Но он не успел добраться и до половины лестницы, как лист, который устанавливал его друг, покачнулся, Петрак-младший потерял равновесие и сорвался вниз.
Когда мы прибежали к подножию каупера, Петрак-старший ползал у кровавой лужи и не подпускал врача к искалеченному телу товарища. Мы решили, что Петрак помешался. И когда он, плача, побежал за носилками, кто-то хотел остановить его. Но начальник строительства сказал:
— Пусть идет. Слезы облегчат ему душу.
На следующий день мы всем участком хоронили товарища. Петрака-старшего с нами не было. Только на третий день после несчастья Вера разыскала его у горы Дальней. Но Петрак не стал с ней разговаривать и ушел в поле. Вечером, когда мы заканчивали смену, Петрак явился на доменный участок. Он поднялся со старой своей нагревальщицей наверх, сам заклепал последний лист каупера и написал на нем имя своего друга. Эта надпись долго белела в небе, напоминая нам о большой любви и настоящей дружбе.
Вы спросите: что стало с Верой? Она до сих пор живет в Магнитогорске. Сначала она думала, что Петрак успокоится и вернется к ней. Но спустя полгода ожидание наскучило Вере, и она вышла замуж за инженера мартеновского цеха.
1931 г.
РАССКАЗ О ВЕДУЩИХ ШЕСТЕРНЯХ
В девять часов господин Гартман поругался с бригадиром Банных. В десять он поссорился с инженером Тумасовым, и, наконец, за сорок пять минут до «шабаша» Гартман дал приказание немецким рабочим бросить монтаж и демонстративно ушел.
Гартман ушел, сильно хлопнув дверью, чтобы научить бригадира Банных с большим уважением относиться к установившимся традициям фирмы «КАСТ» и привычкам ее инженеров.
— Вы скажите им, — говорил Гартман переводчице, — что наша фирма вышла из того возраста, когда легкомысленные эксперименты увеличивают прибыли держателей ее акций Долголетняя практика фирмы «КАСТ» убедила нас, что топки котлов ее системы монтируются не менее шестидесяти дней и семнадцати часов. Менять свои правила мы не намерены, поэтому, если господин Банных и инженер Тумасов станут настаивать на более коротком сроке, мы вынуждены будем снять с себя ответственность за работу будущей электрической станции и не участвовать в монтаже котлов.
Девушка наспех перевела речь господина Гартмана «господину» Банных и побежала по мосткам догонять немцев.
Пока господин Гартман бушевал в котельной, господин Поляс кричал худенькому восемнадцатилетнему автогенщику Мордуховичу:
— Сумасшедшая страна, больные люди! Вы безответственно рискуете репутацией солидной фирмы «Бергман» и предлагаете ей несерьезные сделки! Вы требуете, чтобы мы смонтировали турбину на двенадцать тысяч киловатт за двадцать дней, когда турбина «Бергмана» с самого основания фирмы монтировалась по три — четыре месяца. Я монтировал турбины в Гамбурге, Берлине, Будапеште, Стокгольме! Монтировал их в готовых станционных зданиях, чистоте которых может позавидовать комната любой фрау из Нейкельна. Вы же имеете смелость заставлять нас сокращать сроки монтажа! И где? В здании вашей ЦЭС, в здании, которое не имеет крыши, фундамента и окон. Где вы видели, господин Мордухович, чтобы в машинном зале одновременно с монтажом турбины копали землю, лили в колонны бетон и сдирали над головой части старой опалубки? Турбина «Бергмана» не мясорубка, которую можно собирать на грязном столе рядом с немытой посудой и картофельными очистками, а инженер Поляс не мальчишка. Поляс, господин Мордухович, серьезный человек, и он не может согласиться на сроки монтажа, которые родились в не совсем здоровых головах ваших комсомольцев.
Конфликт назревал.
Господин Гартман, представитель фирмы «КАСТ», месяц назад прибыл на строительство. Поезд пришел в одиннадцать ночи. Несмотря на это, свежевыбритый Гартман ровно в восемь часов утра стоял перед столом начальника тепломонтажного отдела. Гартман впервые приехал в Советский Союз. Поэтому он очень сдержанно представился инженеру Тумасову и попросил проводить его на место работы.
По дороге к котельной немец ни разу не осквернил своих свежевыбритых щек улыбкой: зачем улыбаться в чужой стране, чужому человеку?
Только взобравшись по трапу в котельный зал, Гартман внезапным вопросом нарушил молчание:
— А где же крыша?
— Запоздала. Железные стропила задержаны в мастерских конторы Стальмоста.
— А вы передайте заказ другой фирме, — посоветовал Гартман, — потребуйте неустойку.
Тумасов улыбнулся. Воцарилось неловкое молчание. Первый совет немецкого инженера растворился в воздухе.
— А что это такое? — снова задал вопрос Гартман.
— Бетонировка фундамента под турбогенератор. Небольшое запоздание наших строителей. Щебенка заела.
— Кризис? — осведомился Гартман.
— Нет. Недостача автотранспорта.
— Позвоните в гараж.
— Там тоже недостача.
— Тогда в другой гараж, в третий.
Тумасов улыбнулся. Он улыбался в это утро уже второй раз.
— Но когда же все-таки кончатся все эти работы? Когда вы покроете здание крышей, остеклите котельную и помоете полы для того, чтобы нам можно было приступить к монтажу?
— А вы начинайте работу без окон и без крыши. Крышу мы будем стеклить одновременно с монтажом и установкой оконных переплетов. А полы успеем помыть и после монтажа.
Гартмана такая система работ удивила. Он сначала растерялся, затем возмутился, а возмутившись, осмелел.
— Я не знал, — сказал он, — что большевики надевают нижнюю сорочку поверх смокинга. Я привык монтировать котлы в готовом здании, и ваш способ работ мне не знаком.
— А вы познакомьтесь, — посоветовал Тумасов. — Это невредно. Кстати, познакомьтесь и с товарищем Банных. В этом деле он вам посодействует.
Банных приехал на Магнитострой немногим ранее господина Гартмана. Банных не монтировал топок фирмы «КАСТ» ни в Гамбурге, ни в Берлине, ни в Стокгольме. Банных прибыл к горе Магнитной по путевке ленинградских рабочих с пятой государственной электрической станции, и у него была своя точка зрения на темпы монтажа и строительства.
Исходной точкой для него был человек. Посему с него, с человека, и начал свою работу Банных.
Сорок человек числилось по табелю в бригаде Банных. Сорок номеров было отведено им в ящике СУРС (стол учета рабочей силы). Люди регистрировались в ту пору только по табельным талонам платежной ведомости. Счетоводы вели с ними беседы языком скрипучих перьев. Людей знали по номерам, а номерам вели учет минусы и плюсы: минус — прогул, плюс — работает.
Ежедневно старший табельщик давал в СУРС рапортичку, в которой говорилось:
"Сим сообщаю вам:
в бригаде Банных числится на данное число 40 (сорок) рабочих номеров, из коих 4 (четыре) уехало, 15 (пятнадцать) прогуливает, 7 (семь) вновь поступивших".
— Довольно! — сказал наконец Банных. — Мне для монтажа нужен крепкий коллектив, а не задачник с числами. Как можно работать, ежели у вас человек не человек, а номер две тысячи семьдесят первый? Мне нужен человек с именем, отчеством и фамилией. Я должен знать, откуда приехал он, из Тамбова или Донбасса, что привез он нам и что хочет взять взамен. В механизме моего коллектива сорок шестеренок. Для вас, товарищи табельщики, все шестеренки одинаковы, поэтому вы думаете, что, как ни поставь их, механизм будет работать. Чепуха! Шестерни бывают разных назначений. Одни называются ведущими, другие — ведомыми. И вот когда мы проверим назначение и качество каждой шестеренки и сделаем им хороший подбор, машина завертится. Ведущие поведут ведомых, и, смотришь, ведомые сами станут ведущими!
Человек был исходной точкой, поэтому Банных стал внимательно изучать причины прогулов и низкой производительности.
Номера стали выветриваться из внутрибригадного обращения. Под табельным номером 2071 оказался демобилизованный красноармеец Шамков, а номер 2120 гулял по бригадным спискам в лаптях сибирского колхозника Чусова.
Номера оживали, номера стали разговаривать своими собственными голосами, и Банных услышал наконец в своей бригаде и владимирское оканье, и украинский говор, и калужские словечки.
Бригада ленинградского слесаря Банных оказалась очень пестрой. Деревни из-под Тамбова, Рязани, Казани, с Урала дали таких своих представителей, которым впервые в жизни приходилось держать в руках зубило. Банных искал «ведущих», а их в бригаде было слишком мало. Старый табельщик по-прежнему сообщал:
"20 (двадцать) прогулов, 6 (шесть) уехало".
— Спросите господина Банных, — говорил господин Гартман переводчице, — почему так мало рабочих на монтаже?
— Прогуливают, — отвечал Банных.
— Прогнать с завода, — советовал Гартман.
— А где взять других?
— Наймите у ворот безработных.
Банных смеялся.
