Ружье было тяжелое, неудобное. Прижав приклад к плечу, я почему-то не доставал пальцем до спускового крючка. А если доставал, то приклад ложился мне на плечо сверху. Со стороны казалось, что я держу не охотничье ружье, а фаустпатрон какой-то.
Наконец бате надоело мое обезьянничество. Тем более что уток не предвиделось, а в зимовье еще оставалась водка и жирно-наваристый шулем.
— Давай, — батя сел на корточки, — клади ружье мне на плечо и целься. — Вряд ли по трезвости он решился бы на такое, но тут сами понимаете, природа… речка… солнышко…
Ухнув ему на плечо непослушное орудие, я начал выцеливать резиновую утку.
— Правее… ниже… осторожно… левее… — батя, решив нынешним вечером сделать из меня Робин Гуда, давал дельные советы.
Вообще то я и без него знал, как целиться. Дома у меня было ружье, стреляющее пластмассовыми пробками.
— Ну как? — бате надоело сидеть на корточках, изображая орудийный лафет. — Прицелился? Тогда — огонь!!! — торжественно провозгласил он.
Я до сих пор не могу понять, как мой первый в жизни выстрел получился дуплетом? То ли случайно на оба крючка нажал, то ли еще что. Не знаю.
…От выстрела, а точнее от отдачи, я сверзился на землю тут же. Далее все шло по секундам.
…Пока я падал с ружьем, батя, чуя что оглох, засунул в ухо палец.
…Я упал, попутно этим ружьем огрев отца по голове сбоку.
…Батя, не вынимая пальца из уха и с очень удивленным выражением на лице, начал прикладываться боком на землю.
…Я, чуя нехилые пилюли, осторожно пополз в чащу.
…Дядя Витя, до этого сидевший в зимовье и пивший водочку, решил, вот оно счастье! Утки налетели! В портянках на босое тело он вылетает из зимовья, краем глаза видит притаившегося в кустах отца с ружьем на голове и стайку плавающих уток. Ну не было у мужика времени ни на осмысливание ситуации, ни на идентификацию пернатых.
Припав на колено, дядя Витя начал палить со своей пятизарядки, как со «шмайсера».
…Батя, от канонады приподняв из травы голову и узрев дядю Витю, остервенело расстреливающего что-то там на воде, понял — вот оно, счастье! Утки налетели!
Отрепетированным жестом он переломил свое ружье, вогнал пару патронов и, припав на колено, сделал два выстрела по целям.
Через некоторое время с берега донеслось.
— А ты чо стрелял?!
— А я сморю ты стреляешь! Ну я тоже!
— Это не я стрелял! Это Сережка!
— А потом зачем стрелял?!
— Да вот, утки… показались.
— Какие утки?! Вот эти?! — дядя Витя театральным жестом обвел резиновое побоище. — Вот эти?! — трагичным голосом повторил он.
Авиабомба, попавшая в магазин резиновых игрушек. Вот что творилось в тихой заводи. Это был расстрел безоружных пленных, по-другому и не назвать. Итогом охоты явился полностью испорченный комплект подсадных резиновых уток, которые, кстати, были у бати с дядей Витей напополам.
Супруга смотрела на себя в зеркало и как-то критически выражалась.
Чо делать-то? Ну, что делать?
А чо делать? Не, ну в натуре? Я-то, я-то чо могу посоветовать? И я сказал то, что думал:
— Знаешь, дорогая, а мне глубоко по х… Я тебя и любую люблю.
«Дорогая» ме-е-едленно отвернулась от зеркала, вперила в меня свои добрые очи, ласково свела на переносице брови и нежно, медленно повышая тон, спросила:
— Чо-о-О-О-О?!?!
Я пристально смотрел в телик, всем своим видом показывая, что уже молчу как минимум час, а все это ей послышалось. Иногда это прокатывало. Но не в этот раз.
— Так что ты сказал?! А?! Вместо того… чтобы… подбодрить… сказать… а ты… ты… Ну вот на кого я похожа сейчас?
— На унылый дилижанс, — не стал врать я.
Тяжелая, карающая длинные языки длань опустилась мне на затылок и придала голове скорость, резко отличимую от скорости остального тела.
Не сказать, что после этого я поумнел, но стал более осторожным в выражениях. И, как ни странно, в мыслях.
…А вечером в доме появилось ЭТО. Оно было взято напрокат у подруги, по словам которой, ЭТО творит чудеса с женской фигурой. И хотя описанных чудес в подругиной фигуре не наблюдалось, но вера в чудо — она слепа, глуха и зачастую глупа до удивления.
ЭТО представляло собой обруч. Как сейчас его называют — Хула, извините, Хуп. Хулахуп. И, главное, как удивительно точно автор идеи дал название этому устройству! Название из двух слов, и оба на букву «х»!
Эта Хулахупина была не просто обруч. Не, точнее формой это был обруч, но вот внешностью… Это был просто апофеоз подвала Мюллера! Его последняя комната для самых несговорчивых! Феерия извращенной фантазии! Да много еще лестных эпитетов пришло в мою голову, когда я разглядывал сей девайс.
Это чья же неудержимо воспаленная фантазия придумала такую конструкцию?!
Диаметр Хупа был большой. Это не те тощие алюминиевые колечки, которые продавались раньше в магазинах, этакие Хулахупёнки. Нет! Это была настоящая Хулахупина!
Она была из пластика, в руку ложилась плотно, поскольку диаметр был сантиметра четыре, весила килограммов пять или более того. Но самые пикантные в нем были пупырышки. Да-да, обыкновенные пупыри, сантиметр высотой, которые располагались по внутреннему диаметру Хупа.
— Это для массажа, — авторитетно и с долей презрения пояснили мне.
— Понятно, что не зубы чистить, — огрызнулся я и, элегантно описав тазом дугу (Майкл Джексон, блин), попробовал крутануть аппарат.
Хула радостно скрипнул, впился пупырями в мои собственные ребра и сделал один оборот. При втором обороте мне показалось, что это не Хуп скрипит, а трещат мои ребра, поскольку центробежная сила пятикилограммового Хупа вдавливала в меня пупыри так, что ребра под ним шевелились как сами себе хозяева.
— Ы-ы-ыыы!!! — взвыл я и, прекратив гримасничать тазом, тем паче что более отвратительного зрелища, чем последние десять секунд в зеркале, я не наблюдал давно.
— Хрум! — радостно остановился Хулахуп и грохнулся вниз. На мои пальцы.
Потирая ушибленные конечности и забившись в угол дивана, я ехидно смотрел, как супруга примеряет на себя это чудо фитнеса.
…Я засыпаю рано и сплю крепко. Но еще неделю я просыпался от жуткого грохота упавшего Хупа и сдержанного мата страдалицы.
Через десять дней это исчадие лаборатории Франкенштейна покинуло наши стены.
А еще через день в квартире появилось ОНО! Оно было тоже Хулахупом, но другой конструкции, придуманной, видно, в соседней лаборатории.
Время шло…
…А потом в доме появилось ЭТО.
Это на долгое время стало проклятием рода Кобахов. Точнее, одного представителя этого рода.
В отличие от первого хулахупа, который обладал весьма приятной для садомазохистских занятий конструкцией, этот скорее напоминал детского плюшевого удавчика, который свернулся колечком, засунув голову себе в зад.
Толщина обруча была поболее предыдущего и обшит он был такой мягкой тряпицей с веселой расцветочкой. Но вся фишка заключалась в том, что его надо было… накачивать! Ох уж эти долбаные инженеры-конструкторы! Да что бы ваши жены понакупали подобной хрени!
Как накачивать, я обнаружил сразу. Небольшой ниппелек торчал из-под обшивки, в результате чего вся конструкция еще более начала напоминать удава-самку, да еще в придачу кормящую.
Кроме того, от долгого лежания в узком пакете сей агрегат имел форму, весьма отдаленную от круга. Скорее это был придавленный сверху эллипс.
— Ничооо, — подумал я. — Накачаю — развернется.
Забегая вперед, скажу — хернаны он развернулся.
— А сколько же в него надобно атмосферов? — мелькнула техническая мысль. — Ну, наверное, где-то ноль пять, — прикинул я обычными критериями. — И чтобы самому себе подтвердить свою техническую интуицию, полез в инструкцию.
Ну чо. Как оказалось, интуиция у меня не то чтобы техническая… Скорее наоборот — хреновая у меня оказалась интуиция.
Инструкция буквами по бумаге гласила — шесть (!) — девять (!) атмосфер! Я несколько раз перечитал. Не, все верно, шесть тире девять атмосфер. И тут я задумался. Это каким же смелым надо быть, чтобы над самыми йаицами или что там у кого, крутить сосуд, наполненный воздухом под давлением в девять атмосфер?! Воистину, спорт любит смелых!
…Отступая от текста, скажу, что когда неделю назад (не связанный с хулахупом случай) у меня все-таки открылся глаз, я подумал: «Шрамы в молодости мы получаем по глупости, а в зрелости — по дурости!»
Столь ценную информацию о давлении внутри обруча я понес жене. Цифра девять ее не впечатлила.
— Да хоть псят! — выразила она отношение к моим опасениям.
Ну, что. Псят не псят, но хотя бы семерочку туда сунуть было необходимо.
…Следующим, кто резко притух от одного только вида этого кислотного удавчика, был мой водитель. Когда я утром гордо появился на крыльце, опоясанный на манер пулеметной ленты этим долбаным эллипсоидом, шофер вместе с машиной ажно вздрогнули.
