— Хелен, я тебя люблю.
Она оторвалась от телевизора — там опять рассказывали про бои в Югославии — и перевела взгляд на него, откинувшись на спинку подержанного кресла-качалки:
— Что-что?
Уилл смотрел ей в глаза без тени улыбки, сосредоточившись на ее крови.
— Я понимаю, что не должен этого говорить, Питер все же мой брат, но я тебя обожаю.
— Уилл, не смеши.
— Можешь смеяться надо мной, сколько хочешь, но это чистая правда. Когда я смотрю на тебя, слышу твой голос, вдыхаю твой аромат, мне хочется схватить тебя и улететь далеко-далеко.
— Уилл, прошу тебя. — Очевидно, он ее нисколько не интересовал как мужчина. — Питер твой брат.
Уилл не кивнул, не покачал головой. Он старался вообще не шевелиться, лишь бы не упустить ее взгляд. За окнами выла сирена полицейской машины, несущейся по Клэпхем-Хай-стрит.
— Хелен, ты права. Самые сокровенные тайны почти всегда неприличны. Но какой в них, на хрен, смысл, если правду не говорить? Объясни мне, пожалуйста.
— Питер вернется с минуты на минуту. Перестань.
— Я бы перестал. Конечно, я бы перестал. Если бы не был уверен, что ты испытываешь то же самое.
Она закрыла глаза руками, прервав зрительный контакт.
— Уилл…
— Хелен, ты же знаешь, что хочешь, чтобы тебя обратил я.
— Как ты можешь так поступать? По отношению к родному брату?
— О, элементарно.
Она встала и вышла из комнаты. Уилл последовал за ней в прихожую; там висела верхняя одежда, словно ряд отвернувшихся от них спин. Всеми силами он заговаривал ей кровь.
— Ты же не хочешь, чтобы это сделал Питер. Ты прекрасно это знаешь. Ну же, Хелен, не будь трусихой. У тебя всего одна жизнь. Так почему не позволить себе вкусить то, чего хочешь? Хелен, если ты протянешь еще две недели, все будет кончено, ты станешь принадлежать ему, и у нас с тобой не останется шансов. Ты их уничтожишь. И я возненавижу тебя почти так же сильно, как ты сама себя возненавидишь.
Хелен совсем растерялась. Она даже не подозревала, что говорит он вовсе не с ней, а с ее кровью.
— Но я люблю Питера…
— У него завтра ночное дежурство. Мы могли бы вместе слетать в Париж. Мы отлично проведем время. Будем парить высоко над Эйфелевой башней, только ты и я.
— Уилл, прошу тебя…
Она уже стояла у двери. У него оставалась одна последняя попытка. Он закрыл глаза и почувствовал всю Вселенную в запахе ее крови. Вспомнил старого мудрого французского кровопийцу Жана Жене и процитировал его:
— Человек, не познавший экстаза предательства, не знает об экстазе вообще ничего.
И продолжал говорить и говорить, не умолкая, все, что угодно, только бы подавить ее истинное «я».
Он протянул руку. И в роковой момент слабости она приняла ее.
— Пойдем, — сказал Уилл, испытывая тот неземной восторг, который всегда охватывал его, когда он разрушал чужое счастье. — Идем на улицу.
Почти два десятка лет спустя после того разговора с Уиллом Хелен проводит в свою гостиную женщину-полицейского. Голова и шея у нее гудят от нервного напряжения.
— Элисон, хотите кофе? — предлагает она. — Вас Элисон зовут, верно?
— Да. Но кофе мне не требуется.
Элисон говорит холодно и официально, и Хелен гложет предчувствие, что это будет не просто стандартная беседа.
— Клара сейчас в школе, — объясняет она.
— Я пришла не к вашей дочери.
— Вы же, кажется, говорили, что дело касается Клары.
Элисон кивает:
— Миссис Рэдли, я хочу поговорить не с ней, а о ней.
Хелен вернулась домой пару часов назад и посмотрела новости, но там ни словом не упоминалось об обнаружении трупа. Она успокоилась. Может быть, подружки из литературного кружка что-то не так поняли. Но все спокойствие испаряется после следующей реплики Элисон.
— Было найдено тело Стюарта Харпера, — сообщает она. — Нам известно, что его убила ваша дочь.
Хелен открывает рот и закрывает, так и не издав ни звука. Во рту у нее пересохло, а ладони вдруг взмокли.
— Что? Клара? Кого-то убила? Что вы себе… это же…
— Невероятно?
— Ну да.
— Миссис Рэдли, нам известно, что она сделала и как. Труп мальчика — очевидное тому доказательство.
Хелен пытается утешить себя мыслью, что Элисон блефует. В конце концов, какие там могут быть улики? Они еще не делали Кларе мазок на ДНК. Нам известно, что она сделала и как. Нет, это вряд ли серьезно. Эта женщина не похожа на человека, способного поверить в вампиров или в то, что хрупкая пятнадцатилетняя школьница может загрызть здоровенного парня.
— Извините, — говорит Хелен, — но я совершенно уверена, что тут какая-то ошибка.
Элисон поднимает брови, словно и не ждала другого ответа.
— Нет, миссис Рэдли. Все, без сомнения, указывает на вашу дочь. Ей грозят крупные неприятности.
В панике утратив способность мыслить ясно, Хелен встает, чтобы повторить вчерашний маневр.
— Прошу прощения, я отойду на минутку. Мне надо кое-что сделать.
Прежде чем Хелен успевает выйти из комнаты, ее останавливает вопрос Элисон:
— Вы куда?
Хелен замирает на месте, уставившись на свою еле заметную тень на ковре.
— Выключить стиральную машину. Она пищит.
— Ничего подобного, миссис Рэдли. Пожалуйста, вернитесь и сядьте. Поверьте, это в ваших же интересах. У меня к вам деловое предложение.
Хелен идет дальше, не слушая заместителя комиссара. Ей срочно нужен Уилл. Он заговорит гостье кровь, и все кончится.
— Миссис Рэдли? Вернитесь, будьте добры.
Но она уже вышла из дома и направляется к фургону.
Уже второй раз за выходные она радуется тому, что Уилл тут. Возможно, угроза, которую он собой представляет для нее лично, меньше тех опасностей, которые он может предотвратить. Он сумеет уберечь ее дочь, ее семью — остальное не важно.
Она стучит в дверь фургона:
— Уилл?
Нет ответа.
Хелен слышит шаги на гравиевой дорожке и оборачивается. Элисон Гленни приближается к ней, она спокойна и не жмурится от яркого света. Она, наверное, могла бы и прямо на солнце взирать не моргая.
— Уилл? Прошу тебя. Ты мне нужен. Пожалуйста.
Хелен стучит еще раз. Но ее настойчивое «тук-тук-тук» отзывается лишь тишиной. Она уже готова рвануть на себя дверь — Уилл ведь обычно не дает себе труда запираться, — но не успевает.
— Да уж, миссис Рэдли, странное место вы выбрали для стиральной машинки.
Хелен выдавливает из себя улыбку.
— Нет, просто… мой деверь адвокат. Он мог бы мне посоветовать, что делать в данной ситуации. — Она смотрит на фургон и понимает, что трудно себе представить менее подходящую машину для юриста. — В смысле, он учился на юридическом. А сейчас он… ммм… путешествует.