Семёнов в последний раз выдохнул, как ныряльщик перед погружением в неизведанные глубины, опрокинул стакан…
Кузьмич, Лёва и Сергей Олегович сидели в тесной каюте капитана катера за небольшим металлическим столиком, на котором стояла початая бутылка водки. Сергею Олеговичу даже места не хватило: полулежал на койке командира. Хозяин каюты — капитан-лейтенант, крепко сложенный мужик с наголо обритой головой тридцати с небольшим лет — поставил пустой стакан на стол.
— Ну как? — спросил Кузьмич.
— Хороша чертовка!.. — похвалил капитан-лейтенант.
— Я не о водке, я о нашем деле, — поморщился егерь.
— Ладно, показывай, где груз оставили, — капитан-лейтенант достал карту и развернул её на столе.
— Вот в этом районе, — очертил пространство на карте Кузьмич.
Офицер долго смотрел на обозначенное место, поднял ясные глаза на егеря.
— Это же за границей… — тихо проговорил он.
— Неужели? — Кузьмич склонился над картой, изучая её.
— Ну, если и заграница… — начал Соловейчик.
— Да вы с ума сошли, мазуты береговые! — взревел капитан-лейтенант.
— Быстро слетаем, погрузимся — и назад, — предложил Кузьмич.
— Ты хотя бы представляешь, где живёшь? В какой стране? — внимательно посмотрел на егеря офицер.
— Конечно… Лёва! — откликнулся тот.
Соловейчик повозился в принесённом с собой холодильнике и выставил на стол ещё две бутылки.
* * *
Семёнов прошёлся по пирсу. Постоял, глядя, как плещется в заливе генерал.
— Залезай, вода — чудо как хороша!.. — позвал Михалыч, отфыркиваясь.
Семёнов потрогал воду рукой — холодная.
— У человека должен быть постоянный контакт с водой. Я не говорю о вульгарном потреблении жидкости, это естественно, но главное — это контакт, соприкосновение с большим объёмом воды нашего тела, это как приобщение к материнскому лону природы, нашей прародительницы… — витийствовал генерал.
Семёнов смотрел на него, нестерпимо-болезненные для глаз и головы блики от воды туманили сознание, Иволгин нырнул, а милиционер поплёлся в тень.
— …Я бы сказал — вышли мы все из воды… — вынырнул генерал, — и должны вернуться в эту среду. Я чувсгвую себя здесь дома, для другого дом — насыщенная солями морская или океанская среда…
Иволгин заметил, что Семёнова на пирсе нет, сидит только здоровый кот и внимательно слушает его.
На кораблях отбиди склянки. Сигнальная труба на тяжёлом крейсере чисто пропела, выбрасывая звуки в раскалённый воздух.
В кубрике было душно. Не помогал и раскрытый иллюминатор. Все уже сидели, скинув с себя верхнюю одежду.
— Так только дилетанты могут рассуждать — «сгоняем туда и обратно»! — возмущался капитан-лейтенант. — Это же не такси, это боевой корабль! Я могу авианосец на дно пустить… если повезёт, конечно… А вы мне про какие-то коробки! У меня не гужевой транспорт, это — флот!
— Понимаем… — наполнил стаканы Лёва, — Потому и обратились к профессионалу… Ты же — профессионал?
— Двенадцать лет на флоте, — вздохнул капитан-лейтенант.
— Вот, значит, знаешь, как такие операции проводить! — поднял стакан Лёва.
Чокнулись и выпили.
— То, что вы мне предлагаете, называется диверсия! Понимаете? Во всех цивилизованных странах это называется именно так — диверсионная операция.
— Терминологию мы не будем оспаривать. Ты подумай, мы же тебя не торопим. Спешить нам некуда, — Кузьмич выставил на стол ещё две бутылки.
Капитан-лейтенант задумался, глядя на них. На бутылки.
* * *
Семёнов обогнул дом. Прошёл мимо сарая, дверь приоткрыта — в глубине разбирает ящики прокурор Чердынцев.
— Совсем не тот сарайчик… — бормотал он.
— Семёнов, — заметил он милиционера, — ты знаешь, что это такое? — показал он на содержимое одного из ящиков.
Семёнов не знал.
— Пластит! Интересно, откуда он у Кузьмича?.. Кажется, у нас в районе информация о пропаже пластита не проходила… Мощная вещь!..
Семёнов безразлично пожал плечами.
— А вот это ШРЗ. Шнуровой заряд. Такой протянуть в воде — рвануть — много рыбы будет… — объяснил сержанту предназначение содержимого другого ящика прокурор Чердынцев.
Семёнов внимательно и строго глянул на него.
— Я же не для себя, для всех! Ребята приедут — а мы им рыбу! — начал оправдываться прокурор.
— Это противозаконно! Браконьерство! — строго посмотрел на него Семёнов.
Прокурор молча согласился с ним.
— Поэтому идти надо дальше, за остров… — предложил сержант, — там тихо и никто не заметит.
Семёнов с Чердынцевым на вёслах потихоньку отвели баркас Кузьмича от пирса, чтобы не побеспокоить генерала.
Иволгин сидел на веранде и читал книгу: «Это не просто спорт или отдых — это состояние души, отдохновение от забот и тревог житейских. Разве виноваты мы, что родились в России? И требуется нам иногда самая малость, чтобы не потерять почву под ногами, ощущение Родины…» — генерал прервал чтение.
Сощурясь, он вгляделся в залитый солнцем силуэт судёнышка. Ему показалось, что на борту находились прокурор с милиционером.
Иволгин снова вслух продолжил чтение: «…ощущение Родины, мира: тихая речка, лесное маленькое озеро и немудрёные снасти…»
Рядом с генералом сидел кот и внимательно слушал.
Страсти в узком кубрике командира ракетного катера накалились до предела, как и обычная температура, — пот со всех лил градом.
— …Поставишь дымовую завесу — никто и не увидит! Перебрасываем груз — и домой! — убеждал капитан-лейтенанта Кузьмич.
— Какие вы умные! Что же вы строевым шагом не ходите и тельник не носите, если всё знаете, мазуты штатские?! — возразил офицер.
— Где туг воды можно испить? — приподнялся с койки Сергей Олегович. Его качнуло.
— Налево по коридору — там автомат стоит. Кнопку нажмёшь — вода пойдёт, — объяснил капитан-лейтенант. — Китель мой накинь — всё же боевой корабль…
Сергей Олегович набросил китель на голое тело, выбрался в узкий коридорчик. Стал искать аппарат с водой.
По трапу скатился матрос:
— Товарищ капитан-лейтенант, разрешите доложить! Пакет из штаба! Приказано вскрыть в означенное на конверте время! Распишитесь.
Сергей машинально расписался в журнале.
— Разрешите идти?
— Идите… — неуверенно проговорил Сергей Олегович.
— Есть! — матрос отдал честь, ловко развернулся и взлетел по трапу, как дух вознёсся.
Сергей Олегович запоздало приложил руку к виску, да и то к пустой голове. Потом глянул на конверт: тот был прошит ниткой и запечатан сургучом.
Семёнов осторожно работал вёслами. Чердынцев с кормы опускал за борт шнуровой заряд — безобидные колбаски динамита сложились на дно озера. Милиционер и прокурор были в оранжевых спасательных жилетах.
— Глубина тут не очень большая, — рассуждал Семёнов, — после взрыва на поверхность всплывает около десяти — двенадцати процентов рыбы, остальная на дне остаётся. Наша задача — как можно быстрее собрать всю рыбу с поверхности, пока она в себя не пришла…
— Всё… — прокурор выпрямился. Оглядел пространство вокруг лодки — тихая водная гладь — и ни души.
Семёнов протянул спички.
— Поджигаю — сразу же отплываем. Метров на двадцать, чтобы не задело, — проинструктировал Чердынцев.
— Помню… — кивнул Семёнов.
Зашипел бикфордов шнур. Стали отгребать.
— А течение — на нас или от нас? — спросил прокурор, глядя на спичку, которую он бросил в воду. Спичка обгоняла лодку…
— Греби! Накроет! — заорал он.
Налегли на вёсла, торопясь отплыть подальше. Гребли так быстро, что сбивались, баркас начало крутить…
Взрывы выбрали направление удаляющегося баркаса.
На нём продолжали отчаянно грести, надеясь уйти из-под вздымающихся столбов воды, которые настигали их… Пока взрыв не подбросил баркас в воздух, в самое небо…
Голубое небо — ласковое и родное.
Семёнов посмотрел по сторонам. Рядом в спасательном жилете покачивался на мелкой волне прокурор Чердынцев. Удивительно — но шляпа всё ещё сидела на его голове. Портфель, конечно же, тоже оказался при нём. Вокруг плавала мелкая рыбёшка.
— Прокурор!.. Жив?.. — милиционер подплыл к нему.
В спасательном жилете плыть было не очень удобно. Голову поддерживал тугой надувной воротник (чтобы вода не попадала в рот, если человек находится в бессознательном состоянии). Чердынцев открыл глаза:
— Кто с меня снял ботинки?..
— Взрывом, наверное, — предположил Семёнов. — Как ты?
— Ничего… ногам вот только мокро… А где баркас?
— Утонул… Кузьмич расстроится — любил он его. Что делать будем?
— Может, к берегу поплывём? — предложил Чердынцев.
— Где он, берег? — вздохнул Семёнов. — Хорошо, что летом произошло… Осенью или весной в считанные минуты околели бы. Если сбитого лётчика во времена второй мировой войны на Балтике не вытаскивали из воды в течение двадцати минут, он до смерти замерзал… Если раньше — то иногда отогревали и возвращали к жизни. Лучший способ — две женщины с двух сторон. Им лучше всего удавалось отогреть…
