У меня подкосились ноги. Я упал и покатился туда, где сидели волки. Боль нарастала. Она клещами сжала мне сердце. В легких бушевало пламя, но меня это не пугало. Мое ликование, радость победы полностью заглушали все остальные чувства. Я глядел в бархат небес и видел, как исчезают звезды. Я знал: это не облака, это сладостная тьма приближающейся смерти.
Вокруг стало тихо. Окружающий мир отступал. Я погружался в сладостный, блаженный сон. Я потерял ощущение времени. Может, прошла целая вечность или же – одно мгновение.
Где-то вдалеке послышалось ржание лошадей, топот копыт, грохот колес. И еще один звук – то ли крик, то ли вой, тоже очень далекий. С трудом открыв глаза, я увидел, что передо мной на коленях стоит В. и... воет, по-волчьи воет от охватившего его ужаса.
Потом он наклонился ниже, подхватил меня на руки и приник губами к моей шее с величайшей осторожностью, словно нежный возлюбленный.
Я застонал и попытался вырваться, но сил уже не было. Единственное, мне удалось отвернуться. Я молился (не словами, на них у меня тоже не осталось сил, а сердцем), чтобы смерть успела взять меня раньше. Все погрузилось в кромешную тьму. Я радовался и торжествовал победу. Я знал: испуганные лошади понеслись прочь, увозя мою дорогую Мери. Бог услышал мои молитвы: жена и сын спасены!
Что-то кольнуло меня в шею. Рана от выстрела Мери еще продолжала болеть, и эта новая боль показалась мне совсем пустяковой и... какой-то светлой, серебристой, будто свет луны на воде. Моя душа пронзительно вскрикнула, и вслед за этим я впал в состояние чувственного блаженства. Я тихо стонал, но теперь от наслаждения. Боль в груди утихла, и я совсем забыл о ней. Я поддался новому, пьянящему чувству, ощущая, как кровь вытекает из меня, соединяясь с его кровью.
Я купался в глубочайшем наслаждении, а мои мысли вместе с ярко-красной струей крови перетекали к нему.
Я ясно видел лицо Коля: приплюснутый нос, редкие светлые волосы, голубые глаза за стеклами очков.
Я видел нас с Мери... у обоих в глазах слезы... Коль клянется нам: если мы погибнем, он будет заботиться о нашем ребенке, как о родном сыне.
Потом эти картины потускнели, и не осталось ничего, кроме сладострастного наслаждения. Собрав последние силы, я поднял руку и еще крепче прижал голову В. к своей шее.
Моя рука в изнеможении упала. Глаза заволокло тьмой. Я пережил мгновение глубочайшего экстаза. Такого совершенно неописуемого блаженства мне еще не доводилось испытывать. Даже сейчас, когда пишу о своей смерти, я вздрагиваю от наслаждения. Стоит мне подумать о том мгновении, как меня неодолимо тянет снова в него погрузиться.
* * *
Я проснулся глубокой ночью, но оказалось, что я все прекрасно вижу, как ярким солнечным днем. Я находился в склепе, лежа в том самом гробу, откуда недавно поднялась моя сестра.
Я встал и отправился в замок, обнаружив, что отныне для перемещения в пространстве мне совсем не обязательно передвигать ногами. Достаточно захотеть очутиться в каком-либо месте, и я понесусь туда, как по ветру.
Я не нашел ни Жужанны, ни В. Неудивительно, этот жалкий трус знает, что теперь я обрел такую же силу, как и он, и без колебаний расправлюсь с ним. Я совершенно не представлял, где теперь моя любимая Мери и что с ней.
Сейчас я отправлюсь искать человека, который согласится проткнуть меня колом, отрезать голову, и таким образом я уничтожу этот проклятый договор. Если только я смогу умереть безгрешным, не вкусив человеческой крови и не лишив никого жизни...
Но голод! Голод!.. Когда я только встал, мне казалось, что от голода я сойду с ума. Я отправился в лес, догнал волка, впился ему в горло и принялся сосать кровь.
Звериная кровь имела отвратительный вкус, но на время она притупила жуткие муки голода, позволив описать окончание своей человеческой жизни и странное начало новой – если, конечно, это существование можно назвать жизнью. Но я опять чувствую голод... Мне опять...
Господь, в которого я не верю, помоги мне! Я не верю в Тебя... точнее, не верил. Но если существует бесконечное Зло, каким я уже стал... я уповаю, что наряду с ним существует и бесконечное Добро, и да будет оно милосердным к тому, что осталось от моей души.
Я – волк. Я – Оракул. Мои руки обагрены кровью невинных жертв. Но теперь я хочу убить его...
Я убил человека. Я пошел искать того, кто оборвал бы мое нынешнее существование, но голод оказался сильнее моей воли... Я выпил всю его кровь, и она показалась мне сладостным божественным нектаром.
Я пал. Я вкусил человеческой крови и, не колеблясь, сделаю это снова. Теперь бесполезно уговаривать кого-либо вогнать мне в сердце кол и отрезать голову. Моя душа осквернена, я исполнил договор и своим падением оплатил бессмертие В.
Он обязательно узнает об этом и попытается меня уничтожить.
А мой сын? Теперь Влад будет охотиться за моим сыном...
Пусть я превратился в стригоя – дьявольское отродье, но клянусь: убийство, совершенное Мери из любви ко мне, не было напрасным. Во имя этой любви я сделаю все, чтобы обратить великое Зло в великое Добро. Приобретя силы и способности вампира, я употреблю их на погибель В. Он сам сотворил себе могущественного и беспощадного врага.
Я не успокоюсь, пока не разыщу моих дорогих Мери и Стефана и не окружу их надежной защитой против козней В. Клянусь, мой сын никогда не узнает, что стало с его отцом.
Вырастай скорее, мой маленький Стефан. Пусть твое сердце всегда остается чистым. Возможно, ты никогда не узнаешь своего настоящего имени. Но пусть те, кто будут растить тебя, отдадут тебе всю свою любовь и заботу...
Перечисляю тех, кому я безмерно признательна.
Моему редактору и тезке Джинн Кавелос. Я многим обязана ее ангельскому терпению. Пока длилась моя работа над трилогией, Джинн без устали меня ободряла. Если бы не ее непоколебимая вера, боюсь, что рукопись, которую и так заждались в издательстве, никогда бы не легла на ее письменный стол.
Моему литературному агенту Расселу Галену. Я отдаю должное его безупречному профессионализму. Не кто иной, как Рассел, предложил мне попробовать свои силы в жанре исторического фэнтези.
Моей двоюродной сестре Лите Калогридис. Благодаря ее кропотливому черканью в рукописи трилогии содержание романа явно стало лучше.
Моей дорогой подруге Кэтлин О'Малли. Ее комментарии оказали заметное влияние на развитие сюжета и ход повествования.
Огромное спасибо Тоби и Илоне Скоттам за их квалифицированную помощь во всем, что было связано с Румынией, ее историей и культурой.
Но более всего я признательна двоим людям, чья неиссякаемая любовь придает смысл всему, что я делаю, – моему отцу Ирвину и моему любимому мужу Джорджу.
