Петя оказался общительным, веселым и тактичным парнем. Сознавая, что рядом с ним мы выглядим довольно нелепо, он старался сидеть пониже и не мешал Рае вышучивать его габариты. Она рассказала, что однажды поздно вечером в деревне к Пете хотели привязать лошадь и обмерли от страха, когда этот «столб» задвигался и захохотал. В парикмахерской с Пети берут двойную плату, потому что мастеру приходится работать, стоя на табурете, а половина Петиной зарплаты уходит на свинцовую примочку, ибо нет такой двери, которую Петя не боднул бы своим лбом.
Николай, которого комары довели до отчаяния, предложил развести костер. Это жизненное наблюдение, а не досужий вымысел: комары, эти лишенные проблеска здравого смысла низкоорганизованные насекомые, вели себя уж очень оригинально. Они буквально всех изводили, но по отношению ко мне вели себя в высшей степени благородно. Пока мои друзья вместе с Ниной, спрятавшись в палатке, осыпали комаров проклятьями, я спокойно отдыхал на лужайке, мирно почитывая интересную книгу. Николай изощрялся по поводу моей несъедобности, духовного единства с комарьем, но про себя бешено мне завидовал.
Костер всегда располагает к спокойным размышлениям, воспоминаниям, тихим и кротким мыслям. Рая предложила по очереди рассказывать разные смешные случаи из нашей жизни. Николай, которому отсутствие Тани развязало язык, вызвался первым.
РАССКАЗ НИКОЛАЯ
– Как-то врачи разыскали у меня катар желудка, – начал Николай, – и посадили на такую диету, что я взвыл. Цех похлопотал за меня, и в завкоме мне вручили путевку в Ессентуки. Обстановка там была веселая. Три раза в день я ходил пить минеральную воду к источнику, где стоял в очереди, значительно менее оживленной, чем за пивом. Идешь, бывало, по парку и слышишь: «Милый, у тебя уже брали желудочный сок?» И милый отвечает: «Завтра, дорогая». Сплошная лирика!
И вот однажды, попив водички, я шел к санаторию и увидел женщину, которая с трудом тащила свой чемодан. Как человек галантный, я предложил ей помочь, благо она направлялась в наш санаторий. Женщина очень горячо меня благодарила, жала руки и даже угостила пирогом с капустой за работу. Я лег спать с сознанием того, что сделал хорошее дело.
Рано утром, чуть свет, в дверь палаты постучали. Чертыхнувшись, я открыл и увидел старушку, которую ежедневно встречал в столовой.
– Кто тут с чемоданами помогает? – бойко спросила старушка.
Мой сосед, которого тоже разбудил стук в дверь, быстро сориентировался и с удовольствием сообщил, что чемоданы перетаскиваю я.
– Вот и хорошо, касатик, – ласково сказала старушка, – кончилась моя путевка, на поезд еду. Не откажи, милый, дотащить до вокзала. И мне одолжение, и себе на сто граммов заработаешь.
Делать нечего, не бросать ведь старушку. Оделся, вышел. Хочу поднять ее чемодан – не могу. Думаю, что там была швейная машина. Взял такси – за свой счет, конечно, – довез благодарную старушку до вокзала и вернулся досыпать.
Днем приходит в палату сестра-хозяйка, весьма любопытная девушка, и, смущаясь, просит у меня фотокарточку. Хотел бы я посмотреть на мужчину, который не будет рассыпаться мелким бесом от такой просьбы! Чрезвычайно польщенный, достаю свою карточку и собираюсь подписывать. «Не надо, – говорит сестра, – это для нашей санаторной газеты».
Ну, думаю, влип. Вечером читаю в стенгазете заметку, в центре которой красуется мой портрет: «Человек большой и щедрой души». Это про меня. Запомнил такую фразу: «Можете разбудить его ночью, попросить его в дождь – никогда не откажет наш Николай в помощи тому, с кем он сроднился под одной санаторной крышей!»
Вот тебе и на! Я подсчитал, что всего в санатории отдыхает 180 женщин, разделил их на 26 дней и получил такое количество ежедневных чемоданов, что у меня помутнело в глазах. Пробовал убегать в самые глухие аллеи парка, но меня везде находили и доверчиво вручали свои чемоданы. Причем прощались со мной так искренне и горячо, с такой сердечностью переписывали мой домашний адрес и обещали писать, что у меня не хватало духу отказывать. Всего я перетащил на вокзал не менее ста чемоданов, десяток корзин и пару мешков с фруктами. Когда я уезжал, меня провожал весь женский контингент санатория. На прощанье я сказал, что теперь помогать с чемоданами будет мой сосед. Я теперь иногда его встречаю, но он делает вид, что мы незнакомы.
Дома меня ждало штук двадцать писем от моих чемоданных клиенток с фотографиями «На добрую память!» и совершенно взбешенная Таня, которая до сих пор не может мне поверить, что я перед ней чист, как стеклышко. И хотя мы договаривались, – закончил Николай, – что будем рассказывать смешные истории, клянусь, что мне тогда было не до смеха.
– Между прочим, – лукаво вставила Рая, – мы с Петушком получаем в Черемушках квартиру и по возвращении будем переезжать. Мы можем надеяться?..
– Безусловно, – с мрачной иронией ответил Николай. – Помогу вашему хилому братцу перетащить гардеробы и сундуки.
– Раз уж вы задели мою комплекцию, – пробасил Петя, – то расскажу, как благодаря ей мне удалось овладеть смежной профессией.
РАССКАЗ ПЕТИ
Я очень не люблю выступать перед аудиторией и обычно отказываюсь от приглашений. Как-то не принято в научных кругах говорить о методике исчисления космических расстояний волжским басом. Несерьезно как-то получается. Наука любит голос мягкий, интимный. Один астроном, чудак с мировым именем, которого я глубоко чту за фундаментальные знания, отказался со мной работать именно из-за моей комплекции и голоса. Он сказал, что при взгляде на меня у него появляется необузданное желание бросить работу, выскочить из обсерватории на лужайку и зареветь «Дубинушку».
Однако это к делу не относится. Как-то меня очень настойчиво попросили прочитать лекцию для преподавателей астрономии города. Только что вернулся Гагарин, и астрономов буквально разрывали на части. Иные коллеги читали по три лекции в день. Я согласился. Приезжаю во Дворец культуры. Администратор требует пригласительный билет, но, узнав, что я выступаю, почтительно проводит меня на сцену. Выхожу – ни кафедры, ни стола. Удивился, но преподаватели аплодируют, нужно начинать. Материалом я владею свободно, диссертацию по нему писал, но без кафедры, где можно полистать записи, страшновато. Говорю погромче, чтобы администратор за кулисами услышал:
– Поставьте мне кафедру и воды стакан.
Аплодисменты, смех. Пожимаю плечами, поворачиваюсь – смотрят на меня и смеются. На всякий случай осмотрел себя – вроде все в порядке. Вахтер приносит кафедру, и я начинаю:
– Цель моей сегодняшней лекции – сопоставление взглядов различных ученых на проблему жизни на Марсе…
Овация! Хохот, аплодисменты! Я холодею, не пойму, в чем дело. Слышу, один молодой преподаватель в первом ряду хохочет и громко говорит соседке:
– Ишь, заливает, змей! Хорош лектор!
Я разозлился и призвал аудиторию к порядку, за что был награжден взрывом гомерического хохота. Я вскипел и заорал:
– Вижу, вам нужна не теоретическая лекция, а эстрадный концерт!
Буря аплодисментов. «Бис! Бис!» – кричат. Я – бегом со сцены за кулисы. Здесь меня хватает за руку администратор, вытирает слезы и стонет:
– Ой, уморил! Ну, спасибо, выручил, а то мы боялись за начало, вы ведь у нас конферансье новый!
Я так и сел.
– Простите, какой я, к черту, конферансье? – спрашиваю.
Администратор ошалело смотрит на меня, и начинается объяснение. Этот сукин сын привел меня не в тот зал, его, видите ли, моя комплекция ввела в заблуждение. Лично он считал, что я выступаю на вечере отдыха заводских спортсменов. Я хотел было его отчитать, но у него был такой глупый вид, что я смягчился.
Через пять минут читал лекцию. Когда окончил и вышел в фойе, у спортсменов был перерыв. Эти веселые ребята меня окружили, хлопали по плечу и попросили бывать у них почаще. Они говорили, что давно уже так не смеялись.
Так я получил вторую специальность и теперь на вечерах в обсерватории всегда объявляю очередные номера. Но должен признаться, что тот первый успех остался непревзойденным…
Темнело. В костре весело трещал хворост. Рая принесла яблоки, и я, пользуясь тем, что Нина убежала купаться, сделал заявку на следующий рассказ.
МОЙ РАССКАЗ
– Однажды ко мне прибежала соседка и негодующе заявила, что мой сын, «этот разбойник», как она утверждала, обозвал ее «старая галоша». С виду наша соседка чем-то действительно напоминает это изделие, и я подивился тому, как верно мой шестилетний пострел воспринимает действительность. Однако решил, что пора заняться его воспитанием. До сих пор воспитанием сына занималась жена, и я подумал, что облагораживающее влияние отца стало для ребенка насущной необходимостью.
Я вышел во двор и выдернул Сашу из клубка сцепившихся чертенят.
