– Сейчас мы вас, милашки, в квартирку комфортабельную погостить пустим. – Доктор поднял свой сачок и умело накрыл нас огромной прочной сеткой. Потом он перенес нас через комнату и вывалил в стеклянный аквариум с опилками на дне, стоявший на столе.
– Непонятно, как они тут оказались. Хотя это теперь и не важно. Сослужат службу науке!.. – нервно хохотнув, произнес профессор и накрыл стеклянный аквариум тяжелой крышкой. – Сидите смирно, голубки. Я испытаю на вас все свои последние гениальные изобретения! – Он звонко щелкнул по аквариуму. – Пупсик, останешься за главного! Проследишь, чтобы наши пташки не выскользнули из клетки, пока я делаю последние приготовления. – Генерович похлопал псину по толстому загривку, вышел и громко хлопнул дверью.
– Ну вот, теперь мы точно пропали, – Кошарель горько заплакала. – Все-таки я была права!
На этот раз мне нечего было ей ответить. Хуже и впрямь не придумаешь.
Ричи попробовал поднять стеклянную крышку лапами, но она была слишком тяжелая. Даже если это у него и получилось бы, то нам все равно не удалось бы убежать. Свирепый сторож неспешно нарезал круги вокруг стеклянной тюрьмы. Он то и дело бросал в нашу сторону злобные взгляды и оскаливал пасть, зубастую, как у акулы.
Я забилась в угол клетки и чуть прикрыла глаза. Кошарель тоже успокоилась, перестала плакать и вроде бы смирилась с незавидной участью, ожидающей нас. Ричи свернулся клубком и, видимо, думал, барабаня хвостом по стеклу. Но мне даже не хотелось на него смотреть. Ведь причиной нашей неизбежной гибели был именно он.
Не знаю, сколько прошло времени. Мне казалось, что целая вечность. Вся моя не такая уж и длинная жизнь пронеслась передо мной.
Я вспомнила, как маленьким котенком играла в траве со своими братьями и сестрами. Мама вылизывала меня шершавым язычком. Папа учил охотиться на мышек и смеялся, глядя на то, как неуклюже я пыталась их ловить.
Сколько мыслей я передумала, как много глупостей наделала, потратила уйму времени на всякую чепуху. Именно в такие моменты начинаешь понимать, как ценна каждая секунда нашей жизни, насколько важно не разменивать ее впустую, на всякую незначительную ерунду.
Из оцепенения меня вывел какой-то странный звук. Откуда-то сверху, с потолка, на пол вдруг шлепнулся кусок свежего мяса. Пупсик сначала угрожающе зарычал, потом посмотрел на него, видимо, учуял запах крови, рванулся, довольно хмыкнул и в один присест проглотил угощение. После этого он как ни в чем не бывало продолжил ходить вокруг нас.
– Что бы это значило? – удивленно спросила я. – Вы когда-нибудь видели, чтобы мясо с потолка падало?
– Я – нет, – ответил Ричи. – Слушай, это мог сделать только Франки. Но что он задумал?
Вскоре мы поняли, что все это значило. Пупсик начал ходить вокруг нас все медленней. Видно было, что каждый новый шаг дается ему с большим трудом. Пес не понимал, что с ним происходит, не прекращал исполнять свои обязанности, но в какой-то момент слабость взяла свое. Через пять минут лапы у него подкосились, он свалился на пол и захрапел.
С первой же ноткой могучего храпа Пупсика в стене открылся лаз, и оттуда показался робокот, то есть Франкенштейн. Да, тут запросто можно было испугаться. Походка у него была совсем не кошачья, а какая-то механическая. Выпученный электронный глаз пугал своей мертвенностью.
– Я не хотел, чтобы вы меня видели, но все-таки вынужден был вам показаться ради вашего спасения, – грустно сказал Франки.
– Вы наш ангел-хранитель! – радостно заверещала Кошарель. – И ничуть вы не страшный, а стеклянный глаз вам даже идет.
Франки стеснительно опустил большую голову и нажал лапой на какую-то кнопочку под столом. Механические руки спустились с потолка, сняли тяжелую крышку с нашей стеклянной тюрьмы.
– Извините, что я так долго возился, – сказал наш благодетель, когда мы спрыгнули на пол и наперебой начали его благодарить. – Мне пришлось стащить из столовой кусок мяса, а из медпункта – снотворные таблетки. Зная слабость Пупсика к мясу и его беспримерную тупость, я был на сто процентов уверен в том, что мой план сработает, он купится на мою нехитрую уловку. Но нам надо поспешить. Я боюсь, что Генерович вот-вот появится.
После этого он провел нас до самого выхода из лаборатории.
– Дальше я не смогу идти, – грустно сказал Франки. – Мне так приятно было пообщаться с вами! Ведь я почти не разговариваю с живыми кошками и котами.
Мы долго благодарили его за наше спасение, обещали обязательно писать ему и навестить, если представится возможность. Кошарель на прощание даже лизнула его в щечку. Он застеснялся, пожелал нам обязательно отыскать Мурчеллу и удалился восвояси.
Выбравшись за пределы лаборатории, мы холодно распрощались друг с другом и разбежались по домам.
«Ведь мы могли погибнуть из-за самоуверенности этого дурацкого Ричи! – думала я, еле передвигаясь от усталости. – А он, этакий хам, даже не извинился! Правильно его доктор назвал. Он и есть самая настоящая свинья, только мохнатая».
Наконец я без задних лап завалилась спать возле теплой батареи. Ничего удивительного в этом не было. Некоторые и за всю жизнь столько не нервничают, сколько я за один день.
в которой под угрозу ставится существование всего кошачьего мира
В подвале старого дома было очень тихо. Едва слышно постукивали клавиши ноутбука, который не работал без подключения к сети. Батарея села намертво.
«Непроглядная тьма окутала большой город, и только редкие вспышки молний бесцеремонно вторгались в вечерний покой».
Ричард, как и всегда, сочинял очередной детективный шедевр, помогая своему двуногому. Тот лежал, уткнувшись лицом в подушку, и неслышно сопел. Да, совсем недавно его любили, у него была постоянная работа, куча денег, верная семья, читатели и поклонники, но в какой-то момент все кончилось.
Добрый и мягкий человек пытался бороться, сопротивляться судьбе, но получалось все хуже и хуже. Наступил миг, когда он опустил руки и больше не пытался встать в полный рост.
Ричи понимал, что долго так продолжаться не может. Он очень любил своего двуногого и больше всего на свете переживал о том, что когда-нибудь за человеком придут санитары и увезут его в лечебницу. Чтобы как-то отсрочить этот трагический момент, кот писал по ночам вместо человека. Наутро писатель неизменно включал ноутбук и читал новые тексты.
– Черт, мастерство не пропьешь, – бормотал он. – Стиль, конечно, смазанный, опечатки, но какие идеи! Дивный текст! Все же я не бездарность! В меня никто не верил, а я всем докажу!.. – Потом он крепко обнимал своего кота и шептал ему на ухо: – Только ты в меня веришь, Ричи. Все отреклись. Но мы им еще покажем!
Писатель, абсолютно уверенный в том, что все это накропал именно он во время приступа вдохновения, относил сочинения своего кота в издательство. Старый седой редактор, похожий из-за своих очков-половинок не то на волшебника, не то на ученого, каждый раз недоверчиво качал головой. Он никак не мог поверить в то, что этот измученный человек может так складно сочинять детективы. К тому же для него, книжного зубра, прочитавшего неимоверное количество остросюжетных повестей, было очень странно, что в произведениях писателя так часто фигурируют кошки.
Вряд ли редактор знал, что коты далеко не такие глупые, как думают люди. Зато Ричард, напротив, был абсолютно и небезосновательно уверен в том, что именно кошки превосходят в уровне интеллекта не только людей, но и вообще почти всех живых существ на планете, кроме, может быть, дельфинов. Коты, служившие на кораблях, рассказывали ему, что у дельфинов есть зачатки интеллекта, и они тоже могут переговариваться друг с другом и знают, что такое любовь. Настоящая, конечно, любовь.
«А уж какими идиотами становятся двуногие, когда влюбляются! – размышлял кот в те сладостные минуты, когда первые лучи солнца начинали прорезаться сквозь мутные стекла подвала. – Вот, скажем, я никогда не тратил свое бесценное время на такие глупости, как любовь. Но последние события отчего-то все чаще начинают наталкивать меня на амурные мысли. Интересно, почему так?»
На самом деле Ричи никак не хотел признаться себе в одной вещи, такой же простой, как обезжиренная сметана. Дело было в Пэгги. Эта взбалмошная чертовка взбудоражила холодное сердце кота-детектива и никак не хотела оставить его мысли. Каким-то девятым или десятым чувством – у кошек их сколько угодно – Ричи подсознательно ощущал, как смотрит на него Пэгги и расстраивается, если он, великолепный сыщик, игнорирует ее.
А уж Кошарель! Она же всякий раз норовит дотронуться до него своими прекрасными усами.
«Они красивые, эти кошки. Особенно Пэгги. Тут я, пожалуй, сделать ничего не могу. Но проявлять слабость – значит показать свою несостоятельность и непрофессионализм! Я просто не могу себе этого позволить!» – размышлял Ричи.
