— Среди католиков развелось слишком уж много евреев, — презрительно отмахивается Гольдштейн.
* * *
Выкрест Коган встречает соседа.
— Добрый день, господин Мюллер! Вот иду на елочный базар покупать рождественскую елку. Вы тоже будете наряжать елку?
— Да нет, зачем?! Я же не еврей!
* * *
Маленькая Фрида спрашивает у отца:
— Папочка, а в каком возрасте становятся евреями?
— Деточка, это не имеет никакого отношения к возрасту!
— Нет, имеет! Сам смотри: я еще маленькая, и я христианка. Вы с мамочкой старше, но тоже еще христиане. А вот дедушка — тот уже еврей!
* * *
— Мальчик, как тебя зовут?
— Абраша.
— Надо же! Такой маленький, а уже еврей!..
* * *
Венский доктор Грюн перешел в лютеранство. Его коллеги-выкресты только руками разводят: ну почему бы не стать католиком? Грюн объясняет это так:
— Вот стану я католиком, а меня спросят: «А кем вы были раньше?» И я буду вынужден ответить: «евреем». А если я теперь приму католичество и кто- нибудь меня спросит, кем я был прежде, я честно отвечу: «лютеранином».
* * *
Адвокат-выкрест Фрид спрашивает у своего только что крестившегося друга Когана:
— Отчего ты такой мрачный? Ты жалеешь о том, что сделал?
— Конечно, нет! — раздраженно отвечает Коган. — Просто никак не могу придумать, какую бы фамилию взять? Ведь если я назову себя Керн, Корн или Ковач, то каждый сразу догадается, что раньше моя фамилия была Коган.
— Но это же так просто, — отвечает Фрид. — Назови себя Леви, и тогда никто в мире не догадается, что прежде твоя фамилия была Коган.
* * *
Молодой человек приходит к приятелю и сообщает, что крестился.
— Ой, твой отец перевернется в гробу!
— Ничего, мой брат на следующей неделе тоже хочет креститься. Тогда папа опять будет лежать на спине.
Умберто Эко Из романа «Маятник Фуко»
— О, Господи Иисусе! — вздохнул Бельбо и повернулся в мою сторону. — Там, напротив, стоят два или три дома, в которых живут ортодоксальные евреи, знаете, такие, которые носят черные шляпы, длинные бороды и пейсы. Таких в Милане не много. Сегодня пятница, с заходом солнца начинается суббота. Так вот, в квартире напротив приступают к серьезным приготовлениям: полируют подсвечники, готовят еду, расставляют все так, чтобы завтра не пришлось зажигать огонь. Даже телевизор остается включенным всю ночь, только им заранее приходится выбирать интересующий их канал. У нашего Диоталлеви есть небольшой бинокль, и он постыдно подглядывает в окна, наслаждаясь мечтой, что находится по другую сторону улицы.
— Но зачем? — спросил я.
— Да потому, что наш Диоталлеви вбил себе в голову, будто он еврей.
— Что значит — вбил себе в голову? — спросил задетый за живое Диоталлеви. — Я и есть еврей. Вы что-то имеете против, Казобон?
— Вам виднее.
— Диоталлеви, — твердым голосом промолвил Бельбо, — ты не еврей.
— Вот как?! А моя фамилия? В ней такое же еврейское звучание, как и в фамилиях Грациадио или Диозиаконте, слышится такой же отзвук гетто, как и в имени Шолом-Алейхем.
— Считается, что фамилия Диоталлеви должна приносить счастье, поэтому ее часто давали детям в сиротских приютах — как доброе предзнаменование. А твой дед прошел через приют.
— Но как еврейский ребенок.
— Диоталлеви, у тебя розовая кожа, грудной голос и ты практически альбинос.
— Существуют кролики-альбиносы, должны же быть альбиносы и среди евреев.
— Послушай, Диоталлеви, невозможно по желанию стать евреем, как становятся филателистами или свидетелями Иеговы. Евреем надо родиться. Смирись с этим, ты ведь не глупее других.
— Я прошел обрезание.
— Да ладно! Кто угодно может это сделать из соображений гигиены. Достаточно найти доктора с необходимым инструментом. В каком возрасте ты прошел обрезание?
— К чему такие подробности?
— Очень даже к чему. Евреи любят докапываться до мелочей.
— Никто не сможет доказать, что мой дед не был евреем.
— Конечно, потому что он был подкидышем. Но с таким же успехом он мог бы оказаться наследником Византийского трона или незаконнорожденным отпрыском династии Габсбургов.
— Никто не сможет доказать, что мой дед не был евреем, — упрямо повторил Диоталлеви, — и, кроме того, он был найден у Оттавских Ворот.
— Но ведь твоя бабушка не была еврейкой, а родословная у них определяется по материнской линии…
— …но кроме записи в свидетельстве о рождении — даже в актах гражданского состояния мэрии можно читать сквозь строк — существуют еще кровные узы, а моя кровь вопит о талмудистском мировоззрении, и ты рискуешь оказаться расистом, если станешь утверждать, что любой язычник может быть таким же правоверным талмудистом, как и я.
Он вышел. Бельбо пожал плечами:
— Прошу нас извинить. Такая дискуссия происходит у нас каждый день, с той лишь разницей, что каждый раз я пытаюсь прибегнуть к новым аргументам. На самом деле Диоталлеви — верный приверженец Каббалы. Однако и среди христиан есть ее приверженцы. И потом, знаете, Казобон, не стану же я противиться желанию Диоталлеви быть евреем.
— Думаю, не стоит. Мы же демократы.
— Да, мы демократы.
Венский адвокат Коган задумал креститься и, чтобы проникнуться новой верой, совершает путешествие в Рим. Вернувшись из поездки, он весьма пренебрежительно отзывается об образе жизни католических священнослужителей. И все же несколько недель спустя он переходит в католичество.
— И это после всего, что вы наговорили про кардиналов…
— Я решил так, религия, которая допускает такое, наверняка лучше всех остальных.
* * *
Сын набожного еврейского адвоката крестился. Коллеги адвоката насмехаются над ним по этому поводу.
— Я ничего не имею против, — говорит им адвокат. — Видите ли, к сожалению, мой сын слишком глуп, чтобы оставаться евреем.
* * *
Адвокаты собираются в венской кофейне:
— Вы слышали, молодой Розенталь крестился! А вы, Блау, не подумываете о том, чтобы принять христианство?
— Нет, это для меня слишком по-еврейски!
* * *
Молодой астроном Фрид собирается креститься. Накануне он идет в кошерный ресторан и заказывает себе в последний раз все свои любимые блюда: фаршированную рыбу, гуся с кашей, кугл и три вида цимеса.
Хозяин ресторана подходит к нему и спрашивает:
— Ну как, нравится?
— Отлично! — бормочет Фрид с набитым ртом.
— И от такой религии вы хотите отступиться?!
* * *
Преуспевшие выкресты рассуждают о причинах, побудивших их отказаться от веры отцов. Ну, у кого карьера буксовала, кто не мог жениться на девушке из общества, и только один заявляет:
— А я, господа, крестился по убеждению.
Все остальные возмущенно орут:
— Расскажи это гоям!
