Он прекрасно знал об участи своего предшественника и теперь не на шутку струхнул. Вот так, лицом к лицу, с ведьмой он столкнулся впервые. Пот градом начал валить с него. Мелкий стук зубов выдавал сильный испуг.
А ведьма всё продолжала буравить всадника своим тяжёлым взглядом. Страх всё больше и больше сковывал сознание её жертвы. Видя состояние приказчика, Серафима лишь презрительно подумала: «Да-а, это тебе не кремень — глина. Хошь — меси, хошь — лепи. А хочешь, так и верёвки из такого вить можно. Не то что лесничок окаянный…»
Видя, что взгляд ведьмы превратился из жесткого в насмешливый, Степан решил всё же попробовать не уронить своего достоинства. Стараясь придать голосу как можно больше суровости, он спросил:
— А ты… это… что тут шукаешь?
— Да так… Особо ничего я и не шукаю…
— А что ж ты тогда тут робишь? — подозрительно допытывался приказчик.
— Хм… — ухмыльнулась старуха. — Тебя вот поджидаю, Стёпушка.
От этих слов и от зловещей ухмылки на отвратительной физиономии у Степана у самого перекосилось лицо. От страху он никак не мог понять: то ли старуха шутит, то ли и вовсе издевается. И от этого ему стало ещё горше.
— К-как… это… п-поджидаешь? — Степан уже не скрывал зубной дроби и слова выговаривал невнятно, с откровенным заиканием.
Если старуха говорила правду, то откуда она могла знать, что он тут будет. «Уж не наколдовала ли часом?!» — страшная догадка поразила Степана.
А Хима меж тем спокойно ответила:
— А так вот… почитай, с самого утра и жду. — Она и в самом деле ещё с вечера наворожила на эту встречу.
— И для ч-чего это я тебе… спонадобился? — спросил Степан. Спокойный тон ведьмы немного успокоил его.
— Да ты мне и не надобен. Это я тебе потребна.
— На кой чёрт ты мне сдалась… — с досады вырвалось у Степана. Он хотел было ещё что-то сказать резкое, но, вспомнив, кто перед ним, тут же прикусил язык.
— Помочь тебе вот хочу, Стёпушка, — всё так же невозмутимо молвила старуха.
— И как же это ты собираешься мне помогать? Да и в каком это деле? Вообще-то я и сам во всём справляюсь…
Хима иронично покачала головой и всё так же спокойно произнесла:
— В сердечном деле, милок, в сердечном.
И тут Степан крепко задумался: «Вот шельма, всё знает! А может, и в самом деле нехай попробует! Чем чёрт не шутит! Но, что же она задумала?»
— Я сердцебиением не хвораю, — прикинулся непонятливым Степан.
— Э-э, милый, — чуть ли не с насмешкой проронила Серафима. — Ещё как хвораешь! Ты на себя погляди, лица на тебе нет. А ты говоришь…
Степан не нашёлся, что на это ответить и лишь с опаской поглядывал на ужасную старуху. Он с трудом преодолел первый страх и теперь внешне держался спокойно.
А старуха, прищурив тёмные глаза, пристально наблюдала. Хотя она уже видела, что собой представляет новый приказчик, но ей было интересно узнать определённее, из какого теста он сделан и до какой грани сможет сохранить самообладание.
— Меня трудно обдурить. Я ведь не только ушами слышу… И глаз мой человека насквозь видит, — с этими словами Серафима так зыркнула на приказчика, что тот невольно поёжился.
Степан лихорадочно соображал. Он чувствовал, что неспроста эта ведьма предлагает ему помощь. К такой только попадись — век в ярме ходить будешь. Но и послать её к чёрту — тоже страх берёт. Вот незадача!
— А с какого это интересу ты собралась мне помогать? — приказчик никак не мог понять истинного намерения старухи. — Небось запросишь потом, чтоб душу дьяволу продал! Мне такое не подходит.
— Не запрошу… Ничего не запрошу.
— Так не бывает!
— Бывает. У меня свой интерес, у тебя — свой.
— Хм, и какой это у тебя может быть интерес? — с ходу ляпнул Степан и тут же сообразил: «Прохор!»
Старуха пристально наблюдала за приказчиком.
«Та-а-ак… — подумал он. — А вот это уже по-настоящему интересно! Хм, а я-то с перепугу и не догадался сразу!»
Заметив резкую перемену в лице Степана, Серафима лишь ухмыльнулась:
— Ну, наконец-то! Дошло-таки на седьмые сутки!
— А что будет после «твоей помощи»? Что станется?
— Как «что»? Тебе — девка…
— А тебе?
Серафима устремила взор в синюю даль и загадочно произнесла:
— А мне жить станет легче… — Переведя взгляд на приказчика, она строго спросила: — Уразумел ли?
— Дык… а я что? Мне всё равно… — опять нервно запыкал Степан.
— Вот то-то же. Поменьше спрашивай — подольше покой иметь будешь.
— Понял… не маленький… — выдавил приказчик и, видя, что всё равно ему деваться некуда, смирился. — Ладно, уговорила. От меня-то что надобно?
— Да ничего особенного, — вздохнула Серафима и, кивнув в сторону близлежащего леса, устало сказала: — Пошли к опушке, растолкую. Старая я уже, ноги начинают болеть, кости ломит. Вон на корягу присяду — и говорить проще станет.
— Пошли, — согласился приказчик и с тревогой начал всматриваться в лесную тень.
Присев, Хима скоро объяснила приказчику, что ей нужно и как это сделать. Степан даже удивился такой пустяковой затее. Он ожидал, что ему придётся исполнять опасное и рискованное поручение. А тут — тьфу! Пустяк!
У приказчика даже настроение взыграло. Слушая спокойный говор старухи, он совсем осмелел. Удивляясь самому себе, Степан даже впал в размышления: «И не такая уж страшная эта ведьма. Если бы не обсмаленная рожа, обычная селовая баба. А вот за заботу благодарствуем. Глядишь, да и выйдет толк какой…»
Серафима, глянув на приказчика и заметив на его лице слишком довольное выражение, неприязненно буркнула:
— Рано размечтался. О деле лучше думай. Это сразу кажется, что всё просто. А как оно обернётся, кто знает…
Степан опять поразился прозорливости старухи.
— Не переживай, будет тебе угощение, — сказал он и, немного помолчав, не удержался, спросил: — Скажи, Хима, морда вот у тебя опаленная — Прохор постарался?
От изумления глаза Химы округлились, как у совы. Не найдя что ответить, она ошеломлённо уставилась на приказчика. Никак не ожидала от него такой наглости. Так ничего и не сказав, она отвела в сторону взгляд и притронулась рукой к шрамам. Вопрос Степана остался висеть в воздухе.
— Ясно… мне он тоже стоит поперёк горла, — тихо произнёс понятливый приказчик.
— Ну так чего ж ты скачешь сегодня по свету, как полоумный?! Соберись, поднатужься, возьми да и проглоти этот кусок, раз он у тебя в горле стоит, — зло съязвила старуха.
— Ага, проглотишь. Ты и то вон, как я понял, подавилась, а куда уж мне.
— Ты, милок, говори, да не заговаривайся. Осмелел, видать? — злобно прошипела Серафима. Её уже начала раздражать настырность приказчика.
