На лысине старика выступили капельки пота, а венец вокруг его головы стал напоминать некондиционную радугу, в которой преобладает фиолетовый цвет.
Наконец председателю удалось кое-как прийти в себя.
— Я лишаю слова этого господина! — заявил он. — Сядьте и ждите, пока мы решим, что с вами делать.
Нет, Макслотер не собирался сидеть сложа руки. Он опротестовал незаконные действия председателя и потребовал, чтобы его доводы против главного апостола были по крайней мере выслушаны.
— Пять минут назад вы согласились не только выслушать меня, — гремел он, обращаясь к председательствующему, — но и сместить недостойного члена комиссии. А теперь, узнав, о ком идет речь, вы без всяких на то оснований лишаете меня слова. Я спрашиваю вас, сэр: считаете ли вы себя лицом настолько непогрешимым, что против вас не могут выдвигаться никакие обвинения? И если таков смысл вашего заявления, на каком прецеденте вы основываете свое заведомо ошибочное ведение заседания?
— Какой тут прецедент? — Апостол совсем растерялся. — Не понимаю, чего вы от меня хотите?..
— Только одного: вы должны понять, что ваши прежняя и нынешняя позиции противоречивы. Разъясните собравшимся джентльменам, согласны ли вы со своим первым заявлением о том, что вслед за доказательством должностного несоответствия любого участника расследований должно последовать его смещение?
— Да, согласен, — в отчаянии бросил апостол.
— Ну вот, так-то лучше, дорогой мой, — Макслотер удовлетворенно потер руки. — В этом случае вы не можете отказаться от рассмотрения обвинений против самого себя.
— Не думаете ли вы, мистер Макслотер, — перебил его Петр, — что я, директор Вселенского департамента расследований, буду вести слушание дела о самом себе? Это же смехотворно и совершенно невероятно!
— Избави бог! — Ответ американца был заготовлен заранее. — Прежде чем огласить обвинение, я хотел бы предложить на время слушания вопроса о служебном соответствии святого Петра передать функции председательствующего кому-либо из его помощников. Возражения есть?
Главному администратору рая стало очень страшно.
Отказаться от начальственного кресла даже ненадолго, да еще перед лицом целой армии иммигрантов и мелких чиновников казалось несмываемым позором. Но другого выхода не было. Этот подонок из американской охранки его окончательно запутал.
— Ну, хорошо, — сказал он. — Это совершенно невиданный случай. Но если господа члены комиссии придерживаются такого же мнения…
Господа члены комиссии дипломатично, молчали, Один Торквемада утвердительно кивнул головой.
— …тогда я попрошу синьора Макиавелли поруководить ходом заседания, пока обвинения против меня не будут сняты.
И он дрожащей рукой передал Макиавелли председательский молоток. Тот неуверенно повертел молоток в руках, слегка стукнул им по столу, успокаивая публику, и предоставил слово Макслотеру для выдвижения обвинений.
АМЕРИКАНЕЦ первым делом пригласил к столу в качестве свидетеля инспектора Нормана и стал задавать вопросы. Инспектор исправно отвечал.
Да, это он привел вчера Макслотера к конторе главного апостола. Да, он припоминает весь разговор и готов подтвердить каждое слово, сказанное его непосредственным начальником.
— Заявлял ли апостол Пётр, что он занимается бесполезной, грязной работенкой?
— Он, собственно, имел в виду…
— Я не спрашиваю вас, что он имел а виду, — Макс-лотер начал сердиться. — Придерживайтесь фактов. Он сделал упомянутое заявление?
— Да, он заявлял, но…
— Это его собственные слова: «бесполезная, грязная работенка»?
— Он использовал эти слова, но…
— В отношении иммиграционной службы, которую он возглавляет?
— Да, но если мне разрешат пояснить…
— Нас не интересуют ваши пояснения. — Тон Макслотера стал угрожающим. — Вы увиливаете от отпета, Норман. Учтите, вы будете нести за это ответственность по всей строгости закона. Или вам надоел пост инспектора иммиграционной службы?
Подобных угроз инспектор выдержать не мог. Он перестал говорить «но» и лишь подтверждал все, о чем его спрашивал ловкий американский политик. Да, апостол заявлял о бесполезной, грязной работенке, на которую давно пора плюнуть. Да, он с большим удовлетворением говорил о том, что каждый иммигрант старается ему угодить. И он в самом деле Собирался в ближайшее время уйти на пенсию.
— Сэр, вы слышали показания свидетеля? — На сей раз Макслотер обращался к апостолу Петру.
Получив подтверждение, он спросил:
— Правдивы ли его показания?
Апостол колебался недолго.
— Я хочу быть справедливым в отношении инспектора Нормана, — сказал он. — Строго говоря, его показания правдивы, я действительно употребил такие слова. Однако мои намерения…
Макслотер не дал ему закончить фразу.
— Комиссия сделает свои собственные заключения относительно ваших намерений.
— Но дело в том, что…
И опять Макслотер прервал апостола:
— Дело в том, что вы действительно употребили эти слова.
— Пожалуй, да, — сдался апостол. — Хотя я не имел в виду…
— В таком случае все становится на свои места, — подвел итог допросу беспощадный американец. — Если, как вы признали, ваш департамент является совершенно бесполезным…
Святой Петр пытался возразить, но его уже не слушали.
— …следует предположить, что подрывные элементы, воспользовавшись беспечностью Вселенского департамента расследований и получив постоянные визы, сумели беспрепятственно проникнуть в царство божье.
— Это абсолютно исключено! — пытался отрицать старик апостол. — Я не выдавал пропусков никаким подрывным элементам.
Но выбить американца с захваченных позиций уже было невозможно.
— Угу, — иронически произнес он. — Вполне естественно, что вы стараетесь себя обелить. Стыдно, конечно в вашем возрасте проявлять такую святую беспечность.
Апостол покраснел, но не от стыда, а от злости.
— Ну а если агенты дьявола все же проникли сюда, — настаивал американец, — вы признаете, что вина за это ложится целиком на вас и только на вас?
— Да, признаю. Но вновь отрицаю такую возможность. Все иммигранты подвергались проверке в обычном, установленном законом порядке.
— Вот именно! — Макслотер не упустил случая придраться к слову. — В обычном порядке! А не думаете ли вы, что иммигранты из числа, скажем, оппозиционеров, бунтовщиков и прочих смутьянов должны подвергаться особо тщательной проверке, включая применение самых совершенных сыскных методов?
Петр не нашелся, что ответить, и промолчал.
— Нет, уважаемый, — в голосе американца прозвучали нотки едкой иронии и убийственного сарказма, — вы не проявили элементарной бдительности. Смешно сказать, заявления потенциальных преступников вы рассматривали в том же рутинном порядке, что и заявления лиц, чья анкета безупречна. Какое удивительно нежное обращение с врагами! Оно наводит на весьма прискорбные мысли…
Нелегко было увертываться от хлестких ударов Макслотера, оказавшегося в хорошо знакомой ему роли обвинителя.
Главный апостол сослался было на отсутствие очевидных признаков того, что кто-то из иммигрантов является подрывным элементом. Однако на вопрос Макслотера, отрицает ли он, что более тщательные проверки могли выявить агентов иностранной державы, святой Петр не смог ответить. Майслотер настаивал на своем вопросе. Председательствующий Макиавелли подтвердил, что вопрос вполне правомерен и на него непременно следует дать ответ. И когда апостол чуть слышно пробормотал «не отрицаю», все поняли, что святой Петр больше не фигура на этом свете, что с сего дня любить и почитать следует стоявшего перед ними новичка-иммигранта с ухватками диктатора. От Макслотера тоже не ускользнула непреходящая важность этого момента, положившего начало новой эпохе, которую небесные историки несколько позже окрестят «периодом макслотеризма». Он снял очки, тщательно протер запотевшие стекла и вновь не спеша водрузил тяжелую роговую оправу на резко очерченную горбинку носа.
— Мистер председатель, джентльмены, — торжественно начал американец. — Я позволю себе внести предложение, вытекающее из всего хода сегодняшнего заседания. Ввиду признания главным апостолом своей абсолютной бесполезности в роли руководителя Вселенской сыскной службы, принимая во внимание, что он не может отрицать вероятности проникновения в рай агентов иностранной державы с целью уничтожения нашего образа жизни, предлагаю постоянной комиссии немедленно приступить к пересмотру всех старых дел иммигрантов.
Святому Петру показалось, что он проваливается в тартарары. Нимб над его головой накалился добела и больно жег лысину. Вокруг прыгали искалеченные мысли, которым никак не удавалось выстроиться в логический ряд. Куда мы идем? Ведь пересмотр старых дел означал перетряску всего рая! К чему это может привести?! Мысли путались, а душу переполнял страх. Едва устояв на ногах, святой Петр сделал последнюю попытку помешать планам Макслотера. Обращаясь к Макиавелли, он выкрикнул:
