Твой сын,
Джон Гейвин Ридделл».
Том дочитал записку, потом заговорил, и мягкая вкрадчивость его голоса напугала Клая сильнее, чем могло напугать лобовое предупреждение.
– Ты знаешь, что люди, которые собрались в муниципалитете, могли пойти в разные стороны, не так ли? Минуло десять дней, и за это время мир основательно тряхнуло.
– Знаю, – ответил Клай. Глаза жгло, и он чувствовал, что в голосе появляется дрожь. – И я знаю, что его мать, возможно… – он пожал плечами и махнул рукой в темноту, указываю на мир, который находился за пределами засыпанной опавшими листьями подъездной дорожки. – Но, Том, я должен пойти в муниципалитет и посмотреть. Может, они написали, куда пошли. Может, он написал.
– Да, – кивнул Том. – Разумеется, ты должен, – в его голосе по-прежнему слышалась только доброта, и Клаю даже хотелось, чтобы он рассмеялся и сказал что-то вроде: «Да перестань, наивный ты наш… неужели ты действительно думаешь, что увидишь его вновь? Спустись на гребаную землю».
Джордан прочитал записку второй раз, может, в третий и четвертый. Несмотря на горе и ужас, которые охватили Клая, ему хотелось извиниться перед Джорданом за ошибки, с которыми сын написал письмо, напомнить Джордану, что Джонни находился в стрессовом состоянии, писал на крыльце, согнувшись в три погибели, тогда как его друзья наблюдали за творившимся внизу хаосом.
Джордан опустил письмо.
– Как выглядел ваш сын?
Клай хотел спросить, к чему этот вопрос, потом решил, что не хочет знать ответа. По крайней мере, пока не хочет.
– Джонни на голову ниже тебя. Коренастый. С темно-каштановыми волосами.
– Не худой? Не блондин?
– Нет, это его друг, Джордж.
Джордан и Том переглянулись. Взгляды эти были печальны, но, по мнению Клая, в них читалось и облегчение.
– Что? – спросил он. – Что вы видели? Скажите мне.
– На другой стороне улицы, – ответил Том. – Ты не заметил, потому что бежал. В трех домах ниже мертвый мальчик. Светловолосый, худенький, с красным рюкзаком…
– Это Джордж Гендрон, – ответил Клай. Он знал красный школьный рюкзак Генри, как и синий ранец Джонни со светоотражающими полосками. – В четвертом классе он и Джонни вместе построили макет деревни пуритан. Получили по пятерке с плюсом. Джордж не мог умереть, – увы, конечно же, мог. Клай сел на крыльцо, которое привычно скрипнуло под его весом, и закрыл лицо руками.
Муниципалитет находился на углу Понд- и Милл-стрит, напротив городского парка и озерца, которое дало название городу.[109] Стоянка практически пустовала, если не считать мест, отведенных для машин сотрудников, потому что брошенные автомобили полностью перекрыли обе улицы, ведущие к большому белому викторианскому зданию. Люди подъезжали, насколько возможно близко, а потом шли пешком. Опоздавшим, вроде Клая, Тома и Джордана, каждый ярд давался с трудом. Уже в двух кварталах от муниципалитета автомобили забили и лужайки перед домами. Полдюжины домов сгорели. Некоторые пожарища еще дымились.
Том накрыл одеялом тело мальчика на Ливери-лейн (это действительно был Джордж, друг Джонни), но он ничем не мог помочь десяткам, может, и сотням, раздувшихся и разлагающихся тел, которые встретились им на их медленном пути от Ливери-лейн к муниципалитету Кент-Понда. В темноте Клай никого не узнавал. Возможно, не узнал бы и при дневном свете. Вороны в эти полторы недели трудились без отдыха.
Мысли его продолжали возвращаться к Джорджу Гендрону, который лежал лицом вниз, на окровавленных листьях. В записке Джонни указал, что с ним были Джордж и Митч, еще один его близкий друг из седьмого класса. И то, что случилось с Джорджем, произошло уже после того, как Джонни приклеил записку скотчем к двери черного хода, и они втроем покинули дом Ридделлов. А поскольку на окровавленных листьях остался только Джордж, Клай мог предположить, что Джонни и Митч покинули Ливери-лейн живыми.
«Разумеется, мы ничего не можем предполагать, человек предполагает, а Бог располагает, – подумал он. – Евангелие от Алисы Максвелл, пусть она покоится с миром».
И действительно, убийца Джорджа мог преследовать их и поймать где-то еще. На Главной улице, на Дагуэй-стрит, может, на Лорел-уэй. Насадить на разделочный нож из шведской стали или на пару автомобильных антенн…
Они добрались до угла автомобильной стоянки муниципалитета. Слева пикап попытался добраться туда по земле и застрял в болотистой канаве в каких-нибудь пяти ярдах от акра цивилизованного (и, по большей части, пустынного) асфальта. Справа лежала женщина с рваными ранами на шее, и птицы расцветили ее лицо черными дырами и кровавыми полосами. На голове осталась бейсболка «Портлендских тюленей»,[110] на руке – сумочка.
Деньги киллеров больше не интересовали.
Том положил руку ему на плечо. Клай даже вздрогнул.
– Перестань думать о том, что могло бы произойти.
– Откуда ты знаешь…
– Для этого не нужно читать мысли. Если ты найдешь тут своего сына, а я склонен думать, что не найдешь, я уверен, он расскажет тебе всю историю. В противном случае… разве это имеет значение?
– Нет. Разумеется, нет. Но, Том… я знал Джорджа Гендрона. Дети иногда называли его Коннектикутом, потому что его семья приехала оттуда. Он ел хот-доги и гамбургеры у нас во дворе. Его отец приходил к нам, и мы вместе смотрели матчи с участием «Патриотов».
– Знаю, – кивнул Том. – Знаю, – а потом добавил, резко, Джордану. – Перестань на нее смотреть, Джордан, она не встанет и не пойдет.
Джордан проигнорировал его слова, продолжал смотреть на женщину с исклеванным воронами лицом.
– Фонеры начали заниматься своими покойниками, как только вышли на какой-то базовый программный уровень, – сказал он. – Пусть они только вытаскивали трупы из-под трибун и скидывали в болота, они что-то пытались сделать. Но на наши трупы им наплевать. Они оставляют их гнить там, где они упали, – он повернулся к Клаю и Тому. – Что бы они ни говорили, чего бы ни обещали, мы не можем им доверять, – в голосе его звучала ярость. – Не можем, понимаете?
– Я полностью с этим согласен, – ответил Том.
– Я тоже, – поддержал его Клай.
Том мотнул головой в сторону муниципалитета. На здании еще светились несколько ламп аварийного освещения, работающих от аккумуляторов с длительным сроком эксплуатации. Они отбрасывали болезненно-желтый свет на машины сотрудников, которые постепенно заметало опавшей листвой.
– Пойдем туда и посмотрим, что они после себя оставили.
– Да, пойдем, – выдохнул Клай. Джонни ушел, в этом сомнений у него не было, но какая-то малая его часть, ребяческая, никогда не теряющая оптимизма, продолжала надеяться, что, войдя в муниципалитет, он услышит крик: «Папик!» – и его сын бросится ему в объятья, живой, реальный, не то, что фантасмагория всего этого кошмара.
