— Да понятно же, что не зачем. А от этого легче, что ли?
Тимка с надеждой посмотрела на Яську: мол, ну а ты как считаешь?! Или: ну же, Яська, хоть ты скажи «нет»! Помоги мне отговорить вас от этой опасной затеи!
Яська понуро мотнул головой, словно перед ним застыла вовсе не встревоженная Тимка, а мама, которая вот уже битый час читает ему нудную нотацию, силясь в очередной раз отвадить непослушного сына от опасных авантюр. Однако совесть сегодня пребывала неведомо где, а потому сказал Яська совсем не то, что, наверное, следовало сказать:
— Да мы одним глазочком только. А потом дальше пойдём, куда шли… — Последнее он выговорил как-то неуверенно, то и дело косясь на задумчивого Кольку.
— А, может, сразу дальше пойдём? — Тимка предприняла последнюю отчаянную попытку отговорить друзей от намечающегося безумия, однако и её голос предательски дрогнул, давая понять, что и сама девочка уже отчётливо понимает, что ей вряд ли удастся хоть как-то повлиять на сознания ребят, затуманенные предчувствием настоящего приключения.
— Плохо, что фонариков нет, — подытожил Колька, осторожно заглядывая в чёрный провал. — Толком ничего и не увидим.
— Так может в другой раз? — воспаряла духом Тимка.
Колька грозно глянул на девочку.
— Когда он будет — другой раз? — Слова прошелестели зловеще, будто колючий кладбищенский ветер, что по осени переносит влажную листву с места на место, неряшливо огибая покосившиеся холмики и путаясь в выцветших венках.
Яська почувствовал близость погоста. Сам не зная зачем, он спросил:
— А кладбище далеко отсюда?
Колька покосился на друга точно так же, как до этого косился на обмякшую от страха Тимку.
— За речкой твоё кладбище. Прямо по курсу: там точно такой же овраг. Будто кто специально так сделал.
Яська вздрогнул: его в большей степени поразило выражение «твоё кладбище», нежели последние слова, которые остались какими-то незамеченными что ли, словно сознание их специально блокировало.
— Ребята, может и впрямь хватит уже?! — Тимка посмотрела сначала на дыру, у которой застыл «ощетинившийся» Колька, затем на самого Кольку, после чего уставилась в том направлении, куда Колька махнул рукой, обозначив местоположение «твоего кладбища».
— У оврага на том берегу такие же пещеры есть.
— Да ну? — Яська сделал вид, что не верит, однако он поверил, причём сразу же. — А что если они соединяются? Под речкой?
Колька странно перекосил челюсть, словно силясь выковырнуть языком из зуба застрявшую косточку.
— Может и так, — произнёс он странным тоном, зачем-то растягивая слова. — Хотя вряд ли.
— Это ещё почему? — не удержался Яська.
Колька глянул в направлении невидимого берега.
— Глубоко тут — речка как раз поворачивает, вот и подмывает наш берег, а с ним и дно, — Колька опёрся о глину руками, подтянулся и выпрямился во весь рост у самого входа в подземелье. — Да и кому это понадобится?
— Что понадобится? — не поняла Тимка.
— Рыть ходы под речкой.
Яська почувствовал, как на голове зашевелились волосы.
— Ну, ведь ты же сам говорил, что моста больше нет. А люди ведь как-то попадают… — Яська невольно запнулся — ему не нравилось словосочетание, что так настырно вертелось на языке: «на ту сторону». — На тот берег, — вывернулся он и попытался проследить реакцию друга.
Однако первой заговорила Тимка:
— То есть, ты хочешь сказать, что по этим ходам покойников на кладбище таскают?
Колька громко рассмеялся. Эхо его смеха исказилось в дыре, срикошетило от застывших берегов и умчалось вдоль оврага к невидимой речке.
Яська снова поёжился, животом предчувствуя неладное.
«И впрямь, кто только за руку тянет… в эту черноту?»
«Как кто, конечно же, Колька!»
«Но ведь он поначалу даже отговорить хотел: мол, от одного «чиха» всё рухнуть может!»
«А то ты сам не знаешь, зачем это было ему нужно».
«Нужно?..»
«Конечно, нужно! Как ещё втянуть в игру осторожного городского мальчишку и испуганную девчонку?»
«Нет, не может быть. Колька не такой».
«А откуда тебе знать, какой он? Или ты так давно с ним знаком, что можешь утверждать на все сто, будто знаешь, где расположен самый потаённый уголок его души и что именно в нём обитает вдали от посторонних глаз? Да мало ли какие «тараканы» водятся в беспечной деревенской голове!»
Яська мотнул своей головой, силясь избавиться от приставучего внутреннего голоса.
«Да-да, — заюлило напоследок подсознание, — всё обстоит именно так: вы с Тимкой, никто иные, как ключевые элементы игры! Без вас — ничего не выйдет. А с вами — получится многое! По крайней мере, будет весело. Ведь так во всём: миром правит игра, а тот, кто устанавливает правила игры, вершит судьбы, — разве не так?»
— Так, — отмахнулся Яська. — Отвяжись только!
— Отвязаться? — не поняла Тимка. — Ты это о чём?
Яська оторопел: вот те на, вляпался, так вляпался — теперь расхлёбывай, давай, не обляпайся!
— Я?.. Да так… Ни о чём… — Яська провёл ладонью по взмокшему от напряжения лбу и с облегчением уцепился за случайно подвернувшееся спасение. — В паутину вляпался, вот, — и он продемонстрировал настороженной Тимке липкую сеть с остатками мушиных потрохов.
Тимка брезгливо отстранилась.
— Наверное, когда через орешник лезли, посадил, — предположил Колька. — Ну так как, пошли, что ли? А то дотемна тут проспорим и даже до речки не дойдём, — он прищурился и кивнул на одеяние друзей: — Ох, и влетит вам, двоим, тогда…
Яська разозлился, но виду не подал: пускай воображает, будто самый главный, — ему-то всё доподлинно известно, спасибо приставучему подсознанию!
И они пошли.
После ослепительного солнечного света тьма показалась абсолютным ничем. Такое ощущение, что они ступили за грань, где элементарно нет материи. Или она просто ещё не успела сформироваться окончательно, только подстраиваясь под те образы, что рисовались в головах друзей. А там в процессе творения было много всего!.. Одно ужаснее другого.
Яська протяну руки перед собой и коснулся некой упругой преграды — что-то вроде мыльного пузыря или плёнки, что образуется в стакане с остывшим киселём. Поверхность загадочной субстанции дрогнула в такт его нерасчётливому движению, после чего булькнула и прорвалась, обозначив вокруг пустоту.
Яська почувствовал дурноту: голова кружилась, сердце то и дело сбивалась с обыденного ритма, в ушах звучала тоника, а на губах объявился противный вкус крови. Яська сглотнул, силясь унять рвотный позыв. Откуда-то сверху прогрохотал незнакомый голос, впечатывая мысли в глину под ногами, — однако, что именно было сказано, не понять. Стало совсем не по себе. Яська ощущал себя подвешенным внутри того самого мыльного пузыря, или барахтающемся на дне стакана, в который сунули ложку и пытаются взболтать содержимое. В общем, ощущения были те ещё, сродни катанию на «американских горках, но внезапно всё стихло, обозначив очередную пустоту.
