— Воздерживаться, как раньше.
— Все уже изменилось. У нас появился новый опыт. Его не отменишь. Это все равно что пытаться отменить изобретение огня или вроде того.
Пока они проходят мимо клиники отца, Роуэн обдумывает доводы сестры.
— Мы могли бы пить только кровь вампиров. Должен же быть способ как-то приобрести ее. С этической точки зрения это, наверное, лучше, чем есть свинину. В смысле, никто не умирает.
— А если этого окажется мало? Что, если нам кого-то сильно захочется и… например, если сегодня, когда ты с Евой…
Роуэн начинает сердиться.
— Я могу держать себя в руках. Черт, да ты вокруг оглянись, все сплошь и рядом себя ограничивают. Думаешь, все эти нормальные люди постоянно делают то, чего хотят? Разумеется, нет. Все то же самое. Мы — англичане среднего класса. Подавление своих желаний у нас в крови.
— Ну не знаю, справлюсь ли я с этим, — говорит Клара, вспоминая инцидент в «Топ-Шопе».
Какое-то время они идут молча. Сворачивают на Орчард-лейн. Когда они ныряют под цветущие ветви ракитника, Клара чувствует, что брат хочет сказать что-то еще. Он говорит тихо, так, чтобы его слова не просочились сквозь стены окружающих домов.
— То, что случилось с Харпером… это была чрезвычайная ситуация. Не суди себя строго. Любая девчонка с клыками поступила бы точно так же.
— Но я все выходные была жуткой стервой, — возражает Клара.
— Ну, ты ведь в жизни ни капли в рот не брала, а тут вдруг нахлесталась до одури. А должна быть какая-то золотая середина. Сейчас ты переживаешь, потому что воздействие уже проходит… И вообще, это же была кровь Харпера. Надо хорошими людьми питаться. Работниками благотворительных организаций, например. Вон та тетенька вполне бы подошла.
Он кивает на женщину, собирающую по домам взносы в фонд помощи сиротам. Кларе не смешно. Еще сутки назад Роуэн ни за что не сказал бы подобного. С другой стороны, сутки назад ее бы это, скорее всего, и не задело.
— Шутка, — говорит Роуэн.
— Тебе бы поработать над своим чувством юмора, — отвечает Клара. И тотчас вспоминает, как Харпер зажимал ей рот рукой и как ей было страшно за миг до того, как все изменилось и она обрела силу.
Нет, Роуэн прав. Она не может раскаиваться в содеянном, как ни старается.
Питер идет домой довольный и полный сил.
Он так счастлив, что даже напевает себе под нос первую попавшуюся мелодию и только через какое-то время осознает, что это единственная авторская песня «Гемо-Гоблинов». Он вспоминает и единственный их концерт в молодежном клубе в Кроули. Им удалось растянуть сет на три песни, добавив пару каверов — «Анархия в Соединенном Королевстве» и «Окрась все в черный», которую они по такому случаю переименовали в «Окрась все в красный». В тот вечер они впервые встретились с Шанталь Фейяд — она танцевала пого перед толпой двенадцатилеток в майке с «Джой Дивижн», и кожа у нее была свежая, как воздух в Альпах.
«Славные были времена, — невольно думает Питер. — Да, славные были времена».
Конечно, он в то время был эгоистичен, но, возможно, доля эгоизма необходима, чтобы мир был таким, какой он есть. Однажды ему довелось прочесть книгу некровососущего ученого, который утверждал, что эгоизм от природы свойственен каждому живому существу и что у любого, даже самого бескорыстного на свете поступка при тщательном анализе обнаруживается глубинный эгоистический мотив.
Красота эгоистична. Любовь эгоистична. Кровь эгоистична.
И с этой мыслью он заходит под желтые ветви ракитника, не нагибая голову, как делал обычно. Он видит пышущую энергией эгоистичную Лорну, которая направляется на прогулку со своей надоедливой эгоистичной собакой.
— Лорна! — приветствует ее Питер громко и радостно.
Она со смущенным видом останавливается:
— Привет.
— Лорна, я тут подумал, — начинает он с отчаянной самоуверенностью, какой сам от себя не ожидал, — мне ведь нравится джаз. Очень даже нравится. Ну, Майлз Дэвис, например. Чарли Птичник и так далее. Это же просто супер. Джаз такой раскованный, правда? Музыканты не следуют теме нота в ноту, они отступают от нее, пускаются в импровизацию, когда им заблагорассудится… ну разве не так?
Пес рычит.
Чарли Птичник?
— Так… наверное, — соглашается Лорна.
Питер кивает и, к собственному удивлению, жестами изображает играющего на пианино человека.
— Именно! Да! Так что… если ты не передумала наведаться в «Лису и корону» послушать джаз, то я с удовольствием составлю тебе компанию. Да! Правда.
Лорна колеблется.
— Ну, даже не знаю, — говорит она. — У меня все… стало лучше.
— Ясно.
— У меня с Марком.
— Ага.
— А у Тоби сейчас трудный период.
— Да?
— Мне кажется, он беспокоится за друга.
— А… — Питер разочарован.
Но тут выражение лица Лорны меняется. Она что-то обдумывает. Затем лукаво улыбается:
— Ну ладно. Живешь всего один раз. Давай сходим.
И почти сразу же счастье Питера начинает испаряться, уступая место чувству вины и леденящему ужасу соблазна.
Роуэн готов выходить.
Он вымылся, переоделся, взял Евино стихотворение. Не хватает только бутылки крови. Он берет рюкзак, кладет в карман кошелек, смотрится в зеркало, проверяя прическу, и выходит в коридор. В душе наверху шумит вода, что в такое раннее время в понедельник вечером довольно странно. Проходя мимо ванной, мальчик слышит голос отца, перекрикивающего шум воды. Он поет какую-то неизвестную Роуэну песню совершенно кошмарным голосом. «Тебе очень к лицу это алое платье…» — это все, что успевает разобрать Роуэн, прежде чем из своей комнаты выходит Клара.
— Куда собрался? — спрашивает она у брата.
— В кино.
— Рановато, нет?
Роуэн говорит тише, чтобы его не услышал отец, который, впрочем, уже дошел до припева и принялся ужасно завывать.
— Мне надо сначала крови раздобыть. Ну, на всякий случай.
Она кивает. Роуэн думал, что сестра на него дуется, но, похоже, это не так.
— Ладно, — отвечает Клара, — будь осторожен…
Роуэн спускается вниз по лестнице. Он замечает, что мама на кухне, но не задумывается, почему она стоит неподвижно, уставившись на ящик с ножами.
У него голова другим занята.
Роуэн стучится в фургон Уилла, но его там нет. Зная, что его нет и дома, он дергает на себя дверь. Залезает в фургон в поисках вампирской крови, но ничего не находит. Только одна бутылка, и та пустая. Роуэн поднимает матрас. Под ним нет ничего, кроме нескольких тетрадей в кожаном переплете — ими жажду не утолишь. Затем взгляд его падает на спальный мешок, в который завернута непочатая бутылка. Потянувшись за мешком, Роуэн нечаянно сталкивает крышку с обувной коробки. Крышка переворачивается. С обратной стороны на ней записан телефонный номер. Их номер.