Каждый из вас обязан явиться ко мне в течении 10 дней и донести на своих знакомых и близких, подозревая занятия ведовством или служение ереси. Тот, кто откликнется на мой призыв, получит большую награду: индульгенцию и полную неприкосновенность для любого инквизиционного суда сроком на 3 года, даже в том случае, если кто-то обвинит вас в ереси. А если вы сможете выдать Святой инквизиции больше, чем 30 еретиков, за короткий срок, вы станете официальным родственником инквизиции, получив полную неприкосновенность любого инквизиционного суда и сияющее господне благословение. Тот, кто откликнется на мой призыв, может быть спокоен: имя верного слуги церкви никогда не станет известно обвиняемому, чтобы следствие было беспристрастным и между обвинителем и обвиняемым не возникло вражды. Чтобы показать равенство и справедливость святой церкви, равными правами будет обладать каждый из вас: и беднейший крестьянин, и знатный господин. Так бедный всегда сможет высказать свои подозрения в отношении богача: перед Святой церковью все равны.
Признаки, по которым можно отличить еретика, колдуна и ведьму, от честного слуги церкви, очень просты. Тот, кто отказывается от святого таинства исповеди, или пренебрежительно отзывается в разговоре о Господе, или любой другой признак, который внушает подозрение вам самим. Этот любой признак может даже не быть связан с церковью или нашей святой религией. В отношении ведьмы и колдуна дело обстоит еще проще, чем в отношении еретика: знание трав, падеж скота, бесплодный огород или дерево, дурной взгляд, туман, лужа на дороге, зеленые глаза, бородавка.
Физический недостаток, глупая ухмылка или грубое слово, умное выражение лица, и все остальное, что покажется подозрительным вам самим. Обвинения я буду принимать двух видов. Первые: это конкретные обвинения с доказательствами. Но берегитесь: тот, кто взялся обвинять, но не сможет предоставить реальные доказательства, будет обвинен и осужден сам. Вторые – это подозрения. Здесь не требуется никаких конкретных доказательств. Вам достаточно прийти ко мне, и сказать: «я подозреваю, что такой-то колдун и еретик, а такая-то – ведьма», и этого будет достаточно. Дабы не возникло лишних проблем, лучше обвиняйте (высказывайте свои подозрения) только так. Инквизиция сама займется сбором доказательств. Помните: лучшее оружие – это ваш страх перед Святой инквизицией. И еще помните: перед лицом церкви все равны! Не может быть никаких исключений. Я выслушаю подозрения против маленьких детей, беременных женщин, глубоких старух, больных, богачей и калек. Я выслушаю и дам делу ход, если родители станут обвинять своих детей, а дети – родителей, мужья – жен, а жены – мужей, если брат обвинит сестру, а сестра – брата. Все имеют равные права! Все равны! Все имеют величие перед лицом церкви и все должны прийти сюда, в церковь, где я буду находиться с рассвета и до обеда, в первой половине дня, чтобы высказать свои подозрения. Чтобы показать вам беспристрастность и справедливость инквизиционного суда, будут введены новые правила: отныне каждый священник станет докладывать суду об исповедях своих прихожан, а каждый прихожанин имеет право обвинить священника. Только так мы сможем победить дьявола и выстоять в этой борьбе под знаменем Господа! Пусть Господь поможет нам и очистит вашу землю, вернув ее в лоно святой матери-церкви!
2013 год, Восточная Европа
Кто-то сильно толкнул в плечо. Он открыл глаза. Перед ним стоял врач, его приятель. Он почти не дал ему времени прийти в себя, дернул за плечо:
– Идем! Быстрее! Ни одного слова!
Ему не оставалось ничего другого, как повиноваться, и вскоре они скрылись в длинном коридоре больницы.
Когда они миновали уже третий коридор, он не выдержал:
– Что происходит?!
– Десять минут назад сюда звонили из полиции. Тебе просто повезло, что сегодня дежурю именно я. Чтобы заработать, я беру все ночные смены…
Они пересекли четвертый коридор, врач отворил дверь и затолкнул его в маленькое помещение. Это была крошечная комнатушка без окон, освещенная лампой дневного света. Там стоял письменный стол со старым компьютером и диван. В комнатушке негде было повернуться.
– Здесь мы можем поговорить. Садись. Это мой кабинет. Здесь тебя никто не найдет – пока. Но утром я постараюсь тебя вывезти.
– Куда? – он почти без сил плюхнулся на диван.
– В надежное место. За город. Тебе нельзя больше оставаться здесь. Все стало слишком серьезным. Кстати, почему тебя преследует полиция?
– Из-за убийства, в котором меня обвиняют.
– И кого ты убил?
– Никого. Просто я оказался в одной квартире с трупом на руках. Полиция решила, что я виновен. Труп водителя автобуса, который был ранен. Его убили в своей постели. Кто-то отрезал ему голову. В точности так, как той женщине, экскурсоводу.
– Похоже, кто-то намеренно хочет от тебя избавиться. Именно поэтому ситуация становится опасной. Кто-то хочет, чтобы ты вышел из игры.
В кармане врача запищал мобильник.
– Меня вызывают. Кого-то привезли в приемный покой. Будь пока здесь. Не вздумай никуда выходить. Как только все закончится, я вернусь.
– Ладно. Лягу спать. Это единственное, что можно теперь сделать.
Он лег на диван, уютно вытянулся, но сон не шел. В глубине коридора замерли чьи-то шаги. Он прикрыл глаза. Возможно, он пролежал бы так очень долго, если б не случайный порыв воздуха. Сквозняк сквозь плотно закрытые двери. Многолетняя привычка к напряжению обострила все его нервы, заставив насторожиться – как зверь перед прыжком. В этот момент вспыхнул свет – яркий свет, он залил комнату, стал объемным и плотным. И он увидел то, что давно хотел увидеть.
Их было трое, но в дверь они не вошли. Они проникли сквозь стену, и остановились за пределами двери в комнате, молча и спокойно глядя на него. Люди с одинаковыми лицами. Часть сознания фиксировала мелочи. Их было трое – трое молодых мужчин высокого роста, темноволосых, одетых в черную одежду (что-то вроде короткого черного плаща до пояса и черных брюк). И самая главная деталь, приводящая рассудочную часть его мозга прямо в отчаяние: у всех троих были одинаковые лица! Глаза отказывались воспринимать эту деталь, но все-таки факт оставался фактом: лица всех троих были абсолютно одинаковы. В их блестящих глазах было выражение холодной, расчетливой жестокости, от которой он почувствовал себя так, словно кто-то провел вдоль его позвоночника ледяным пальцем.
Все трое заговорили одновременно:
– Ты должен отдать то, что тебе не принадлежит. Верни это.
Он медленно поднялся с дивана и прислонился к стене, с позором чувствуя, что у него подгибаются колени.
