Отрепетированными движениями я открыл дверь, спрыгнул на землю и приготовился принимать вылетающий из недр вертолета груз.
Обычно в такой ситуации на земле принимают груз несколько человек, а один его подает. Но в этот раз сморенные водкой товарищи посчитали, что я один смогу принять полвертолета вещей, и со спокойной совестью начали выгрузку.
Когда в меня полетели мешки с сетями, я терпел. Когда в меня летели палатки, я терпел. Терпел я также, когда в меня летели и спальники. Но, когда я увидел, что сейчас начнется самое веселое — выгрузка ящиков, я заорал. Но, кто же из-за шума винтов меня услышит? Как потом они говорили, что моя злобная гримаса была интерпретирована как «Ну чо вы там копаетесь? Давайте, кидайте шустрее!».
Интерпретаторы хреновы.
Ящик с консервами, который я и от земли-то отрывал с трудом, как небесный подарок вылетел из вертолета и… Блин, надо было валить оттуда подальше, но нет же, что-то меня дернуло его поймать. Ускорение плюс вес, помноженное на что-то, уже не помню, надвигались на меня со скоростью прищемившего яйца барана.
Чуда не произошло. Я принял ящик на грудь, и, сверкнув в воздухе копытами, полетел вместе с ним дальше. Обнявшись как влюбленные, мы с тарой, которая даже скорость не изменила, летели в кучу вещей, до этого выгруженных с вертушки.
Йопс — грохнулся я в кучу и в позе детеныша коалы, обнимающего загривок матери, мгновенно скрылся под палатками-мешками и прочей дребеденью. Ящик, как и положено, лежал у меня на животе и приносил некоторый дискомфорт.
Я попытался выбраться из поглотившей меня кучи, ага, хренушки там.
А аврал продолжался. Заметив, что меня нет, Алексеич как более-менее трезвый выскочил из вертолета и встал на место павшего бойца. То есть меня.
А в это время я скинул с себя ящик и предпринял попытку встать. Я уже даже нашел точку опоры и немного привстал, как Алексеич, здраво рассудив, что надо все валить в одну кучу, не глядя отправил ящик в сторону сваленных вещей, из которых я с таким трудом уже почти выбрался.
Только я стряхнул первый ящик, как на его место со снайперской точностью приземлился второй.
— Йопт!!! — крякнул я, но мой слабый кряк, естественно, никто не услышал. Осторожно выглянув из-под ящика, я с ужасом увидел летящего в меня его собрата.
Хрясь! — и поверх лежащего на брюхе ящика взгромоздился второй. Это уже становилось тяжело. Кишки и прочий ливер от давления начали искать выход наружу.
— Водка! — сквозь шум винтов донеслось до меня. — Где водка?!
— Серега! Серега ее уже принял! — заорал Алексеич, и я понял, что первый, недеццки весящий ящик был с водкой. И еще одну вещь я понял. Я понял, что если водка уже выгружена, то с остальными ящиками они церемониться не будут. И я оказался прав, Нострадамус хренов.
Следующая минута была посвящена превращению меня в камбалу, потому что ящики летели, как дерьмо с гусиной стаи, и на удивление ложились кучно надо мной. Один ящик открылся, и в мой разинутый в крике рот залетела луковица. Теперь я стал похож на камбалу, жрущую лук. Ну и кроме всего прочего какая-то особо шустрая банка с тушенкой зарядила мне в лоб. Так что я был камбалой, жрущей лук и с тушенкой на лбу.
Потом меня накрыло оставшимися одеялами и прочим тряпьем так хорошо, что звук винтов стал намного глуше. А может, это перепонки от натуги лопнули.
— Все! — донеслось до меня. — Взлетай! — Это Алексеич давал пилоту отмашку.
Я знал, что будет сейчас, но помешать этому не мог. Чтобы ветром от взлетающей машины не разметало вещи, мои товарищи… ага, правильно… Эти под сотню килограммов тела со всего размаху плюхнулись на кучу шмоток и раскинули руки, дабы придавить как можно больший объем. Морские звезды, блин!
Я, находившийся в этом бутерброде где-то ближе к земле, почувствовал, как вот-вот, и песец почтит меня своим присутствием лично.
Вертушка улетела, вой стих.
— Мля! — заорал нетрезвый голос. — Серегу в вертолете забыли.
Я хотел сказать, что вот он я, тут, живой, но луковица, плотно забитая в пасть, не то что говорить, а даже дышать нормально не позволяла.
Никто не знает, сколько бы я выбирался из-под этой кучи, если бы кто-то не предложил «дернуть стопочку».
Чтобы «дернуть стопочку», надо было из-под кучи достать ящик. Тот самый, который я первым поймал.
Откинув пару тряпок, он наткнулся на мою руку.
— Ч-ч-что это? — задал он мудрый вопрос.
— Щас, вот, дай тока вылезти, и сей же момент я расскажу, что это, — глухо донеслось до него из-под тряпья.
— Ну? — озадачился он. — Серега!
Моментально раскидав кучу, они вытащили меня, плоского как тетрадный лист, наружу.
— Ссуки, — я выплюнул луковицу в сторону загибающихся рыбаков.
И ОПЯТЬ О РЫБАЛКЕ, ХОТЯ ПРО РЫБАЛКУ ТУТ НЕТ НИ СЛОВА
…По прилете на место рыбалки народ расслабился конкретно. В вертолете, несмотря на шесть выпитых бутылок водки на семерых, еще было более-менее прилично, а уже на месте все дали себе волю. Переводчик, так тот еще в вертушке нагрузил себя больше всех и теперь не то что переводить, а даже по-русски говорил так, что ему самому требовался толмач. Он сидел, забившись в угол, и таращился на всех, как хомячиха на слона в первую брачную ночь.
Я ввиду возложенных на меня как на самого молодого многочисленных обязанностей особо не возлиял, но грамм четыреста успел замахнуть и поэтому чувствовал себя очень неплохо. Все остальные были в разных степенях алкогольного настроения, но трезвого не было ни одного.
Как водится, разгрузились, разместились в зимовье, накрыли стол и дали себе волю. Но справедливости ради надо отметить, что, несмотря на количество выпитого, все было в рамках приличия, не считая переводчика, как обычно уснувшего поплавком кверху где-то на мху.
Вскоре иностранцев потянуло на подвиги. Стив и Рэй, этакие два диетических Геракла, желали подвига, как Дон Кихот мельницу.
— Серег, — позвал меня Алексеич, — возьми лодку и свози из на островок, хай там побродят. Остров маленький, никого там нет, так что мне спокойнее будет.
Подивившись дальновидности старшого, я пошел объявлять иностранцам о грядущем подвиге, который прославит их в глазах соплеменников.
Толмач, к тому времени выползший накатить еще псят, перевел детям забугорья мою речь, чем вызвал бурю восторга, сопровождаемую нелепыми прыжками и тряской моих рук. Короче, сцена напоминала нетленку продажи рецепта самогона Остапом Бендером иностранцам.
Несмотря на то что на островке никого быть не должно, я все же прихватил с собой карабин. Мало ли…
…Зарычал «Вихрь», и надувная лодка «Пеликан», рассекая большие весенние воды реки, ломанулась в сторону видневшегося в километре островка. Веселый говор иностранцев, сидевших на носу лодки, способен был распугать все живое на многие километры вокруг, но, глядя на их лица, озаренные детской радостью, я не решился прервать их гомон.
И вот лодка ткнулась в берег. Иностранные люди, сидевшие на носу, — тоже. А ведь предупреждал, чтобы держались крепче! Ну и что, что они не говорят по-русски? Главное — я предупредил.
На берегу один пошел направо, а второй налево. По их импортному замыслу, они, идя навстречу друг другу, должны были встретиться на противоположном берегу. Мне же оставалось поймать их на месте встречи и засунуть в лодку с целью отплытия к биваку.
Я посидел, покурил. Отхлебнул из фляжки. Посмотрел на небо, помечтал об чем-то личном, об удачной охоте и о инопланетных мирах.
— Ну, пора, — решил я и поплелся на место предполагаемой стыковки Стива и Рэя.
Если кто думает, что я пошел по берегу, то глубоко заблуждается. Это глупые иностранцы пусть по берегам шляются, а мы, русские, пойдем напрямик. И, ни секунды не сомневаясь, я ломанулся через заросли напролом.
Карабин, цепляясь за ветки, жестко бил по хребту и лез стволом в ухо. Я уже было начал сомневаться в его необходимости, когда сквозь треск сучьев услышал посторонний звук. Звук доносился прямо по курсу и не поддавался идентификации. Не скажу, что я сразу наполнил атмосферу запахом адреналина, но насторожился конкретно, потому что тут не должно было быть никого. Иностранцы ковыляли по берегу, так что звуки издавали не они. И птички всякие там синички тоже не могли извлечь такой треск из сухостоя, если только не обожрались накануне анаболиков. Оставалось одно — это либо лось переплыл реку и решил отдохнуть на острове, либо медведь с той же целью, либо еще хрен знает кто дикий.
Ни первое, ни второе, а тем более ни неопределенное третье меня никак не радовали.
Сдернув карабин с плеча и передернув затвор, я присел на колено, вглядываясь в заросли. На колено я присел не только для удобства стрельбы. Как показывал мой жизненный опыт, это была самая удобная поза, напрягающая все мышцы, ответственные за различные казусы, и не дающая мышцам расслабиться под влиянием минутного страха.
