Улька, выбравшись наконец из-за моей спины, неловко кашлянула.
– Ребят, мне кажется, у вас у всех проблемы со зрением. Тут написано: «Как правильно призвать смерть. В помощь молодым баньши». Эта книга словно специально для меня создана! Можно я ее заберу?
Мы оторопело повернулись к маленькой баньши, которая уже целенаправленно двинулась к постаменту, умильно глядя на загадочную книгу. Васька, правда, сразу заподозрил, что тут что-то не то, и ловко перегородил баньши дорогу. А когда Улька упрямо двинулась дальше, еще и цапнул ее за воротник, чтобы глупость не сделала.
Я с беспокойством посмотрела на черную обложку, на которой тут же проступили золотые буквы, сложившиеся в новое заглавие. После чего решительно схватила Ульку за юбку и на пару с Васькой потянула обратно.
– Не трогай, Уль. Не про нас такие подарки.
– Но это же для меня! – воскликнула ничего не понимающая баньши. – Хель, ты что? Мне бы знаешь, как такая книга пригодилась?
– Знаю, – твердо ответила я. – Поэтому трогать мы ее не будем.
– Книга содержит то, в чем каждый из нас нуждается больше всего, – первым догадался Зырян.
– А я не понял, – задумчиво проговорил фей, больше не пытаясь спуститься вниз. – В прошлый раз я один был.
У меня вдруг мелькнула тревожная мысль.
– А ты, случаем, залез сюда не перед тем, как сесть играть с нами в карты?
– Накануне, – кивнул Шмуль. – А что?
Я наморщила лоб. Не потому ли наш нечистокровный фей так изменился в тот злополучный вечер? И не потому ли в нем внезапно проснулась темная кровь, что он забрел сюда, один, и по неосторожности подошел слишком близко к книге, которая, кстати, все явственнее начала испускать эманации Тьмы?
Не спорю, ее подарки, конечно, бывают щедрыми, но цену она порой запрашивает неподъемную. И не получится ли так, что нам, единожды соблазнившись, расплачиваться потом придется собственной душой?
Обменявшись с Зыряном выразительным взглядом, я скомандовала:
– Ничего не трогаем. Уходим.
– Чур я первый, – пробормотал Васька, отпуская Улькин воротник и торопливо пятясь к виднеющемуся неподалеку прямоугольнику выхода. – Что-то мне не по себе стало. Да и книга… кажется, шевелится?
Кинув быстрый взгляд на постамент, я тоже попятилась, не забыв толкнуть к выходу недоумевающую баньши. То, что происходило на постаменте, было неправильным – книга и впрямь стала меняться и словно бы налилась изнутри Тьмой. Каменная подставка под ней явственно затрещала, начав крошиться и рассыпаться прямо у нас на глазах. Свет наверху испуганно замигал, словно советуя поторопиться. А мы… мы уже вприпрыжку мчались к двери, вполголоса матерясь и толкая друг друга в спины.
Напуганный Шмуль вылетел в коридор, как всегда, первым и, не рассчитав сил, врезался в сидящего на полу Марти, отчего дальше они покатились уже вдвоем. За феем, сопя и отдуваясь, из комнаты выметнулся Васька, невесть когда успевший перекинуться в огромного медведя. За ним с некоторым трудом протиснулся Зырян, большими глазами косясь куда-то мне за спину. Потом я, не церемонясь, вытолкнула баньши, которая, как обычно, запуталась в собственных ногах. А когда, шипя сквозь зубы, я вывалилась следом и с беспокойством обернулась, стена задрожала и сморщилась, как огромный беззубый рот. Свет в комнате угас, затрещавшую дверь внезапно всю перекорежило. Кто-то невидимый сердито зашипел, едва не напугав нас до мокрых штанов. Наконец, изнутри дохнуло густым черным облаком, в котором мы на мгновение потерялись и, запутавшись, попадали на пол и друг на друга. А когда пыль рассеялась и осела вниз черным пеплом, на месте двери уже была абсолютно гладкая, без единой трещинки стена. И не осталось ничего, что свидетельствовало бы о том, что там действительно что-то было.
– Ну, Шмуль… – с чувством произнесла я, поднимаясь с пола, куда меня напоследок швырнуло и крепко приложило плечом. – Второй раз за последние два дня ты нас так подставляешь. Убью тебя, гада крылатого! И только попробуй мне возрази!
Но фей почему-то не ответил. Как упал в конце коридора, так и ползал там на коленках, что-то беззвучно шепча. Его красивые крылья поникли, посыпанная пеплом голова казалась черной, а сам он крутился вокруг лежащего без движения ангела, даже не услышав, что я сказала.
При виде Марти у меня тревожно екнуло сердце.
– Шму-уль…
– Что с ним? – испуганно спросила приподнявшаяся с оборотня Улька. – Ребят, что там с Мартином?
– Не знаю! – в отчаянии вскрикнул фей и повернул к нам абсолютно белое лицо. – Но, видимо, его задело… Хель, мне кажется, он умирает!
При мысли о том, что из-за нас Мартин мог пострадать, у меня потемнело в глазах. Пугающая догадка, пронесшись по телу волной мертвенного холода, заставила вздрогнуть и покрыться испариной. А затем я буквально прыгнула к ничком лежащему ангелу и, отпихнув потерянного фея, подхватила Марти на руки.
На весь УННУН ангел у нас был всего один. Крайне редкий гость среди темных студентов всех мастей и пород. Да, встречались здесь и представители светлых рас, и порой даже чистокровные, но истинный носитель Света, каким-то чудом сосланный в эту обитель мрака, оказался один-единственный. Сколько раз он нас выручал, когда становилось совсем туго! Сколько предостерегал и трепетно заботился, не думая, как нелепо выглядит со стороны! А сколько мы его ругали, учили, злились на его упрямство… и при этом незаметно оберегали этого странного, непонятного, полного диких противоречий чудика!
Потерять его, да еще по глупости, было просто невозможно. Потому что хоть и занудный, упрямый, правильный до тошноты, порой глуповатый и невинный, как дитя, но Мартин был нашим. Полноценным членом нашей маленькой, но очень дружной стаи, которая признала его за своего.
Наверное, вырвавшаяся на свободу Тьма оказалась для него слишком сильна, и Мартин просто не выдержал ее прикосновения. Возможно, он подошел чуть ближе, чем надо, услышав наши крики. То скверное облако, что не смогло причинить вреда нам, для безвинного полукровки оказалось смертельно опасным. И теперь он лежал у меня на руках, не шевелясь и даже не дыша. Холодный, помертвевший, неподвижный… а лицо такое безмятежное, что, казалось, ангел просто спит. Вот только веки совсем не трепетали, и даже слабого вздоха не слетало с его побледневших губ.
Стараясь унять бешено колотящееся сердце, я потрясла его, настойчиво позвала по имени. Торопливо коснулась губами холодного лба, ласково погладила спутавшиеся кудряшки, приложила ухо к груди и на бесконечно долгий миг замерла, не желая верить. После чего разочарованно отпустила его рубаху, с силой прижала к себе и, едва сдерживая слезы, прошептала:
– Марти… ох, Марти… ну как же мы тебя не уберегли?!
На Шмуля стало страшно смотреть. Поникший фей просто рухнул передо мной на колени, даже не думая сдерживать слезы.
– Прости меня, Хель! Я не хотел… я не знал…
Оборотень с оракулом схватились за головы, Улька всхлипнула, а я ничего не сказала – у меня не осталось слов. Хотелось только завыть в голос и выкрикнуть в лицо равнодушному Небу: за что? Почему он? И почему сейчас?
– Хель! Смотри, он светится! – вдруг воскликнула баньши, заставив меня встрепенуться. – У него волосы горят! И кожа!
Я ошеломленно опустила взгляд, но Мартина в этот момент и правда окутало слабое сияние. Всего, целиком, даже руки и лицо, хотя раньше больше чем на кудряшки его просто не хватало. И Свет его не покидал, как обычно случалось. Не гас, едва появившись, как задутая ветром свеча. Напротив, он расходился в стороны едва заметными, почти неопасными для темных волнами, обнимая меня, согревая, и словно о чем-то просил… а может, подсказывал?
– Отойдите! – сердито стерев с лица невесть откуда успевшие взяться мокрые дорожки, скомандовала я, а затем прижала источающего самую настоящую благодать ангела покрепче и прошептала: – Я попробую его вернуть, но это будет нелегко.
Друзья отпрянули к стене, когда меня окутало знакомое слепящее белое сияние. Отвернулись, закрыли глаза и постарались укрыться за широкой медвежьей спиной, где жестокий для темных Свет был для них неопасен. Застывшего в ступоре Шмуля мне пришлось буквально отшвыривать, потому что он напрочь перестал соображать. А затем усилием воли собирать струящийся с ладоней Свет и, скрипя зубами, перенаправлять туда, где в нем так нуждались.
Сколько я просидела, баюкая на руках купающегося в целительном Свете Марти, не знаю. Я потеряла счет времени и уже даже боль перестала чувствовать. Мне было все равно, что со мной будет. Я отчаянно хотела, чтобы наш маленький ангел жил. И пришла в себя лишь тогда, когда моя светлая частица окончательно иссякла, до конца отдав всю себя моему умирающему другу.
