У Чемоданова изо рта пошла пена, и он затих на полу.
— Окочурился наш Тимоха. Смерть всегда забирает лучших, — торжественно, как на панихиде, известил коллегу Переплут.
— Короче, нам с тобой, брателло, ещё жить, да жить, — хмыкнул Припекала.
Последовала минута молчания, прерываемая звуками сменяемых каналов. Это Бог любострастия никак не мог угомониться, пытаясь отыскать трагическую постановку.
— Он мне сразу не понравился, — поделился Припекала с Переплутом своими ощущениями, — склизкий он какой-то этот Тимоха.
— Был.
— Что был? — не понял Припекала.
— Был склизким, — пояснил Переплут.
— Сам виноват, — подвёл итог Припекала, отыскав передачу про зомби, — что мы ему в рот этот коньяк вливали? Какого рожна он, вообще, взялся экспериментировать?
— Лично я его отговаривал, — слегка преувеличил Переплут.
Тело Чемоданова вдруг содрогнулось и его стало неудержимо рвать на ковёр. Сделав своё чёрное дело, он переполз на новое место и продолжил очищать желудок.
— Этот простолюдин нам весь ковёр засвинячил, — возмутился Переплут, — вот и приглашай в свой дом малознакомых людей.
— Нужно отказать ему от дома, — внёс предложение Припекала, — не можешь себя вести в приличных семьях — сиди в своей конуре и не рыпайся, задрот прыщавый.
В дверь позвонили. На пороге стоял бородатый дядька в очках и с саквояжем. Он пощупал пульс Чемоданову, померил давление и принялся заряжать капельницу.
— Зачем же ты пил коньяк, балбес? — нахмурил брови нарколог, — ведь срок кодировки ещё не истёк.
— Он экспериментатор, — наябедничал Припекала.
— Дебилоиды, — вздохнул нарколог, — чтоб вы знали, процедурная медсестра, проработавшая больше года с антиалкогольными препаратами, не может спокойно употреблять спиртное. Она тут же краснеет, начинает задыхаться, её тошнит, колбасит и плющит. А ведь ей не вводили никаких препаратов, она лишь раскладывала таблетки по мензуркам. Но и этого достаточно для токсической реакции.
— А много сейчас экспериментаторов? — проскулил Чемоданов, розовея и нацеливаясь на долголетие.
— Практически не осталось, — усмехнулся нарколог, — сейчас все за своим здоровьем следят. Вот в восьмидесятые и девяностые каждый считал своим долгом покуражиться над собственным здоровьем и проверить на себе ацетальдегидную реакцию.
— И как?
— Нормально. Их жёны и тёщи живёхоньки, а исследователи внутренних резервов уже давно в бозе почили.
— Нет, ну, есть же в этом некая удаль, — возразил Переплут, — широта русской души, презрение к опасности, желание испытать судьбу и поставить свою жизнь на кон.
— Русская рулетка? Была, не была? Пан или пропал? Грудь в крестах или голова в кустах? Тормоза придумал трус? Так, да?
— В том числе.
— Уважаемый, суньте два пальца в розетку и посмотрите, чем всё закончится.
— У него пальцы толстые, не пролезут, — хихикнул Припекала.
— Жаль, — осерчал похметолог, — стоило бы попробовать. Ну, что вы за люди такие?
— Умом Россию не понять, и остаётся только печень, — встрял Чемоданов.
— За эту прибаутку я тебе, Тимофей, такой витамин в ягодицу вколю, неделю сидеть не сможешь, — пообещал нарколог.
Чемоданов испуганно заткнулся. Он хотел стукнуть доктору на двух «реаниматологов», подбивавших его на выпивку, но раздумал, опасаясь возмездия. А врач принялся клясть нынешнюю практику пития «огненной воды», которая лишь маскирует алкогольную зависимость.
— А что, сейчас люди по-другому пьют? — заинтересовался Переплут.
— Не то слово, — вздохнул нарколог, — раньше пили, по так называемому, «аристократическому сценарию»: уж если мужик запил, то запил: телефон отключается, работа задвигается, и запой длится, пока хватает денег и здоровья.
— А сейчас как славяне надираются?
— Вечером пятницы он — в кашу, всю субботу он — в кашу. А в воскресенье минералкой отпивается, чтобы в понедельник — огурцом. Употребление алкоголя, стало по «бюргерскому типу», так пьют в Германии, Австрии, Великобритании.
— Довели тевтоны и бриты Расею, — расстроился Переплут, — даже квасить наши людишки стали по расписанию.
— А я бы с вами, доктор, поспорил, — начал Припекала, — для начала задал бы вам такой вопрос…
— С психиатром-наркологом трудно спорить, — оборвал его бородач, — вы мне — слово, я вам — синдром, вы мне — вопрос, я вам — диагноз.
Переплут подмигнул Припекале и засобирался на улицу.
— Вы пока, доктор, попейте чаю с вареньем, а мы этого обалдуя на свежий воздух выведем.
— За угощение спасибо.
Переплут под столом открыл переноску с анчутками и прошептал:
— Вылезайте, две егозы, и ни в чём себе не отказывайте.
Боги, поддерживая с двух сторон Чемоданова, вымелись на улицу.
— Ну, что? — потёр лапки Ермолай, — устроим похметологу качели?
— Устро-о-оим, — пискнул Спиридон.
Анчутки тут же обернулись зелёными чёртиками и принялись куролесить. Нарколог, не спеша, наливал себе молоко в чай, когда из коридора показался Еря, и, топая, как ёжик, прохилял через всю комнату, прежде чем спрятаться за креслом. Врач уронил чашку и зажмурил глаза. Открыл — чёртика на горизонте не наблюдалось. Доктор повторил хитроумный манёвр — в квартире было всё спокойно. Врач третий раз закрыл и открыл глаза — из-за чайника вырулил Спиря, облокотился на вазочку с вареньем и принялся кокетливо шаркать ножкой.
— Да уж, — озабоченно пробормотал доктор, — двенадцать лет в наркологии — не шутка. Пора валить в педиатры. Нет, в педиатры, пожалуй, не возьмут.
— Привет, похметолог, — развязно поздоровался Ермолай, — как сам?
— Проблематично, — откашлялся нарколог, — что-то меня глючит.
— Это тебе расплата, — объяснил Еря, — медсестра перебирала таблетки, а теперь не может разминаться «красненьким», ты всех лечил от белой горячки, и вот сам ей заразился.
— Алкогольным психозом нельзя заразиться, — возразил доктор, — что это, грипп что ли?
— Но ты же меня видишь?
— Не только вижу, но и слышу.
— А говоришь нельзя заразиться, — подбоченился Еря, — ещё как можно.
— Так вот ты какая — белая горячка, — тоненько запел Спиридон, забираясь на саквояж, — она нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь, и каждый вечер сразу станет удиви-и-ительно хорош… Скажи, похметолог, красивый у меня голос?
— Писклявый, — скривился Еря.
— Я не у тебя, я у доктора спрашиваю. Скажи-ка, любезный, густой у меня бас?
— Я пока не разобрал.
— Щас ещё спою.
— Не надо, — взмолился Еря.
— Нужно срочно принять какой-нибудь нейролептик, — нарколог закрыл лицо ладонями и принялся разговаривать сам с собой, — в крайнем случае — что-нибудь из транквилизаторов.
Доктор открыл саквояж, навстречу ему вылез Спиря, сгибающийся под тяжестью мешка, набитого медикаментами. Нарколог оцепенел и о чём-то глубоко задумался. Его размышления прервал Еря, летящий на нитке, привязанной к люстре.
— Я — Человек Паук! — грозно пропищал Ермолай, — я — Ужас, летящий на крыльях ночи!
Он перелетел в один конец комнаты, в другой. На третий раз, не рассчитав траекторию, чёртик врезался в чайник и оказался в вазочке с вареньем.
— Тону! — заверещал бесёнок, — на помощь!
Доктор протянул ему чайную ложку, и Ермолай по ней выбрался на скатерть. Анчутка принялся усиленно отряхиваться и слизывать с себя варенье.
— Может, тебе ванну принять? — предложил нарколог.
— Да, да, любезный, согрей-ка мне водички, — распорядился Еря, — да, смотри, не переусердствуй. Температура воды должна быть 96,6 градусов по Цельсию, ни одной десятой градуса больше, ни одной десятой меньше.
— А ты не сваришься?
— Сам ты сваришься, для чёртиков такая температура воды — самое оно, — подтвердил Спиря, — мне тоже кипяточку плесни.
— Нарколог налил две чашки кипятка, и чёртики залезли в них, как в ванны. Они вальяжно раскинули руки по краям чашек и завели душевный разговор.
— Я, вообще-то, не чёртик, — записклявил Спиря, — я Фантомас.
— А почему тогда рогатый?
— Вы у его жены спросите, — захихикал Еря.
— У меня нет жены, — признался Спиридон, — я — закоренелый холостяк.
— Почему?
— Потому что женщины — это такие зверьки, которые питаются деньгами, а я редкостный жмот.
— Лучшее средство от любви — это жадность, — поддержал его Еря, — я тоже скупердяй и тоже одинок, как перст.
— А я женат, — признался нарколог.
— Ну? — заинтересовались анчутки, — и как тебе семейная жизнь?
