31 ДЕКАБРЯ
Трудно понять, почему все люди дружно радуются приходу Нового года и даже празднуют ото, вместо того чтобы плакать.
Если вдуматься, то новогодний праздник печальное событие в скоротечной жизни. Ведь люди еще на один шаг приближаются к роковой черте. А сама процедура встречи Нового года еще более ускоряет процесс приближения.
Вместо того чтобы спать, сохраняя здоровье, люди всю ночь нарушают режим и безобразничают на деньги, собранные вскладчину: пляшут, поют, орут, едят, пьют, беснуются и ухаживают.
В новогоднюю ночь останавливается прогресс. Ученью не выдумывают порох, поэты не рифмуют, воры не воруют, педагоги не учат, парикмахеры не бреют, могильщики не роют, книг никто не читает, воюющие стороны не стреляют друг в друга, потому что руки у всех заняты бокалами.
Но все-таки есть еще доблестные люди, которые и новогоднюю ночь не предают интересов общества и смело двигают прогресс. Это водители транспорта, официанты, гардеробщики, музыканты, врачи «скорой помощи» и повара. Их руки заняты не праздными рюмками, а трудовыми рулями, подносами, шубами, аккордеонами, шприцами и половниками.
В новогоднюю ночь работает также и телевидение. Но оно прогресса не двигает.
Итак, наступил последний день старого года — 31 декабря!
Перед закрытием сберкассы сотрудники фотографии толпились у Олиного окошечка. Орешникова и Лидии Сергеевны среди них не было. Деньги получал Калачев как лицо нейтральное и оправдавшее доверие.
Оля обратилась к присутствующим с маленькой речью, мстя этим как Орешникову, так и Лидии Сергеевне.
— Уважаемые товарищи! Поздравляю вас с наступающим Новым годом и с выигрышем. Надеюсь, что вы и дальше будете покупать облигации трехпроцентного займа!
— Большое спасибо! Мы вас тоже поздравляем! — весело откликнулись богачи.
На улице Алевтине не удалось идти рядом с женихом. Калачева бережно поддерживали с обеих сторон Кирилл Иванович и Петя, чтобы Калачев, не дай бог, не споткнулся, не упал, не попал под машину.
— Слушайте, — сказал Петя, не выпуская локтя Ивана Степановича. — Это дело надо отметить.
— Это наша традиция, — согласился Полотенцев.
— Я «за», — сказал Калачев.
Процессия остановилась около «Гастронома».
Пока счастливчики опустошали магазин, Лидия Сергеевна одна, в пустой квартире, вела себя более чем странно.
Часы показывали уже девять вечера. Все женщины города лихорадочно надевали бальные платья, а Лидия Сергеевна надевала лыжный костюм. Можно было подумать, что она собирается провести новогоднюю ночь на лыжне.
Послышался стук открываемой двери. Лидия Сергеевна устремилась в переднюю посмотреть, кого это черт принес.
В дверях, с бутылкой шампанского, робко стоял муж, по лестнице с мебелью поднимались грузчики. Увидев жену, муж пустился в объяснения:
— Я вернулся навсегда! Ты рада, я знаю. Я тоже очень рад. Мы будем вместе встречать Новый год!
Лидия Сергеевна отмолчалась. Муж появился явно некстати.
— Я был неправ! — признал супруг. — Я не буду больше тебя ревновать. Я тебе верю. Я знаю: ты меня любишь! Почему ты в лыжном костюме?
Лидия Сергеевна поняла, что все начинается сначала, и пожалела, что у нее в руках нет лыжных палок. Хотя бы одной.
Грузчики оттеснили хозяйку в сторону и внесли в комнату шкаф.
— Ты даже не представляешь, как дорого обходится перевозка мебели! — пожаловался ревнивец. — И полировку всю поцарапали…
Телефонный звонок раздался ровно в половине десятого, как и было договорено. Лидия Сергеевна опередила мужа и поспешно схватила трубку.
— Да, это я, — сказала эффектная лыжница. — Хорошо. Иду!
— Это куда же ты направляешься под самый праздник, — поразился муж. — Я тебя спрашиваю!
— Ты доигрался со своей мебелью! — наконец-то удостоила его ответом Лидия Сергеевна. — Я полюбила другого человека!
— Лида! — заплакал муж. — Если ты от меня уйдешь, я выброшусь из открытого окна!..
— Не говори глупостей! — отмахнулась Лидия Сергеевна и по-спортивному выбежала на лестницу.
Муж затрусил вдогонку и закричал угрожающе:
— Лида! Мы живем на шестом этаже!
— Я это знаю! — отозвалась жена снизу. Рентгенолог заспешил обратно в комнату и настежь распахнул окно. В комнату ворвался морозный воздух.
Брошенный муж проворно взобрался на подоконник и стал дожидаться, когда жена выйдет из подъезда.
— Лида! — завопил несчастный, увидев свою мучительницу на тротуаре. — Смотри, я сейчас выкинусь!
Лидия Сергеевна вскинула голову.
— Не стой на окне — простудишься! — проявила заботу жена и ушла к другому.
Kтo- то тронул рентгенолога за ногу. Он испуганно откинулся назад, чтобы действительно не выпасть.
— Прежде чем из окна сигать, — сказал грузчик, — ты, хозяин, деньги плати. Мы закончили.
— Везите все обратно, я заплачу! — простонал рентгенолог, слезая с подоконника.
— Нет уж, дудки. Нам к женам пора, Новый год встречать!
Было уже десять часов вечера. Город садился за праздничный стол провожать старый год. Город веселился и чокался.
Только бедная Золушка Оля со своими мамой и папой не ждала гостей. В маленькой квартирке, расположенной на верхнем этаже, под самой крышей, стол был накрыт на троих.
Золушке было грустно. Она наряжала маленькую полиэтиленовую елочку, достать которую было легче, чем настоящую.
— От подставки до макушки, — заунывно пела Оля на мотив похоронного марша, в то время как папа и мама смотрели телевизор, — сто четырнадцать огней. На ветвях висят хлопушки, и звезда горит на ней!..
А город произносил тосты, выпивал, закусывал. Город слегка опьянел.
В фотопавильоне тоже был накрыт стол.
В центре, рядом с шампанским, в ванночке для проявки негативов, лежали десять тысяч рублей, как одна копеечка.
За столом восседало десять соискателей и Калачев.
Банкет был в разгаре. Иван Степанович держал речь:
— Я поднимаю этот бокал за вашу дружную фотографию, которая успешно выполнила годовой план. Я приглашаю всех вас на нашу свадьбу, на которую мой коллектив автобазы № 3 придет в полном составе.
Все закричали: «Спасибо!» — и выпили.
Алевтина взглянула на часы и испуганно сказала:
— Пора делить, а то не поспеем домой Новый год встретить.
Тут поднялся ретушер Петя и прочувственно сказал:
— Я по-прежнему настаиваю делить на всех поровну, включая Орешникова и Лидию Сергеевну. Иначе как мы завтра будем смотреть им в глаза?
— Петя прав, — согласился Кирилл Иванович. — Исключив наших товарищей, мы потеряли моральный облик, — повторил он слова жены.
— Хорошо, — пошла на уступку Ира, — примем Орешникова обратно!
— А ее? — спросила Алевтина.
— Мы не согласны! — мгновенно возмутилась Ира, а Юра добавил:
— Она не вносила в кассу взаимопомощи.
Алевтина величественно поднялась.
— Друзья! Надо ее принять, — заговорила она, чувствуя на себе одобрительный взгляд Калачева. — Надо ее пожалеть. Она женщина одинокая. Ее муж бросил. А когда женщину никто не любит, ей одной очень трудно. А членские взносы она внесет.
Алевтина была сейчас привлекательна. Как известно, любовь облагораживает женщину, делает ее красивой и даже доброй.
Но, главное, Алевтина чувствовала себя победительницей. Наконец-то она, которую все почему-то считали дурнушкой, могла покровительствовать женщине, которую все почему-то считали красавицей.
— Алевтина, безусловно, права, — сказал растроганный Полотенцев. — Ну, обалдели вначале от этих денег. Пора уж в себя прийти! Я горжусь, что наш коллектив не торгует убеждениями. Давайте голосовать обе кандидатуры вместе.
Но проголосовать не удалось.
Занавеска раздвинулась, и в фотопавильон степенно вплыл Дед-Мороз в полном параде, с жезлом в руке и мешком за спиной, в котором, скорее всего, лежали подарки.
— С наступающим вас, передовики фотографического производства! — поздравил он оторопевших сослуживцев. — Это ценная инициатива городских организаций, чтобы я самолично разносил подарки по предприятиям, перевыполнившим план! Ура!
— Ура! — неуверенно ответили собравшиеся.
— Здорово придумано! — одобрил Калачев инициативу.
— От имени и по поручению… — продолжал Дед-Мороз, — я поздравляю вас с перевыполнением годового плана на две десятых процента. Мы знаем, что эти две десятых обошлись вам дорого. Мы любим ваш коллектив за энтузиазм, за самоотверженность и дружбу, за то, что у вас при любых обстоятельствах один за всех и все за одного!.. А теперь… становитесь за подарками!
И он скинул с плеч мешок.
Выходить из-за праздничного стола никому почему-то не хотелось.
— Надо — так надо! — строго наказал Калачев. — Идите! Я тут покараулю.
