— Завидущие мы, — согласился Бурмакин, — мой дед Кондрат повторял — нас чужие неудачи радуют больше, чем свои успехи.
— Вот, оно велеславово семя, — вздохнул брат два, — по стёжке своего пращура пойти хочешь?
— Чур, меня, — Бурмакин перекрестился.
— Опять? — расстроился Переплут, — вечно у тебя, Ваня, каша в голове. Чур — славянский Бог родового очага, оберегающий границы земельных владений. Креститься и при этом блеять: «Чур, меня», — то же самое, что в церкви исполнять рок-н-ролл или проводить партийные собрания. Лучше сплюнь три раза через левое плечо или по дереву постучи. Этим ты отвлечёшь злых духов и не даёшь себя сглазить.
Бурмакин тут же сплюнул три раза через левое плечо и постучал себя по лбу. Переплут опять расхохотался.
— Славяне больше всего боялись и боятся, чтобы их кто-нибудь не сглазил. Раньше у детей было два имени: одно для всех, а второе тайное, только для самых близких. Первое было для отвода глаз и звучало так: Неждан, нежданный или Некрас, некрасивый или Безрук, безрукий. Слышал такие фамилии: Нежданов, Некрасов, Нелюбов, Невзоров, Безруков, Безухов?
— Суеверия, дурные приметы — это понятно, это от язычества. А религия что определяет? — поинтересовался бравый атеист Бурмакин.
— Многое. Викинги верили в Одина, Валгаллу и валькирий, поэтому и завоевали половину мира, начиная от Англии, и заканчивая Сицилией. У них считалось, что павший в бою воин получит вечное блаженство, и будет пировать с друзьями и весёлыми подругами до скончания мира. Но вот скандинавы приняли христианство, и что? Славные походы прекратились, ладьи рассохлись, мечи заржавели, а неукротимые берсерки выродились в квёлых шведов и заторможенных норвежцев. А почему? А потому, что христианство ставит во главу угла смирение и кротость. Славяне в стародавние времена были отважными воинами и предпочитали смерть рабству. А всё почему? А потому что по их верованиям раб и после смерти оставался рабом на веки веков. Лучше уж в бою пасть или мечом заколоться, умрёшь, зато останешься свободным и попадёшь в Ирий.
— «Ирий — это славянский рай», — зачитал из своего разговорника Иван, — «Пекло — славянский ад».
— Ну-ка, а что там в твоей писульке сказано про Перуна и Велеса — главных славянских Богов?
— «Перун — творец молний, владыка верхней части мира. Он хозяин, и на небе, и на горах, повелевает тучами и небесными водами. В его власти напоить землю живительным дождём или наказать засухой или бурей. Велес — владыка подземного царства, хозяин земных вод. Он заведует загробным миром, так называемым тридесятым царством. В этом царстве лежащем за тридевять земель всё из золота: и горы, и деревья»…
— Это уже чушь пишут, — перебил Переплут, — а, знаешь, на чём Велес в своё время погорел? Не зна-а-аешь. Читал «Сказку о царе Салтане» Пушкина?
— Читал.
— Помнишь, там князь Гвидон рос не по дням, а по часам?
— Помню.
Переплут прочёл наизусть:
«…В синем небе звёзды блещут,
В синем море волны хлещут;
Туча по небу идёт,
Бочка по морю плывёт.
Словно горькая вдовица,
Плачет, бьётся в ней царица;
И растёт ребёнок там
Не по дням, а по часам…»
— Арина Родионовна пересказывала Саше древние славянские сказания и, сама того не ведая, выдала тайну низвержения Велеса. Они когда-то были с Перуном на равных, шли на вершину власти ноздря в ноздрю. Но Перун оказался опытным интриганом и подговорил Сонм Богов проголосовать за него. Велес разобиделся, а он был шибко принципиальным, и решил насолить Богам. Пронюхал он, что жена царя славян волхвица и отмиловал её, обернувшись царём. Через месяц волхвица разродилась. Здесь у Александра Сергеевича неувязочка — в сказке беременность царицы протекала как у обыкновенной женщины. В действительности же, приближённые царя сразу смекнули неладное и запросили совета у Богов. Перун всё мгновенно просёк — Велеса отдал под Суд Высшей Стражи, а царской свите наказал с младенцем и царицей не шибко-то церемониться. Челядь, и рада стараться, закатала царицу-волхвицу вместе с младенцем в бочку и кинула в море на верную погибель. Но за сына вступился Велес, он предпринял всё возможное, чтобы мать и ребёнок выжили.
«…И послушалась волна:
Тут же на берег она
Бочку вынесла легонько
И отхлынула тихонько.
Мать с младенцем спасена;
Землю чувствует она.
Но из бочки кто их вынет?
Бог неужто их покинет?
Сын на ножки поднялся,
В дно головкой уперся,
Понатужился немножко:
«Как бы здесь на двор окошко
Нам проделать?» — молвил он,
Вышиб дно и вышел вон…»
— И как быстро младенец вырос? — заинтересовался Иван.
— Через день после рождения он достиг возраста матери, то есть восемнадцати лет и таким молодым останется навечно. Велеса за самоуправство, ослушание и неуважение к Богам отправили в опалу под землю, а его сын Полубог по имени Балда до сих пор шастает по земле.
— Хорошее у него имя, главное респектабельное. Добрые вы такие ребятишки, Боги, с вами нужно ухо востро держать. Но ты-то хоть хороший?
— И я нехороший Бог. Разве по мне не видно? Сначала я дарую людям блаженство, ощущение божественного всемогущества, величия и вседозволенности, а потом за них же и наказываю. И чем лучше было человеку в опьянении, тем хуже будет его похмелье. Потому что пьяный человек дёргает меня — Бога за бороду, а я его за это по рукам, по рукам! А чаще по голове!
Переплут посмотрел по Интернету погоду на северном полюсе и поёжился.
— Ладно, хватит о былом, поговорим, что было нынче. Карачуны на нас здорово наезжали?
— Со страшной силой. Говорят, вы им, злыдни, всю славянскую статистику портите. Вместо того, чтобы угомониться и почивать на лаврах, шалите и проказничаете. А чего вам и, вправду, неймётся?
— Как же ты не понимаешь?! — завёлся Переплут, — что забвение хуже физической смерти! Выходит, что никто нас не помнит, и никому мы даром не нужны. Сиди у себя в чертогах, лопай амброзию и слушай болтовню наших старых пердунов: мол, мир стал не тот, все стали молиться деньгам и гаджетам. А знаешь, как Маммоне — древнеассирийскому Богу наживы поклоняются? Пальчики оближешь. А ведаешь, как Бога Бахуса чтут? О-го-го. Все при делах, все при работе, и только мы позабыты, позаброшены. Как будто отправили на пенсию, денег насыпали полные карманы, но наказали с дачи носу не казать. Извини за тавтологию. Обидно.
— Но вы же бессмертны!
— Бессмертны. А что толку?
— Не, ну, как? Клёво всё-таки.
— Чего клёвого?! Занять себя нечем, чувствуешь себя так же, как виниловый диск. Вроде ещё можешь работать и звучать лучше всякой «цифры», а никому уже даром не нужен. Представил, что ты никому не нужен? Совсем никому. А через пару веков тебя, вообще, забудут. Ты много о славянских Богах до встречи с нами знал? То-то.
— Но вы же бессмертны. У вас нет ни старости, ни болезней, вам не нужны эти проклятущие деньги на еду и таблетки. Какого рожна вам ещё нужно? Живите и радуйтесь.
— Нам ма-а-ало.
— А-а-а, — осенило Бурмакина, — так вы тщеславные.
— А хотя бы и так. Имеем право.
— Здорово, всё-таки, что вы бессмертные, — позавидовал Ваня и помечтал вслух, — хотел бы я тоже жить вечно.
— Бессмертие — это неподъёмный камень на человеческой шее. Возьми, Ивашка, своих родителей, они уже не в состоянии освоить последнюю модель смартфона, айпада или айфона и вынуждены пользоваться старой мобилой. Технологии растут, а мозг пожилого человека за ними уже не поспевает. В «Гугл» или «Майкрософт» сотрудников старше сорока двух лет не берут. Нет смысла, их мозговая деятельность уже не так гибка и подвижна, зато старый олух сразу начинает гнуть персты: «Молодёжь пошла не та. Прежние программы были надёжнее, а новые — совсем сырые». Хотя дело, исключительно, в нём самом, он стал старым, тупым, не обучаемым и замшелым. А теперь представь себе Велеслава, тысячелетиями рыскающего по белому свету. Он и раньше-то умом не блистал, а сейчас, вообще, из него выжил, сил у него не осталось, денег у него нет, на работу его не берут. Кому он нужен, мудрила грешный. Зачем ему бессмертие? Для него оно — тяжкое бремя.
— Пожалуй.
— Так оно и есть.
— Помню, я в Интернете читал, — поделился Бурмакин, — что самыми умными, как ни странно, являются дети. В нашем мозгу двести миллиардов нервных клеток, и их число, увы, не увеличивается. До двадцати лет количество клеток остаётся неизменным, а потом они начинают гибнуть. После тридцати процесс гибели клеток мозга ускоряется, а после сорока — приобретает лавинообразный характер. Поэтому ребёнок до десяти лет в состоянии выучить хоть десять иностранных языков, а дяденька после сорока один-то с трудом вытягивает. Он наполняет нервные клетки информацией, а они гибнут, он наполняет, а они гибнут. Артель «Напрасный труд».