Но Швейк продолжал: «А поелику мы сегодня так лихо ловили вшей, я вам еще расскажу про одного учителя естествознания. Ужасно он, знаете ли, досадовал, что нету у него в гимназической коллекции этих насекомых. И вот приходит он раз на речку Изеру к плотине и видит какого-то босяка, который ловит вшей. Говорит ему, подарите мне, пожалуйста, парочку. Босяк сует руку подмышку и вытаскивает целый пяток: «Пять штук по два гривенника, это, говорит, господин учитель, крона. Так что гоните!» Но учитель был страшный жила, платить ему было никак неохота: «Неужто вы хотели бы за своих вшей деньги?!» А почтеннейший бродяга сунул вшей обратно подмышку и как рявкнет: «Ну, так разводите себе их сами!»
На другой день все еще не было известно, куда двигаться, что делать дальше. Солдаты играли в карты на спички и крейцеры; и не будь гула на востоке, все бы выглядело, как на маневрах. Однако к полудню зазвонил телефон, офицеров срочно позвали на совещание, фельдфебели и взводные начали разоряться: «Alarm! Тревога! Бросьте уже карты, мать вашу! Как хрясну кого-нибудь палкой!» Через пять минут батальон уже был построен, солдаты с вещевыми мешками за плечами и винтовками в руках… Шли поздно до ночи форсированным маршем. Вперед были высланы дозоры и неизменные связные. Миновали несколько деревень и опять расположились в лесу.
Полевая кухня пришла в лагерь к самому утру. Гуляш, который полагался на обед, выдали на завтрак. Пушки били уже где-то очень близко, а некоторые даже уверяли, что ночью было слышно стрельбу из пулеметов. Нервозность усиливалась, некоторые, наоборот, впадали в апатию. Едва успели раздать гуляш, как прискакал ординарец, и всех опять подняли по тревоге. Чтобы не выбрасывать, солдаты запихивали гуляш в рот руками. Офицеры досовещались, долго разглядывая карты и споря из-за направления. Капитан Сагнер покачивал головой, вчитываясь в приказ и сверяя указанное в нем направление с картой. Потом офицеры разошлись.
Батальонный командир обратился к строю с речью: «Солдаты! — говорил капитан Сагнер. — То, что нам предстоит, это просто игрушка, чепуховина! Может нам даже не придется вступить в бой, мы входим в третий резерв бригады. Наш полк получил задание окружить лес и забрать русских в плен. И мы это сделаем! Они еще с удовольствием нам сдадутся. Урра!» Солдаты ответили довольно кислым «ура». А те из них, которые уже побывали на позициях, говорили: «Иезус-Мария, опять мы в третьем резерве! Самое позднее через час нам вложат по первое число! Это у них завсегда так — третий резерв… Голову даю на отсечение, перед нами уже ни души! Ребята, не успеет гуляш утрястись в желудках, как нас раздолбают!»
Однако маршировали весь день, а о противнике — ни слуху, ни духу. Под вечер подошли к лесу и стали лагерем. Было холодно, и солдаты развели костер. Но тут же налетел лейтенант Дуб: «Погасить! Немедленно погасить! Хотите, чтобы нас обстреляли?» Солдаты неохотно растаскивали поленья. Лейтенант бушевал: «Молчать, Herrgott! Вы меня еще не знаете!» И двинул ногой по костру. «Оставьте их, лейтенант, — раздался в темноте голос надпоручика Лукаша, у которого от холода зуб на зуб не попадал. — Вы еще сами с удовольствием погреетесь. Разложите, ребята, костров побольше, и для нас один. Черт знает, куда подевались русские!»
Офицеры расселись вокруг своего костра и слушали капитана Сагнера, который ругался на чем свет стоит: «Черт его знает, попали мы, куда надо, или нет?!«Разговор шел о войне, и больше всех разглагольствовал лейтенант Дуб. А у соседнего костра Швейк слушал, как лучше всего уничтожать полевых мышей. «Самое милое дело — идти за плугом и лупить их метлой, — пояснял один солдат, — так их угробишь всех сразу, вместе с детенышами!» — «Швейк, — спросил надпоручик Лукаш, — вы там, случайно, не разводите агитацию? О чем вы там толкуете?» — «Так что осмелюсь доложить, пан надпоручик, — встал навытяжку Швейк, — мы тут толкуем о войне. Товарищи говорят, самое лучшее гробить русских вместе с детенышами метлой!»
На следующий день утром Швейк разделся и, стоя у костра, держал белье и обмундирование над огнем, чтобы оно скорее просохло. Его примеру последовал другой солдат, который тоже решил обсушиться. Так они и стояли друг против дружки, и второй солдат вовсю нахваливал: «По части вшей, брат, это самое верное дело. Этак они нагреются, отцепятся, гниды распарятся и полопаются. Для вшей, друг, лучше нет, когда промокнешь, потом прешь пешедралом, вспотеешь, на солнце прожаришься, одним словом, пока на тебе все шмотки не сопреют! Тут уж они сами повылупляются, как цыплята под наседкой… И все, брат, единственно, от грязи. Вообще, я тебе скажу, эта война — сплошная грязь и мерзость!» И расправив швы мундира, солдат принялся водить по ним ногтем.
Солдаты мылись в лужицах и собирались варить кофе, когда прискакал новый ординарец, вручивший капитану Сагнеру какой-то пакет. Не прошло и минуты, как лагерь оживили крики: «Alarm! Тревога!» — «Herrgott, пошевеливайтесь, ребята! Русские прут!» — драли глотку капралы и остальные унтера. Двинулись через лес обратно, откуда пришли, но взяли больше вправо. На опушке наткнулись на автомобиль с офицером генерального штаба. Он подозвал к себе офицеров батальона и, разговаривая с ними, возбужденно жестикулировал. «Опять заблудились, — говорили между собой солдаты. — Посмотрите, ребята, как он их чехвостит за то, что с нами выкинули!»
Потом двинулись дальше и шли до самого обеда. Неожиданно на краю леса появился офицер на коне. Он несся вскачь прямо на Сагнера и кричал: «Какой полк? Куда вы их ведете? Aber meine Herren! Ах, господа, господа! Это же совсем не то направление! Я же приказывал взять левей!» Выпалив все это одним духом, офицер поскакал обратно. Капитан тронул своего коня за ним и, увидев, что это командующий бригады, доложил о себе и попросил более подробных инструкций. Но старикан продолжал твердить свое: «Я же приказал взять левей…» Когда капитан отдал честь и по форме ответил: «Zu Befehl! Слушаюсь, господин полковник!», старый орангутанг заревел благим матом: «Господин капитан, запомните раз и навсегда — «бригадир-полковник!»
Капитан Сагнер подумал про себя, что не стоит обращать внимание на всяких идиотов, и на зло «бригадир-полковнику» приказал дать солдатам передышку, да подольше. Потом распорядился взять еще левей, и войско двинулось дальше. Но при этом никто не вспомнил, что высланный вперед аванпост идет в прежнем направлении и что его следовало бы отозвать обратно. Кадет Биглер в качестве командира головного дозора все ждал, скоро ли появится неприятель. За кадетом шагал Швейк и еще один солдат. «Вдвоем идти лучше! Хоть не заблудимся. И опять же скорей оборонимся, ежели кто вздумает ограбить, — говорил солдат. — Винтовку-то зарядил?» — «Нет, — ответил Швейк, — это тебе не шутки шутить! Еще схватит кто-нибудь в свои лапы поиграться, а потом — трах! — и получишь пулю в брюхо!»
«А заблудиться, друг, — продолжал Швейк, — это» можно и в Праге. Был у меня один знакомец — Гальда, котельщик с завода Рингхофера. Сам-то был со Смихова, а гулял с девчонкой, которая жила совсем в другом конце города — в Бубнах. Ну, а на танцульки ходил с ней в кабачок «У Кутилков». Как-то. раз он там перепил — чего-то повздорил со своей девчонкой — и пошел домой. Приходит на Вацлавскую площадь… это, значит, в самый центр… и спрашивает полицейского, как ему пройти на Смихов. А тот ему говорит: «Соблаговолите, говорит, дуть прямо по рельсам!» Гальда пошел, а когда уже совсем уморился, на минутку присел. Вдруг чувствует, кто-то его за шиворот тянет. Продрал глаза и видит — перед ним железнодорожник. И еще кричит во все горло: «Катись отсюда! Под поезд попасть захотел?!»
Тут только Гальда сообразил, что заблудился: было уже утро, он сидел на шлагбауме возле Виноградского вокзала и дрыхнул… Что-то мне сдается, что ни перед нами, ни за нами никого нету!» Так оно и было! Кадет Биглер, согласно карте, подался по тропке направо, а батальон, как нам известно, двинулся совсем другой дорогой. У спутника Швейка душа ушла в пятки: «Вот видишь, балда, языком-то горазд трепать, а мы тут заблудились. Айда, вернемся к пушкарям, которые на лугу. Время уже обеденное, может у них аккурат харчи выдают». Швейк согласился: «Одним нам воевать все равно не с руки, надо к кому-нибудь пристать». И они пошли обратно. Командиром полубатареи оказался молодой надпоручик, к счастью чех.
Когда Швейк доложил ему, что они связные (но батальона 91-го полка и потеряли головной дозор, аванпост, а заодно и батальон, офицер откровенно расхохотался: «Ну, обождите, ребята, за это вам нагорит! На что же вы глаза пялили, а? Иезус-Мария, супчики, ведь вас за это расстреляют!» — «Так что осмелюсь доложить, — подал голос Швейк, — мы, господин обер-лейтенант, глубоко сознаем всю серьезность создавшегося положения. Потерять на фронте свой полк — это, конечно, не пустяк! Солдат всегда должен думать, как покрыть знамя своего полка славой! Когда я еще служил на действительной, был у нас один капитан по фамилии Мулек. Вообще-то он был горбатый, но его послали в Сербию шпионом и потом за это дали капитана…
