— Это что, всё? — кивнул на ведро Сергей Олегович.
— Почти всё поле прокопал — только их нашёл… — пожаловался Чердынцев, мучаясь с путаной леской.
Сергей Олегович сжалился над ним. Распутал леску, насадил червяка.
— Вот груз. Размахнулся — и забросил, — показал он. Груз плюхнулся в нескольких метрах от лодки. — Натянул леску, чтобы пальцем чувствовать струну — и ждёшь…
Протянул конец лески прокурору.
— Спасибо… — Чердынцев стал напряжённо всматриваться туда, где скрылась леска.
Лёва с Сергеем переглянулись — «чайник»!..
Вскоре леска у прокурора ослабла, завилась кольцами, уходя куда-то под лодку.
— Вытащи и перебрось, — посоветовал Лёва.
Чердынцев стал вытягивать леску.
— Не идёт. Наверное, зацепилась за что-то… — пожаловался он.
— Сильней тяни, она крепкая, — посоветовал Лёва, даже не глядя в его сторону.
Раздался плеск. Чердынцев втащил в лодку окуня. Очень большого.
— Как его звать? — спросил он, глядя на прыгающего по дну лодки красавца. — То есть — это кто?
— Окунь, — мрачно посмотрел Сергей Олегович на счастливого прокурора.
— Окунь! Это окунь! Он большой? — запел Чердынцев.
— Крупный, — мрачно подтвердил Лёва.
— Огромный окунь! — возился с крючком прокурор. — Здоровый и тяжёлый… Сейчас мы еше крупнее поймаем…
Лёва вновь переглянулся с Сергеем — «дуракам везёт»…
— Еше тяжелее… и ещё красивее… Лёва, червя снова надо на крючок?
— Да, червя — на крючок. Донку — в воду, — отмахнулся от него Лёва.
Прокурор привстал, раскрутил груз — бросил.
— А-А-А!!! — вдруг за спинами Соловейчика и Сергея Олеговича раздался дикий крик. Они разом испуганно вздрогнули.
Это истошно вопил Чердынцев.
Посмотрев на прокурора, они тоже закричали.
На большом пальце Чердынцева извивался червь на крючке, а сам крючок проходил сквозь палец прокурора…
Под руки прокурора вывели на берег — ноги у того подгибались от слабости. Леска от донки вилась за ним по берегу. Как только он смотрел на свой палец с червём — глаза закатывались, Чердынцев терял сознание и способность самостоятельно двигаться.
— Ну что ты уставился?! — закричал Лёва на Сергея Олеговича. — Режь давай!
Тот оторвал глаза от залитого кровью пальца, вынул из поясного чехла большой и красивый охотничий нож и осторожно перерезал леску.
Прокурор постанывал, стараясь не смотреть на свой палец. Его усадили на ступеньки крыльца.
— Не волнуйся, что-нибудь придумаем… — успокаивал Лёва. — Как это тебя угораздило?
— Я первый раз на рыбалке… — признался прокурор. — На лодке выехал тоже впервые…
— Да… Новое поколение выбирает иное… — только и сказал Соловейчик.
— Нет ничего! Даже водки нет! — выскочил из дома Сергей Олегович.
Он побежал к милицейской машине. В салоне отыскал пыльную аптечку. Внутри оказались три засохших бутерброда и вялый огурец. Лежал также и стакан с пожелтевшим стеклом.
— Ну, Семёнов! — прокомментировал Сергей.
— В больницу надо везти! — решил Лёва. — Может, палец в банку с водой опустить? Чтобы червяк не умер, — пояснил он, — а то трупный яд в ранку попасть может…
— Давайте быстрее! Делайте что-нибудь! — потребовал прокурор.
Чердынцева погрузили в салон машины, он всё время стонал.
С работающей сиреной и включённой мигалкой машина резко притормозила у одноэтажного строения поселковой больницы.
Аккуратно повели стонущего прокурора к дверям. Кисть с насаженным червяком и обрывком лески была опущена в полную воды трёхлитровую банку.
Прошли по пустому коридору.
— Кто-нибудь! Помогите! — позвал Сергей Олегович.
Он подёргал ручки нескольких дверей. В одном кабинете сидела за столом девица в белом халате. Стол был завален плюшками и пирожками: девица пила чай.
— Что у вас? — строго спросила она набитым выпечкой ртом. — Раненый?
— Вот… — Лёва поднял банку, в которой мариновалась рука прокурора, демонстрируя большой палец с крючком и червём. — Нужна помощь.
Медсестра, пережёвывая, с удивлением вглядывалась в содержимое банки. Червяк извивался, мешая обзору, и, по всей видимости, чувствовал себя гораздо лучше, чем прокурор. Через несколько секунд медсестра всё хорошо рассмотрела… Девица судорожно сглотнула и грохнулась на пол в глубоком обмороке.
Чердынцев лежал на одной кушетке, подняв раненую руку вверх. На другой лежала медсестра, которую приводили в чувство Лёва н Сергей Олегович при помощи флакончика с нашатырным спиртом.
Глаза медсестры приоткрылись. Она посмотрела на окружавших её мужчин, повернулась к лежащему прокурору — глаза у неё тут же стали закатываться.
— Мне плохо… — пролепетала она.
— Кто же операцию будет делать? — спросил Лёва, поднося ей флакончик с нашатырём.
— Я с червяками возиться не буду! — твёрдо заявила девица. — Мужика ишите. Меня от них тошнит и дурно делается. От червей.
Помещение совсем не походило на операционную. Это была авторемонтная мастерская. Все уселись за железным промасленным верстаком, на который выставили привезённую водку. Распоряжался здесь местный автослесарь, который быстро сервировал стол мутными стаканами и солёными огурцами.
Первый стакан наполнили водкой доверху. Слесарь поднёс его Чердынцеву.
— Анестезия, — пояснил он.
Остальным, включая и себя, налил не по целому.
Выпили, похрустели огурчиками. Затем слесарь подошёл к Чердынцеву и стал осматривать палец.
— Насквозь прошёл. Хорошо, что кончик снаружи… — заключил он. — Удачно насадил, — успокоил он прокурора. — Червя тревожить не будем, так откусим… Достань там инструмент…
Лёва порылся в ящике с инструментом и выбрал пассатижи. Он взял ветошь, плеснул на неё из бутылки с водкой и тщательно протёр их.
— Это лишнее… У меня всё стерильно… — не одобрил его действия слесарь.
Чердынцев старался не смотреть, как проходит операция. Он прикрыл глаза, ожидая боли, но, к своей радости, ничего такого не почувствовал… Так, дёрнуло что-то в пальце — и отпустило. Почти как укол: ждёшь его и боишься, а сам процесс не замечаешь…
— Всё! — выпрямился слесарь. — На, держи на память.
Чердынцев вертел перед глазами перекушенный крючок.
— Спасибо, — тепло произнёс прокурор.
— Спасибо не булькает, — многозначительно откликнулся слесарь.
Лёва достал ещё бутылку.
— За успешную операцию, — торжественно произнёс он.
— Это что! — отмахнулся слесарь. — Моему свояку блесна вот сюда попала… — слесарь показал на пах, — главное, сам себя подцепил… Все думали, что он и мужиком уже никогда не будет, но ничего — всё как у всех — жена и любовница… Хотя, я понимаю, вам не сам крючок, а то, что на нём было, трудности и неудобства создавало… Ты в водке палец подержи — продезинфицировать надо — неизвестно же, может, червь тот больной был.
Чердынцев недоверчиво глянул на слесаря, но палец всё же погрузил в свой стакан.
— Ну, за операцию, — вновь провозгласил тост Лёва, подражая генералу.
— А мне что? Это пить? — показал свой стакан прокурор.
Прооперированный палец всё ещё находился в жидкости…
— Можешь и это, если не брезгуешь, — философски заметил слесарь, громко хрустя огурчиком. — Я лично очень к этому чувствителен. Когда вы червя этого в пальце принесли — меня чуть не стошнило…
Генерал Иволгин руководил обшей работой по приготовлению пельменей.
Стол на веранде был покрыт белой материей, на которой и раскатывали тесто, лепили пельмени…
— Если бы рыбу поймали, то и не мучились сейчас, — прошептал Семёнов егерю.
Кузьмич ничего не ответил — лепил очередной пельмень. Он был весь перепачкан мукой, — впрочем, как и милиционер.
— Пельмени — всему голова! — вещал Иволгин. — Пища на первый взгляд непритязательная, но очень полезная. Тут главное соблюсти пропорции, особенно это относится к тесту, тогда их, пельменей, можно съесть до сотни без последствий для организма и здоровья…
Из леска выехала милицейская машина.
— Моя… — удивился Семёнов.
Из салона, покачиваясь, вышли Лёва и Сергей Олегович, следом прокурор со своим неизменным портфелем под мышкой. Палец его руки был тщательно забинтован.
— Как у вас? — заорал Чердынцев. — Я вот такого красавца поймал! Окуня! — показал он немыслимые размеры рыбы.
— Нет рыбы… — егерь мрачно лепил пельмени. — Погода меняется — клёва нет. Теперь только варварским способом — на динамит или сетью — её взять можно…
Егерь оглядел прибывшую троицу — ребята были уже крепко хорошие.
— Чего празднуем? — поинтересовался Кузьмич.
На широкий стол поставили большую ароматную миску с пельменями. Все сидели и ждали традиционного генеральского тоста.