от костей, что его нож мог проходить сквозь тончайшие расстояния между мясом и костями.
